Исократ - Собрание речей

Если вы сами обстоятельно рассмотрите эти и подобные им факты, то увидите, что невоздержанность и наглость являются причиной несчастий, а умеренность — благ. Вы одобряете умеренность в отдельных людях И полагаете, что те, кто проявляют ее, живут всего безопаснее и являются лучшими из граждан; но вы не думаете, что таким же образом должно вести себя и наше государство.

Между тем государствам гораздо больше следует проявлять добродетель и избегать преступлений, чем простым людям; ведь человек дурной и нечестивый может умереть раньше, чем поплатится за свои проступки; государства же вследствие того, что они бессмертны, всегда несут наказания и от людей, и от богов. Учитывая все это, вам не следует прислушиваться к тем, которые угождают вам теперь, но нисколько не заботятся о будущем и, утверждая, что любят народ, губят при этом государство в целом. И в прежние времена, когда подобным людям удавалось завладеть ораторской трибуной, они доводили город до такого безумия, что он претерпел все, о чем я только что говорил. Но удивительнее всего, что вы выдвигаете в качестве вождей народа не таких людей, которые мыслят так же, как те, кто добился величия нашего государства, а подобных — и на словах, и на деле — тем, которые погубили его. Однако же вы знаете, что хорошие руководители отличаются от дурных не только тем, что добиваются благоденствия государства, но и тем, что при первых демократический строй в течением многих лет не подвергался изменениям и не свергался[75], а при последних за короткое время уже дважды был уничтожен; знаете и то, что изгнанные при тиранах и при Тридцати, вернулись не с помощью сикофантов[76], а благодаря людям, которые ненавидят подобных лиц и пользуются величайшим уважением за свою порядочность. Несмотря на то что сохранилось столько воспоминаний, в каком состоянии было государство как при хороших, так и при дурных руководителях, мы так благосклонны к испорченности наших ораторов, что, даже видя, как из — за вызванных ими войн и распрей сами они из бедняков стали богатыми, а из, остальных граждан многие лишились даже отцовского наследия, мы не сердимся и не возмущаемся их благоденствием; нет, мы миримся с тем, что наш город обвиняют за то, что он притесняет эллинов и взимает с них дань, а они наживаются на этом, что наш народ, который, по их словам, должен властвовать над другими, на деле оказался в худшем положении, чем те, кто рабски повинуются олигархиям; а эти люди, у которых не было ничего за душой, благодаря нашему безрассудству поднялись из убожества до благосостояния. Однако же Перикл, который ранее их был вождем народа и возглавлял государство, — тогда благоразумия было, правда, меньше, чем перед захватом морского могущества, но политическая линия еще была сносной — не стал стремиться к личному обогащению; нет, он оставил после себя состояние меньшее, чем унаследовал от отца, зато на акрополь внес восемь тысяч талантов, не считая священных денег[77]. Нынешние же руководители настолько отличны от Перикла, что дерзают говорить, будто из — за заботы о государственных делах не могут уделять внимания собственным, а в действительности эти якобы находящиеся у них в пренебрежении дела принесли им такие прибыли, о каких они прежде даже богов не смели молить; а народ наш, о котором они, по их словам, пекутся, оказался в таком положении, что никто из граждан не живет легко и радостно, и город полон стенаний. Одни вынуждены перечислять самим себе свои лишения и недостачи и оплакивать их, другие жалуются на множество возлагаемых на них поручений и литургий, на неприятности, связанные с симмориями[78] и процессами об обмене имущества[79]: последние доставляют столько огорчений, что жизнь состоятельных людей оказывается плачевнее жизни тех, кто пребывает в постоянной нужде. Меня удивляет, если вы не способны понять, что нет более зловредной для народа породы людей, чем бесчестные ораторы и демагоги. Они больше всего хотят, чтобы вы, в дополнение ко всем прочим горестям, терпели недостаток в предметах первой необходимости, ибо они видят, что люди, которые в состоянии удовлетворить свои нужды из собственных средств, стоят на стороне государства и тех, кто дает ему наилучшие советы; те же люди, которые живут от доходов, получаемых ими в дикастериях и народных собраниях[80], поневоле в силу нужды идут на поводу у бесчестных демагогов и весьма признательны за возникающие благодаря последним судебные преследования, процессы и ложные доносы. Поэтому им доставило бы величайшую радость увидеть всех граждан в таких стесненных обстоятельствах, какие обеспечивают им владычество. Наилучшее тому доказательство: они заботятся не о том, как доставить нуждающимся средства к жизни, но о том, чтобы и тех, кого считают мало — мальски обеспеченными, низвести до уровня бедняков. Какое же может быть избавление от нынешних наших несчастий? Об этом я больше всего говорил, правда, не в одном каком — либо месте, а каждый раз, когда для этого был подходящий повод. Пожалуй, нам легче будет вспомнить, если я попытаюсь снова повторить наиболее существенное, сведя все воедино. Средства, с помощью которых можно было бы исправить и улучшить положение нашего города, следующие: во — первых, если мы советниками в государственных делах сделаем таких людей, каких мы хотели бы иметь советниками в наших частных делах, и перестанем считать сикофантов сторонниками демократии, а людей почтенных и добропорядочных — приверженцами олигархии. Мы должны усвоить, что никто не является демократом или олигархом по природе, а каждый хочет, чтобы утвердился такой политический строй, при котором он будет занимать почетное положение.

Во — вторых, если мы согласимся обращаться с союзниками как с друзьями, и не будем на словах предоставлять им автономию, а на деле позволять стратегам поступать с союзными городами как им заблагорассудится[81]; если мы будем руководить не как деспоты, а как союзники, поняв, что мы сильнее каждого из греческих городов в отдельности, но слабее всех их вместе. В — третьих, если вы превыше всего — разумеется, после благочестия к богам — будете ставить свою добрую славу среди эллинов. Тем, кто так к ним относится, они добровольно вручают и владычество, и гегемонию.

Если бы вы последовали моим советам, а кроме того, свою воинственность проявляли в учениях и приготовлениях, а миролюбие — в том, чтобы ничего не делать вопреки справедливости, вы добились бы процветания не только нашего города, но и всех эллинов. Ибо ни один другой город не осмелится притеснять их. Напротив, когда они увидят, что наше могущество стоит на страже и наготове для помощи притесняемым, они будут бояться и соблюдать полное спокойствие. Впрочем, как бы эти другие города ни поступали, наше положение будет хорошим и выгодным. Так, если другие сильные государства решат воздерживаться от несправедливых действий, заслугу за эти блага припишут нам. Если же они попытаются совершать несправедливости, все, кто боятся и терпят от них зло, прибегнут к нашей помощи с бесчисленными мольбами и просьбами, вручая нам не только гегемонию, но и самих себя. Так что у нас не только не будет недостатка в людях, с помощью которых можно будет пресечь обидчиков, но мы приобретем множество союзников, готовых ревностно сражаться вместе с нами. Какой только город или какой человек не захотят быть с нами в дружбе и союзе, когда увидят, что мы в одно и то же время и справедливее всех, и обладаем величайшим могуществом; что мы хотим и можем спасать других, а сами ни в какой помощи не нуждаемся? Каких только успехов не добьется наш город при таком благоволении к нам других эллинов? Сколько богатств притечет к нам, когда мы станем спасителями Эллады? Кто не будет восхвалять нас — виновников стольких великих благ? Однако же из — за преклонного возраста я не в состоянии охватить в своей речи все то, что представляется моему разумению; скажу только одно: в обстановке несправедливостей и безумств, совершаемых другими, великое дело — первыми проявить благоразумие, выступить в защиту свободы эллинов, получить наименование не губителей, а спасителей их, прославиться своей добродетелью и приобрести такую же добрую славу, какая была у наших предков.

Мне остается сказать о самом главном, к чему направлено все сказанное до сих пор. Исходя из этого надо оценивать действия нашего государства. Если мы хотим покончить с нашей нынешней дурной славой, мы должны прекратить бесцельные войны, на вечные времена получить для нашего города гегемонию, стать враждебными к любой тиранической власти и олигархии, памятуя, какие бедствия связаны с ними, и избрать в качестве образца для подражания лакедемонских царей. У них, правда, меньше возможностей совершить несправедливость, чем у простых граждан[82], но жизнь их намного счастливее, чем у обладателей тиранической власти; ведь люди, убившие тиранов, получают от своих сограждан величайшую награду[83], а в Спарте те, которые не решаются умереть в сражении за своих царей, подвергаются большему бесчестью, чем покинувшие место в строю и бросившие щит[84]. Подобная гегемония заслуживает того, чтобы к ней стремиться. От наших собственных действий зависит, удостоимся ли мы у эллинов тех же почестей, какие спартанские цари получают от своих граждан; это произойдет, если эллины убедятся, что наше могущество является источником не порабощения, а спасения их.