Надо сказать, что сами по себе протоколы этого исследования (с комментариями Андрея Владимировича) чрезвычайно увлекательны. Автор подробно изучает и аргументирует сразу несколько гипотез, лежащих в основе его работы. Но мы сосредоточимся только на результатах.
Что бы никого не томить, я, наверное, сразу скажу о правильном решении основной задачи. Схематично оно может быть сформулировано примерно так: невесомость исключает конвекцию, благодаря которой в обычных условиях обеспечивается подъём горячего воздуха вверх, из-за того что он становится более «лёгким», и приток, соответственно, холодного воздуха (с кислородом) к очагу горения, без чего горение невозможно.
Но, допустим, вы этого не знаете, и вам надо понять, будет гореть свеча в космическом корабле на орбите или нет. Задача, прямо скажем, нетривиальная.
Если вас спрашивают — она будет гореть, но потухнет, почему? — вы можете сформировать интеллектуальный, так скажем, акцептор результата действия и придумывать гипотезы, почему дело обернётся именно таким образом.
Кто-то из испытуемых рассказывал о том, как воск (парафин) будет натекать на фитиль свечи, из-за чего та будет тухнуть. Кто-то говорил, что он не будет оттекать, из-за чего свеча опять-таки потухнет.
Верным или неверным окажется ваше объяснение — дело десятое. Если известно, что что-то случится, оно уже как бы есть. В этом нет времени…
А вот если вы не знаете, как будет происходить процесс этот горения — потухнет или не потухнет, — то вы стоите перед абсолютной неизвестностью. Какую гипотезу вам формировать? Про «потухнет» или про «не потухнет»?
Ну ладно, допустим, что у вас есть гипотеза на «потухнет». И даже, например, правильная, через объяснение феномена конвекции, о существовании которого вы знаете хотя бы потому, что батареи комнатного отопления ставят ближе к полу, а не вешают на потолке.
Но как вы можете в этом убедиться, если вы не можете это проверить?
В конце концов, можно же воспользоваться и другой «подсказкой» экспериментатора — там задачка про диффузию, про то, почему сливки на молоке скапливаются сверху.
Тут логика будет подсказывать нам другой ответ на основной вопрос — да, невесомость, да, нет конвекции, но воздушная среда-то есть — мы же, в конце концов, не в открытом космосе, а в космическом корабле…
Коли так, то свеча, возможно, всё-таки будет гореть — благодаря диффузии кислорода. Какой-то кислород в пламени, конечно, сгорает, его здесь становится меньше. Но это должно приводить к диффузии кислорода к пламени, поэтому хоть и не гореть, но тлеть наша свеча должна! Тоже вариант.
Так будет свеча гореть в таких условиях или нет? Какое из возможных решений этой задачки нам следует обосновывать, если правильность ни одного из вариантов нельзя экспериментально проверить?
Нет ответа. Всё это — будущее, и оно неизвестно. С будущим всегда так.
Вот, допустим, женщина решается беременеть и рожать. Но что она знает о своём реальном будущем? Сможет ли она забеременеть и выносить? Родится ли ребёнок живым и здоровым? А если больным, то насколько? Не погибнет ли он в первый год жизни или в первые пять лет? Будет ли у неё возможность воспитать его как следует? Хватит ли ей на это собственного здоровья?
Или, может быть, ну не дай бог, конечно, он вырастет, что-то у него в голове заклинит, и он убьёт её… Возможный вариант развития событий. К сожалению, нередко такое случается. Но вряд ли женщина таким представляет себе своё «потребное будущее». Так стоит ли игра свеч?
Будущее — это не то, что мы воображаем, думая о будущем. Будущее всегда неизвестно, его нельзя вообразить.
То, что нам кажется, что мы можем предсказывать будущее, обусловлено «предиктивным кодированием», принципом работы «функциональных систем» и «акцептором результата действия». Здесь всякое будущее — лишь «память на будущее», то есть нечто уже бывшее.
Плюс к этому есть значительное число задач, которые имеют понятные, зачастую даже прописанные алгоритмы решения, а потому в каком-то смысле они уже решены. Мы не ждём от них «сюрприза». Впрочем, мы вообще не ждём «сюрпризов», они просто настигают нас.
Да, есть теория вероятностей, которая, как кажется, вполне может претендовать на теорию «будущего», но ведь и она не содержит в себе правильных (с точки зрения конечного результата) решений.
Вы можете поступить правильно — то есть поставить на максимально вероятный вариант развития событий, но попасть в ту «раздачу», где сыграет решение с минимальной вероятностью. Вам и не следовало делать такую ставку, да вы и не поставили. А она возьми да и сыграй!
Впрочем, как показывают знаменитые опыты-эксперименты-эвристики-искажения-предубеждения-предвзятости Даниеля Канемана, Амоса Тверски и множества их коллег по когнитивной психологии и поведенческой экономике, человек даже с теорией вероятности не в ладах, принимая решения. Что уж говорить о чём-то большем?
С другой стороны, есть что-то вроде хорошей новости: мышление как некая целенаправленная деятельность в неизвестном направлении — это и есть наше с вами переживание будущего (если не считать эпизодов паники, а то и полноценных панических атак, когда будущее переживается как некая фатальность — смерть или что-то около того).
Давайте попробуем представить, что творилось в головах испытуемых профессора Брушлинско-го, которые, решая задачу, должны были найти ответ, которого, во-первых, не существовало в их опыте и который, во-вторых, непонятно было как получить.
Человек в таком состоянии не может воспользоваться готовой формулой, поэтому «наплыва» соответствующих воспоминаний из «заднего мозга» ожидать не приходится. Надо искать решение, которого там ещё нет.
И это очевидно приводит к перенапряжению лобной коры («переднему» мозгу) — наведённая, так сказать, задачей «гиперфронтальность». Она запрашивает у «заднего» мозга данные — хоть какие-то, чтобы нарисовать образ предсказуемого будущего.
«Задний» мозг предлагает какой-то ограниченный набор данных, которые «передний» мозг пытается как-то организовывать.
Это обычное для нас состояние, когда, решая какой-то серьёзный для себя вопрос (например, увольняться с текущей работы или нет, войти в какой-то бизнес или, наоборот, не входить, браться за какой-то проект или нет, сохранять отношения с каким-то человеком или порвать с ним), мы словно бы не имеем данных.
То есть мы как бы думаем сам вопрос, причём напряжённо, зачастую мучительно, но не учитываем никаких фактов — «просто думаем».
Поэтому, например, когда мы работаем с методикой «факт-карт», мы не штурмуем сам вопрос. Напротив, мы как бы отходим от него и начинаем запрашивать у «заднего» мозга, что он вообще знает по поводу задачи, какие факты могут иметь хоть какое-то отношение к делу.
Постепенно на факт-карте появляются целые семейства фактов, из которых и рисуется образ сначала «потребного», а затем и «искомого будущего».
Да, это ещё не финальное решение, не развёрнутая «программа действий». Да, мы не знаем, к каким результатам мы придём, но у нас хотя бы появляется образ «искомого будущего» — как бы вытянутый «передним» зеркалом из «заднего».
Или, по крайней мере, мы узнаём, где у нас содержательные лакуны, какой информации нам недостаёт, что нам нужно ещё сделать, чтобы их восполнить. Но в любом случае — это уже делается в некой прямой и обратной связи между осознанным «потребным будущим» и «искомым».
Итак, мы можем подвести некоторые промежуточные итоги.
«Память на будущее» — основный механизм представления будущего, который реализуется в отношениях «переднего» и «заднего зеркала», лобно-теменных петель.
Однако она не является «переживанием будущего», напротив — обусловлена механизмами мозга, ответственными за избежание неопределённости («предиктивное кодирование», «акцептор результата действия» и т. д.).
• Кроме типичного прогнозирования будущего и воспоминаний о прошлом («память» и «память на будущее»), есть также два состояния переживания времени:
