«Разговариваю вслух, становлюсь городским сумасшедшим, — подумал он. — Надо жить, не теряя себя, держаться хотя бы на уровне инстинктов. В горе инстинкты должны вытянуть. Кто это сказал? Павлов. Иван Петрович. Когда у него умер от рака любимый сын».
Он прошёл мимо отделанного черным гранитом здания драматического театра. Здесь Бобо Махкамбаев в тот день после посещения ресторана показывал общественности свою картину. Артур упрямился, не хотел идти. За неделю до этого в глуши заповедника на Шахском озере Бобо, выпив после рыбалки тутовой водки, хвастался перед Стахом и Артуром, утверждал: «Я лучший режиссёр Советского Союза!» Просто страшно было идти на просмотр, страшно подумать, что, если картина не понравится, придётся смотреть в глаза самолюбивому, капризному человеку, что‑то говорить…
Но отвертеться от Бобо было невозможно. «Все, о чём я сказал в автобусе, все это есть в картине! Если не посмотрите — обижусь насмерть!»
Картина оказалась талантливой. Непрофессиональные актёры — люди из народа — играли сами себя. Не в декорациях и павильонах, а в своих собственных глинобитных домах, среди пустыни и скал. Разворачивалась драматическая история бывших жителей горного кишлака, которых насильно сселили вниз, в знойную долину, возделывать хлопчатник. Оторванные от своих прохладных гор, от садов, они гибли, как гибли и оставленные сады. Особенно впечатляла последняя сцена, когда старый аксакал, держа на руках умирающую трёхлетнюю внучку, предавал проклятию самого Аллаха.
Воспоминание об этом просмотре, обо всём этом длинном дне общения с Махкамбаевым всплыли так ярко, словно не прошло с тех пор стольких лет, стольких событий. «Зачем он так понадобился Стаху сразу же после нашего прилёта? Бобо — кинорежиссёр, Стах — директор заповедника… Суета сует. А может, этот Бобо заболел? И Стах рассчитывает, что я его вылечу?»
Артур устал от праздношатанья по улицам, где толпы куда‑то стремящихся людей лишь подчёркивали его одиночество. Он достал из внутреннего кармана своей потёртой курточки блокнот, где был записан адрес Ирины Константиновны, решил зайти, узнать, о каком именно сюрпризе она говорила в Ботаническом саду.
Хотя он и понимал, что теперь, после смерти Анны, жизнь уже не сможет предложить ему никаких сюрпризов, все же на ближайший час–другой появлялось некое подобие цели. А у целенаправленного человека вроде бы и взгляд иной и походка. И все вокруг, кажется, становится не таким безрадостным, даже милым. Как эта вот дышащая теплом пекарня, откуда люди выносят большие плоские лепёшки. Как эта девчушка в тюбетейке, раскладывающая для продажи на перевёрнутом ящике мокрые букетики фиалок.
С купленным букетиком он прошёл мимо городской Доски почёта, где было разбито стекло и сорваны фотографии передовиков, взглянул на номер стоящего чуть в глубине улицы помпезного дома постройки сталинских времён, вошёл в тёмный подъезд и позвонил в квартиру № 2.
Ирина Константиновна, блиставшая всеми своими украшениями, тотчас открыла ему и ввела в гостиную. Старинный русский абажур низко свисал над накрытым столом. Остальная часть комнаты находилась в полутьме. Только посверкивал бок рояля, из‑за которого поднялся и вышел на свет невысокий, с короткими седыми усами человек.
— Исаак Маркович, муж сей дамы, — он протянул Артуру сухую, горячую ладонь. — Садитесь сразу к столу! Пока вас ждали, уморила голодом.
Впервые за день Артур по–настоящему поел, выпил с хозяином под картошку с селёдкой водочки. Ирина Константиновна внесла плов, приготовленный по какому‑то особому рецепту. Она то и дело пыталась завести разговор о целительстве, о парапсихологии, но Артуру не хотелось говорить, превращать эту тему в светскую болтовню, столь любезную нынче многим, тем более что сам хозяин, как он почувствовал, крайне скептически относился к модному поветрию.
Когда же выяснилось, что Исаак Маркович по профессии судебно–медицинский эксперт, что он уже несколько месяцев преподаёт эту науку на юрфаке местного университета, Артур перевёл разговор на криминалистику.
Не раз приходилось ему с помощью плотницкого отвеса и географических карт искать без вести пропавших людей. Их находили именно там, куда он указывал, но в большинстве случаев только весной, когда растаивал снег. Это были трупы, которые милиция с жутковатым равнодушием называла «подснежники».
Оказалось, что Исаак Маркович месяц назад защитил докторскую диссертацию. Много лет её не давали защитить в Ленинграде. В ноябре по совету какой‑то замечательной женщины они переехали сюда, успели обустроиться, обжиться. Вакантных должностей для специалистов стало много, свободных квартир — тоже: так называемое русскоязычное население спешно покидало раздираемую междоусобицами республику.
— Чему же посвящена ваша диссертация? — спросил Артур, когда хозяйка подала чай.
— Не знаю, будет ли вам это интересно… На основании многолетней практики, не только моей, но громадного статистического материала, обнаружилось: в лапы преступников попадают преимущественно так называемые потенциальные жертвы. Да, представьте себе, достаточно большой процент населения так выглядит, так ведёт себя, что просто притягивает к себе внимание криминальных личностей. И это не зависит ни от моральных принципов, ни от уровня образования будущей жертвы.
— От её поведения, что ли? — спросил Артур.
— И от поведения. От ряда вполне регистрируемых признаков. Их порой подсознательно, а чаще вполне профессионально угадывает преступник. От того, как человек идёт, какое у него выражение лица, как одет, и так далее, и тому подобное. Самое обидное, что этих потенциальных жертв ограблений, изнасилований, убийств можно выявлять уже в раннем возрасте, работать с ними, предупреждать о грозящей опасности, да только никто не хочет этим заниматься. От меня отмахиваются, как от юродивого. Не до того! Спасибо хоть здесь дали докторскую защитить. Даже опубликовали на правах рукописи с грифом «Для служебного пользования». Практически засекретили.
— И все‑таки, если не секрет, как они выявляются, эти будущие жертвы? По шишкам на черепе — по методу Ламброзо?
— Все проще… — начал было объяснять Исаак Маркович.
— Извини, нам пора, — перебила его Ирина Константиновна. — Иначе опоздаем.
— Давайте не пойдём! — взмолился Артур. — Мне так хорошо у вас, интересно!
— Идите, — мягко улыбнулся хозяин. — Как бы к этому ни относиться, Ирочка в самом деле приготовила вам любопытную встречу. А двери этого дома всегда открыты.
…Позванивая бусами и браслетами, Ирина Константиновна вела Артура какими‑то тёмными дворами, говорила:
— Когда хожу здесь, сама чувствую себя потенциальной жертвой. Не беспокойтесь, это близко, рядышком.
— Не беспокоюсь, а сожалею. Уводите от такого интересного человека. Я‑то думал, это и есть сюрприз.
— Сюрприз впереди, — загадочно промолвила Ирина Константиновна. — Сколько вы здесь пробудете? Может быть, через неделю сюда приедет в командировку потрясающая женщина. Вот это будет сюрприз!
Она подвела его к низкому одноэтажному зданию, расположенному посреди слабо освещённого двора. Над крыльцом Артур различил вывеску «Ясли–сад № 34».
— Я уже успела ему кое‑что рассказать о вас, когда шла с работы, — шепнула Ирина Константиновна.
Артур нахмурился. Кому рассказать? Что могла знать о нём эта чересчур активная женщина, с которой он познакомился лишь сегодня утром в Ботаническом саду?
Вошли в большую комнату, очевидно служившую днём игровой для ребятишек. Сейчас все игрушки были сдвинуты в угол, а посреди на ковре кувыркались толстые женщины, туго обтянутые спортивно–тренировочными костюмами.
— Намасте! — обратился с приветствием к Артуру высокий, худой человек неопределённого возраста со смеющимися глазами.
— Салям алейкум, — нарочно невпопад ответил тот на священное индусское приветствие.
Человек этот не был похож ни на русского, ни на мусульманина, ни тем более на индуса.
Все так же смеясь глазами, он предложил сесть на составленные у окна расписные детские стульчики, подождать десять минут до окончания занятий.
— Чему он их учит? — спросил Артур, примащиваясь на подоконнике рядом с Ириной Константиновной.
— Я тоже ходила в группу, — шепнула она. — Похудание, оздоровление, подключение к Космосу. Здесь в основном продавщицы, официантки.
— Ну‑ка, бабоньки, встанем на головки, покажем гостям, что мы умеем! У кого попа перевешивает, не стесняйтесь, обопритесь пятками о стенку. Так. А теперь хором скажем: А–У-ММ… Ауум мани падме хумм. Хуммм! Тяните «М», а то у вас может получиться неприличное слово… Хум–ммм. Так. Почти похоже на дело. А теперь садитесь в позу заключительной медитации!
Послышался глухой стук падающих на ковёр тел.
