8
Насмешки и поношения не стоят, мне кажется, ничего: если им противостоит крепкий духом человек, они не действуют; иное дело, если человек слаб и ничтожен — насмешки не только задевают его, но доводят подчас до гибели. Доказательство тому следующее: Сократ на издевательства комедии отвечал смехом, а Полиагр повесился.
В юности Аристотель промотал отцовское наследство и волей-неволей сделался воином. Но ему пришлось бесславно распрощаться с этой жизнью и стать торговцем лекарственными снадобьями. Незаметно пробравшись в Перипатос[193] и слушая там философские беседы, он благодаря исключительной даровитости усвоил начала знаний, которыми обладал впоследствии.
Афиняне неустанно заботились о своем морском могуществе, но в различное время, то побеждая, то терпя поражения, они потеряли в Египте двести триер с командой,[194] у берегов Кипра — сто пятьдесят,[195] двести сорок в Сицилии[196] и двести триер в Геллеспонте.[197] Сорок тысяч гоплитов пали у них в Сицилии и десять тысяч под Херонеей.[198]
Фракийский царь (пусть имя его назовет кто-нибудь другой) бежал при приближении Ксеркса к пределам Эллады на высоты Родопы и своим шестерым сыновьям запретил участвовать в битвах против греков. Они ослушались отца; когда сыновья вернулись, он ослепил всех шестерых. Поступок этот нельзя назвать греческим.
Не могу не отозваться с похвалой о следующем поступке афинян: афинянин Демад предложил в народном собрании объявить Александра тринадцатым богом.[199] Все были возмущены этим неслыханным нечестием, и Демад был приговорен к штрафу в сто талантов за то, что он осмелился причислить смертного к сонму олимпийцев.
Афиняне, что касается формы правления, были очень непостоянны и в высшей степени склонны к переменам. Они спокойно подчинились власти Кекропа, Эрехтея, Тесея, а затем потомков Кодра.[200] С тиранией познакомились при Писистратидах,[201] а аристократическое правление длилось в Афинах до эпохи четырехсот.[202] Затем десять граждан в течение годового срока управляли городом,[203] и, наконец, в период главенства тридцати,[204] господствовал произвол. Не знаю, достойны ли одобрения столь быстрые смены государственного устройства.
Существовал такой аттический закон: кто увидит непогребенное человеческое тело, должен бросить на него хотя бы горсть земли, хоронить же следует лицом к закату. И еще: не разрешалось резать рабочего быка, который тянет плуг или повозку пахаря, потому что он землепашец и помогает человеку в трудах.
В Аттике убийства с заранее обдуманным намерением разбирались в ареопаге,[205] непреднамеренные убийства — в Палладии.[206] Дела тех, кто признавался в совершении убийства, но утверждал, что поступил законно, расследовали в Дельфинии.[207]
Один мальчик на глазах кого-то, кто был вместе с ним в храме, поднял золотой листик, отвалившийся от венка Артемиды. Судьи положили перед ним на выбор игрушки, кости и подобранный листик. Мальчик предпочел всему золото. Поэтому он был приговорен к смерти как храмовый вор; судьи не снизошли к его возрасту и назначили кару сообразно проступку.
Афиняне столь благочестивы, что приговаривают человека к смерти, если он срубит даже небольшой каменный дубок, растущий перед храмом какого-нибудь их героя. А Атарбу они не простили того, что он убил священного воробья Асклепия, и наказали за это смертью, не посчитавшись ни с его неведением, ни с безумием (одни говорят, что Атарб совершил проступок по незнанию, другие, что он действовал в состоянии умопомрачения), ибо почтение к богу ставили выше того и другого.
Когда суд ареопага судил какую-то отравительницу (она в это время была беременна) и приговорил ее к смерти, женщина не была казнена, пока не разрешилась: судьи не подвергли наказанию невинного младенца и покарали только преступницу.
Трагического поэта Эсхила обвинили перед судом в нечестии за какую-то его драму. Когда афиняне уже готовились побить его камнями, младший брат Эсхила Аминий, отбросив гиматий,[208] показал свою по локоть отрубленную руку. Он храбро дрался во время Саламинской битвы,[209] был изувечен в сражении и первый из афинян удостоился награды за отвагу. Судьи, взглянув на руку Аминия, вспомнили о его доблести и помиловали Эсхила.
Когда афиняне осаждали Тарент[210] и городу вследствие недостатка продовольствия грозило поражение, жители Регия решили каждый десятый день поститься и снабжать таким образом осажденных. После отхода врага и освобождения тарентийцев они в память этих дней учредили праздник, называемый Нестея.[211]
Согласно некоторым источникам, молва о Медее лжива — не она, а коринфяне убили ее детей, и миф о Колхиде, как и самое трагедия, были придуманы Еврипидом по просьбе коринфян.[212] Мастерство поэта явилось причиной того, что вымысел победил правду; а из-за преступления перед детьми Медеи коринфяне по сей день, как передают, приносят на их могиле заупокойные жертвы, воздавая необходимую дань безвинно погибшим.
После победы над халкидянами[213] афиняне разделили принадлежавшую им землю, так называемый Гиппобот,[214] на две тысячи наделов: землю, носящую название Лилант,[215] отвели для святилища Афины, остальную, руководствуясь стелами царской стои,[216] на которых были записаны соответствующие договоры, сдали в аренду, а пленных сковали оковами. Однако все это не могло утишить их гнева против халкидян.[217]
Лакедемоняне, осилив мессенцев,[218] стали брать в свою пользу половину всего, что производила их земля, свободных женщин в качестве плакальщиц заставили принимать участие в похоронных процессиях, часть мужского населения оставили на месте, чтобы они обрабатывали землю, часть продали в рабство, часть предали смертной казни.
Афиняне повинны в следующем: в счастье они не проявили должной умеренности, заставляя во время торжественных процессий дочерей и жен метеков держать над своими девушками и женщинами зонты для солнца, а мужчин метеков — носить сосуды для воды.[219]
Жители Сикиона, завладев городом Пелленой, отдали жен и дочерей своих врагов в дома разврата. Дикость, клянусь эллинскими богами, даже у варваров, сколько мне известно, необычная.
После победы Филиппа при Херонее[220] сам царь и все македоняне были окрылены успехом, эллины же пришли в великую растерянность и стали поспешно сдавать город за городом. Так поступили фиванцы, мегарцы, коринфяне, ахейцы, жители Элиды, Евбеи и Аттики; Филипп, однако, не сдержал данных обещаний; действуя самовластно и дерзко, он всех покорившихся ему сделал рабами.
Сын феспийца Гарматида,[221] так как его родной город был в союзе с Афинами, сражался против врагов[222] и с самого начала выказал мужество и доблесть. Уже более не располагая оружием, храбрец голыми руками продолжал биться с вооруженными противниками и славно окончил свою жизнь. Я назвал юношу по отцу, чтобы почтить его на гомеровский лад.[223] Желающий узнать его имя найдет его в другом месте.
Когда Исад был еще мальчиком и закон не призывал его к военной службе, он убежал из гимнасия[224] на поле боя.[225] Лакедемоняне наградили его венком за проявленную доблесть, но присудили к денежному штрафу за то, что он принял участие в битве до положенного срока и сражался, не имея полагающегося спартанцу оружия.
Лисандр умер; при жизни он обручил свою дочь; когда же девушка осталась сиротой и после смерти отца выяснилось, что он был беден, жених отказался от своего намерения вступить в брак. Эфоры[226] наложили на него денежный штраф: ведь не пристало лаконцу и вообще греку пренебрегать своим умершим другом и ставить богатство выше взятых на себя обязательств.
Несмотря на то, что участники афинского посольства в Аркадию[227] добились успеха в порученном им деле, сограждане предали их смерти за то, что посольство отправилось не тем путем, каким ему было предписано.
Разве не в чисто лаконском духе подобные установления? Спартиат, имевший трех сыновей, освобождался от несения сторожевой службы, а отец пятерых — от всех существующих повинностей. Браки полагалось заключать без приданого; было запрещено заниматься недостойным трудом всякого рода; в битву предписывалось идти в одежде пурпурного цвета, так как это, по мнению спартанцев, сообщало достоинство и, кроме того, льющаяся из ран кровь, принимая на пурпуре более темный и устрашающий оттенок, сильнее отпугивала противников; лаконский воин не имел права снять с поверженного врага доспехи; павших храбрецов увенчивали ветками лавра и других деревьев и удостаивали прославления, а тех, кто умирал на поле боя особенно отличившись, накрывали пурпурной одеждой и хоронили с почестями.
