Майор проснулся, когда на улице был уже полдень. Зрение стало обычным, как и прежде. Однако Ребров чувствовал себя совершенно другим человеком, точно внутри него произошел глобальный позитивный переворот. Тело, как ни странно, вообще не болело. Наоборот, оно было полно сил, словно к нему вернулась вторая молодость. Весь организм стал легким и подтянутым.
Дома никого не было. Дочь ушла в институт, жена, очевидно, на рынок. Ребров, насвистывая веселую мелодию, сделал зарядку, чего давно уже не делал. Потягал запылившиеся гантели. И в бодром настроении отправился в душ. Помывшись, он привычным движением выдавил из тюбика крем для бритья и стал наносить его помазком на двухдневную щетину, не переставая напевать себе под нос. И тут, взглянув на себя в зеркало, Ребров замер. Его волосы, пятнадцать лет назад начавшие седеть, превратились в темно-коричневые. Мелкая сетка морщин на лице пропала. Исчезли мешки под глазами и желтизна кожи. Лицо каким-то непонятным образом восстановило свой естественный здоровый цвет. Но самое главное — глаза. Они стали не только насыщенно-карими, но и отражали такую силу и блеск, какие были не свойственны Реброву даже в молодости. Майор присел на краешек ванны. А затем снова вскочил, вглядываясь в собственное отражение. Он пытался осмыслить: какие метаморфозы произошли с его организмом? Но потом перестал себя мучить подобными «пустяками». Ведь это было всего лишь тело.
Закончив утренние процедуры, Ребров пошел на кухню. Заварил себе, как обычно, чай. Сделав глоток, он впервые, как ни странно, почувствовал настоящий аромат и вкус этой насыщенной воды. В нем проснулся здоровый аппетит. Пошарив в почти пустом холодильнике, он вытащил остатки продуктов и, сотворив из них бутерброды, с удовольствием стал их есть. Впервые за многие годы Ребров с наслаждением позавтракал. Напевая все ту же веселую мелодию, он оделся и отправился в РОВД отписываться за свой «несанкционированный героизм».
Ступая привычной дорогой, которой ходил уже столько лет, Ребров все больше убеждался в том, что вокруг него, оказывается, существует потрясающий мир, и он сам — частица этого природного чуда. Ребров шел и не чувствовал веса собственного тела. Краски стали намного ярче, насыщеннее, точно с глаз спала некая мутная пелена. Он видел подлинную, живую, окружающую красоту. Слышал, как в действительности поют птицы. Даже в чириканье воробьев уловил некий незатейливый спор. Он стал понимать этот мир на каком-то невербальном уровне.
Ребров подошел к остановке. Дожидаясь автобуса, он впервые за многие годы обратил внимание на кору дерева, находящегося неподалеку. Тонкие изящные изгибы чередовались с толстыми выпуклыми частями, завораживающе играя светотенью каждой прожилки. А все вместе выглядело великолепным загадочным рисунком, похожим на таинственный лабиринт, прочерченный невидимой рукой от корней до самой верхушки. Целая жизнь внутри, целая судьба снаружи… Сколько всяких событий произошло возле этого дерева и благодаря ему у других существ…
Майор подумал: «Да, каждому определено свое место в этой жизни. И каждый в этой жизни — многократно судьбоносный элемент… Странно… Поразительно… Почему же эти тайны бытия открылись именно мне?» Этот вопрос не выходил у него из головы.
В это время подъехал автобус, и перед ним распахнулись двери. «Докажи» — услышал Ребров позади себя неестественно громкий, задорный девичий голос. Майор оглянулся, почему-то подумав, что это адресовано именно ему. Но, увидев обнимающуюся молодую пару, которая, не обращая ни на кого внимания, наслаждалась своим счастьем, слегка смутился и вошел в автобус.
Ребров с трудом протиснулся внутрь, чтобы не заслонять другим проход к выходу, и встал возле сидящих старушек, мирно болтающих друг с другом. В голове эхом повторялось слово незнакомой девушки. И тут одна из старушек с такой же необычной интонацией, как показалось Реброву, произнесла между разговором фразу: «Богу, что…» Майора несколько удивили эти совпадающие звуковые частоты. Слова запали в душу. Сколько он потом ни прислушивался к их разговору, больше ничего подобного так и не услышал.
Ребров озадаченно вышел на своей остановке. В голове сами собой складывались слова, произнесенные разными людьми: «Докажи Богу, что…» Проходя мимо театра, майор привычно скользнул глазами по афишам и тут же вновь возвратился к ним. Среди всей галиматьи слов необычно была написана фраза «ты Человек». Ребров для эксперимента отвернулся. Потом снова взглянул на пестрящую рубрику афиши. И снова его взгляд сразу безошибочно попал на эти слова, точно сейчас это была для Реброва самая важная информация. Он встряхнул головой, слегка опешив от своих открытий, и продолжил свой путь.
До РОВД оставалось совсем немного, буквально двести метров. Дорога пролегала через парк. Ребров шел не спеша, прогулочным шагом, раздумывая над необычной составленной фразой. «Докажи Богу, что ты Человек… Докажи Богу, что ты Человек», — прокручивалось в его голове. Неожиданно где-то совсем рядом звонкий детский голосок громко произнес: «…и Бог поверит в тебя». Майор вздрогнул и от удивления даже обернулся.
Правильно, бабуль? — счастливо улыбаясь, лепетал пятилетний малыш, теребя за руку свою пожилую бабушку, сидящую на лавочке.
Правильно, правильно, мой хороший, — ответила умиленная старушка и поцеловала внука в лоб.
Эта сцена и главное эти слова просто потрясли Реброва до глубины души. В голове моментально сложилось готовое предложение: «Докажи Богу, что ты Человек, и Бог поверит в тебя». Нечто Сущее общалось с ним, как вполне реальное живое существо. Оно давало в знаках ответ на волнующий его вопрос. Неожиданно Реброва осенило. Это же было всегда! Это Сущее не появилось из ниоткуда и никуда не исчезало, оно постоянно присутствовало рядом с ним в течение всей его жизни. Только он, словно слепец, не замечал такой поддержки, этих знаков, которыми щедро осыпала его Судьба. Как же все просто, мудро и ясно… «Докажи Богу, что ты Человек, и Бог поверит в тебя…»
* * *
Ребров зашел в райотдел и удивился сам себе, своим новым открытиям и наблюдениям. Люди, говоря о его вчерашних действиях, словно примеряли это «покрывало» на себя. Одни смотрели на все сквозь пелену зависти. Другие гордились за себя, что работают с человеком, который всегда придет на помощь. Третьи радовались за показатели и за ту награду, которая их ожидает за такого подчиненного. Четвертые тайно посмеивались, считая его «простофилей» и «дурачком», добровольно «подставившим свою задницу под пули ради семьи какого-то торгаша». И лишь единицы, его настоящие друзья, искренне были просто рады, что все обошлось и их друг остался жив и невредим. Ребров точно чувствовал людей изнутри. Каким-то непонятным образом он ощущал, что на самом деле они думают. Оказывается, из ста процентов всех высказанных поздравительных слов лишь десять соответствовали искренним чистым помыслам. Остальные девяносто процентов — точно от лукавого. Эх, люди, люди… Однако Реброва это обстоятельство, вместо того чтобы разозлить, изрядно рассмешило. Ведь каждый из сотрудников наивно полагал, что он один такой тайнодум своего «великого величества Мнения». Но в этом-то Ребров и узрел глобальный обман, поскольку вокруг находились такие же штампованные клоны легиона Эго, и мало кто из них был действительно по-настоящему индивидуален в блеске истины своего душевного мира.
Ребров взглянул на жизнь будто под другим углом зрения. Проходя мимо «обезьянника», он подумал: а чем отличались по внутренней сути сотрудники от задержанных? Ничем, такие же люди. Раньше задержанные являлись для Реброва потенциальными преступниками, грязью людского общества. Сейчас он впервые смотрел на них человеческими глазами. Это были те же люди, со своей душой, внутренним миром, своими хорошими и плохими мыслями, недостатками, слабостями. И внешнее отличие было всего лишь в том, что однажды они поддались на провокацию своего Негатива, не замедлившего поглотить их порожденными обстоятельствами. Но от этого ведь никто по большому счету не застрахован, в том числе и сотрудники, поскольку данная проблема является поприщем внутреннего глобального сражения между силами добра и зла в каждом человеке.
Удивительно, но люди с крайне злобным складом ума в этот день как-то сторонились Реброва, как будто боялись выбелиться чем-то светлым и добрым и пошатнуть свою избранную некогда позицию. Но таких внутренних злыдней выявилось в стенах РОВД немного, впрочем как и искренне добрых. В основном люди показались Реброву стоящими на пограничной полосе между добром и злом. Куда их прельстит мысль, туда и клонило, словно пьяных штормило то в одну крайность, то в другую. Но они упорно карабкались на нейтральную полосу, будто боялись потерять из виду этот важный для них жизненный ориентир. Но люди не видели одного — объемной картины, всего того, что сразу бросилось в глаза Реброву. Ползали-то они по кругу.
