Например, в такой стране, как Индия, СПИД не возникнет; пока Индия остается моногамной страной, это невозможно — по той простой причине, что люди всю жизнь знают только свою жену, только своего мужа. И им всегда любопытно, как бы это было с женой соседа. Это огромное любопытство сохраняется всегда, но для извращений возможностей нет.
Для извращения совершенно необходимо, чтобы тебе надоело менять женщин, чтобы ты хотел чего-то нового. Тогда мужчины начинают пробовать мужчин — это кажется чем-то новым, женщины начинают пробовать женщин — это немного по-другому. Но надолго ли? Вскоре это опять одно и то же. И снова возникает тот же вопрос. В этом состоянии ты пробуешь все что можно, но постепенно становится ясно одно: все это бесполезно. Любопытство исчезает. И тогда какой смысл жить ради завтра? Раньше было любопытство: завтра может произойти нечто новое. Теперь ты знаешь, что ничего нового никогда не произойдет. Нет ничего нового под солнцем. Новое — это лишь надежда, которая никогда не сбывается. Ты пробуешь все виды дизайна в мебели, доме, архитектуре, одежде — и все безуспешно.
Когда все кончается неудачей и на завтра надежды больше нет, воля к жизни не может оставаться по-прежнему яростной, сильной, настойчивой. Она начинает ослабевать. Кажется, жизнь теряет свой сок. Ты жив, но что тебе еще остается? Ты начинаешь думать о самоубийстве.
Говорят, Зигмунд Фрейд сказал: «Я не встречал ни одного человека, который хоть раз в жизни не думал бы о самоубийстве». Но сейчас Зигмунд Фрейд устарел, отстал от жизни. Он говорил о психически больных людях, потому что имел дело с людьми именно этого типа.
Мой собственный опыт говорит о том, что бедный человек никогда не думает о самоубийстве. Я сталкивался с тысячами бедных людей — никто из них никогда не помышлял о самоубийстве. Они хотят жить, потому что еще не жили. Как они могут думать о самоубийстве?
Жизнь может дать так много, и они видят, что все вокруг наслаждаются самыми разными вещами, а сами они еще не жили. У них есть мощный импульс, сила жить. Многое нужно сделать, многого нужно добиться. Целое небо амбиций открыто, а они еще даже не изведали землю. Ни один нищий никогда не думает о самоубийстве. С точки зрения логики, все должно быть как раз наоборот: каждый нищий должен думать о самоубийстве, но ни один нищий никогда не думает, даже если он слепой, парализованный, калека...
В бедных странах никто не думает о самоубийстве, в бедных странах не возникает вопроса о смысле жизни. Это западный вопрос. В чем смысл жизни? На Востоке никто не задается этим вопросом. Запад пришел к такой точке насыщения, где человек испытал все, ради чего стоит жить. Что дальше? Если у тебя достаточно мужества, ты совершишь самоубийство — или убийство...
Как только эта болезнь, СПИД, распространится... а она уже распространяется, она стала эпидемией и в Америке. Политики молчат, священники молчат, потому что проблема слишком велика, и ни у кого, по-видимому, нет никаких предложений, как ее разрешить, — поэтому лучше промолчать. Но долго ли вы сможете молчать?
Проблема распространяется, и когда она распространится шире, вы будете удивлены: особенно будут затронуты СПИДом священники, монахини и монахи. Они будут на первом месте, СПИД затронет их больше всех, потому что они занимались извращенным сексом дольше, чем кто-либо другой. Калифорния — молодая страна. Эти монахи и монахини жили в «Калифорнии» на протяжении столетий.
Мне кажется, это духовная болезнь. Человек подошел к такому месту, где дорога кончается. Возвращаться назад бессмысленно, потому что все, что он увидел и пережил, показывает ему, что в этом ничего нет; все оказалось бессмысленным. Возвращаться назад нет смысла, а дальше дороги нет — перед ним пропасть. В этой ситуации неудивительно, если он теряет желание, волю к жизни.
Было экспериментально доказано, что, если ребенок не растет среди любящих людей — мать, отец, другие маленькие дети в семье, — если ребенка не воспитывают любящие люди, ему можно дать любое питание, но его тело увянет. У него есть все необходимое — все медицинские потребности удовлетворены, о нем заботятся, но ребенок продолжает чахнуть. Болезнь ли это? Да, медицинский ум видит болезнь во всем: наверное, что-то не так. Медики будут исследовать факты, искать причину. Но это не болезнь.
Воля ребенка к жизни не проснулась. Ему нужно тепло любви, радостные лица, танцующие дети, тепло материнского тела — определенное окружение, которое позволяет ему чувствовать, что жизнь таит необычайные сокровища для исследования, что в ней столько радости, танца, игры, что жизнь — это не только пустыня и в ней есть огромные возможности. Он должен видеть эти возможности в глазах, в телах тех, кто его окружает. Только тогда в нем развернется воля к жизни — почти как весна. Иначе он будет чахнуть и умрет; без всякой физической болезни он начнет чахнуть и умрет.
Я посещал приюты для сирот; один из моих друзей, Рекчанд Парекх, в Чанда Махараштра содержал приют для сирот, в котором было от ста до ста десяти сирот. Туда поступали сироты двух-трех дней от роду; люди просто оставляли их у дверей приюта. Он хотел, чтобы я приехал и посмотрел. Я сказал: «Когда-нибудь в другой раз, потому что я знаю: то, что я увижу, наполнит меня грустью». Но он настаивал, и однажды я приехал, и то, что я увидел... О детях заботились, как только могли, он щедро тратил на них свои деньги, но они могли умереть в любой момент. Там были доктора и медсестры, медицинское оборудование, еда — было все. Он даже отдал свое красивое бунгало, а сам переехал в бунгало меньшего размера; в приюте был красивый сад; было все, хроме воли к жизни. Я сказал ему:
— Эти дети будут продолжать медленно умирать.
— Это ты мне говоришь? Я содержу этот приют двенадцать лет. Сотни детей умерли. Что мы только ни пробовали, чтобы удержать их в живых, но ничто не помогает. Они продолжают чахнуть, и наступает день, когда их просто больше нет.
Если бы была болезнь, мог бы помочь врач, но болезни не было. Просто у ребенка не было воли к жизни. Когда я сказал ему об этом, он тут же понял. Сразу, в тот же день, он передал приют правительству и сказал:
— Двенадцать лет я пытался помочь этим детям, но теперь я знаю, что это невозможно. Я не могу дать им то, что им нужно, поэтому пусть приют перейдет в руки правительства.
Он сказал мне:
— Я сталкивался с этим много раз, во мне не хватало ясности сообразить, что именно происходит. Я смутно догадывался, что чего-то не хватает и это продолжает убивать детей.
СПИД — другая сторона того же явления. Ребенок-сирота чахнет и умирает, потому что его воля к жизни так и не пустила росток, не развернулась, не стала текущий потоком. СПИД находится с другой стороны: внезапно ты чувствуешь себя экзистенциальным сиротой. Экзистенциальное чувство сиротства заставляет исчезнуть твою волю к жизни. А если воля к жизни исчезает, секс будет первым, на что это повлияет, потому что жизнь начинается с секса, жизнь — это побочный продукт секса.
Пока ты живешь, пульсируешь, надеешься, пока ты полон амбиций и завтрашний день остается утопией, которая позволяет тебе забыть все бессмысленные вчера, не менее бессмысленное сегодня... Но завтра, когда взойдет солнце, все будет иначе... Все религии подавали вам эту надежду.
Эти религии оказались несостоятельными. И хотя ты по-прежнему носишь ярлык — христианина, еврея, индуиста, —это лишь ярлык. Внутри ты потерял надежду, надежда исчезла. Религии не могут помочь; они были фальшивыми. Политики не могут помочь. Они никогда и не намеревались помочь, это была просто стратегия для того, чтобы эксплуатировать вас. Но долго ли может вам помогать эта ложная утопия — политическая или религиозная? Рано или поздно, когда-нибудь человек взрослеет, и происходит именно это. Человек становится зрелым и начинает осознавать, что был обманут священниками, родителями, политиками, педагогами. Все просто обманули его, подав тщетные надежды. В тот день, когда он становится зрелым и осознает это, его желание жить разваливается на части. И первой раной будет твоя сексуальность. Вот что такое для меня СПИД.
Когда твоя сексуальность начинает сжиматься, на самом деле ты надеешься, что что-то произойдет и ты войдешь в вечное молчание, навечно исчезнешь. У тебя нет сопротивления. У СПИДа нет других симптомов, кроме одного: понижается твоя сопротивляемость. В лучшем случае, ты сможешь прожить два года, если тебе повезет и ты случайно не заразишься никакой инфекцией. Любая инфекция будет неизлечима, и любая инфекция будет все более тебя ослаблять. Больной СПИДом может прожить, самое долгое, два года, а может исчезнуть и раньше этого срока. И никакое лечение не поможет, потому что никакое лечение не может вернуть волю к жизни.
То, что я делаю здесь, многомерно. Вы не осознаете полностью, что я пытаюсь сделать; возможно, вы осознаете, только когда я уйду. Я пытаюсь дать вам не надежду на будущее, — потому что это потерпело крах, — я пытаюсь дать вам надежду здесь-и-сейчас. Зачем беспокоиться о завтрашнем дне?.. Ведь завтра никогда не помогало. Веками завтра помогало вам кое-как влачить существование и подводило вас столько раз, что теперь вы не можете за него цепляться. Это было бы чистой глупостью. Те, кто по-прежнему продолжает за него цепляться, просто показывают, что они умственно отсталые.
