12. Одеждой служит тончайшая пурпуровая паутина. У них нет тела, они совсем прозрачны и являют собой только облик и идею человека. Несмотря на бесплотность свою они двигаются, встречаются, мыслят и говорят, и в общем напоминают собой обнаженную душу, которая бродит, набросив на себя подобие тела. Только прикоснувшись к ним, можно убедиться, что они бестелесны и не что иное, как выпрямившиеся тени; вся разница только в том, что они не черны. Никто из них не старится, но пребывает в том возрасте, в котором явился сюда. У них не бывает ни ночи, ни сияющего дня, а страна их наполнена светом, какой бывает в предрассветные сумерки, перед восходом солнца. Они знают одно только время года, так как у них вечно царит весна, и только один ветер дует у них — зефир.
13. Вся земля их пестрит цветами и покрыта тенистыми садовыми деревьями. Виноград приносит плоды двенадцать раз в год, то есть каждый месяц; гранаты, яблони и другие фруктовые деревья даже тринадцать раз в год, так как в один из месяцев, названный по имени Миноса, они дважды дают урожай. Вместо зерен на верхушках колосьев растут хлеба, как грибы. Вокруг города текут триста шестьдесят пять источников воды и столько же рек меду, пятьдесят речек поменьше текут мирром, семь рек молоком и восемь вином.
14. Пиршества их происходят вне города на так называемых Елисейских полях. Там находится прекраснейший луг, со всех сторон окруженный густым лесом; он осеняет пирующих, ложе которых составляют охапки цветов. Им прислуживают ветры, которые приносят все, чего бы они ни пожелали, за исключением только вина, в котором они не нуждаются: около места пиршества находятся большие деревья из прозрачнейшего стекла, а на них вместо плодов растут кубки всевозможных форм и размеров; отправляясь на пир, они срывают один или два из этих кубков, ставят их перед собою, и они тотчас же наполняются вином. Так они утоляют жажду. На головах у них нет венков; вместо того соловьи и другие певчие птицы с ближайших лугов приносят в клювах цветы и осыпают, как снегом, пирующих, кружась с песнями над ними. Умащаются они следующим образом: густые облака насыщаются мирром из рек и источников и останавливаются над местом пира, где ветры понемногу выжимают облака, и они проливают тогда мирро нежной росой.
15. Во время обеда они развлекаются музыкой и песнями; у них поются главным образом поэмы Гомера, который находится тут же и пирует с ними, возлежа выше Одиссея. У них имеется хор из юношей и девушек, а запевалами выступают Эвном из Локриды, Арион с Лесбоса, Анакреонт и Стесихор, которого я тоже увидел среди блаженных, так как Елена уже помирилась с ним. После этого хора появляется второй, состоящий из лебедей, ласточек и соловьев. Когда же и эти птицы отпоют, то весь лес, колеблемый ветерками, оглашается звуками флейт.
16. Главной причиной их веселья являются два ключа, которые бьют около их места пиршества: один из них — источник радости, другой смеха. Отправляясь на пир, все пьют из каждого из ключей, поэтому-то и царят у них радость и смех.
17. Теперь я хочу рассказать, кого из знаменитых людей я видел у них: там находятся все полубоги и герои, сражавшиеся под Илионом, за исключением Аянта-локрийца, который один из всех, как говорят, несет наказание в стране нечестивых.
Из варваров там находятся оба Кира, скиф Анахарсис, фракиец Замолксис и италиец Нума, а кроме них еще лакедемонянин Ликург, из афинян Фокион и Телл и все мудрецы за исключением Периандра. Видел я там и Сократа, сына Софрониска; он болтал с Нестором и Паламедом, его окружали Гиакинф-лакедемонянин, феспиец Нарцисс, Гилас и другие многие и прекрасные юноши. Мне показалось, что он влюблен в первого из них, по крайней мере он все время выспрашивал его и опровергал его ответы. Я слышал, что Радамант был недоволен Сократом и не раз грозил ему тем, что прогонит с острова, если он не перестанет болтать глупости и не захочет перестать иронизировать во время пиршества. Только Платона не было среди блаженных; о нем говорилось, что он живет в вымышленном им же городе, подчиняясь государственному устройству и законам, которые он сам для него сочинил.
18. Самым большим почетом у них пользовались Аристипп и Эпикур, люди милые и веселые и наилучшие сотрапезники. И фрагиец Эзоп находился среди них, разыгрывая роль скомороха. Что касается синопца Диогена, то он настолько изменил свой образ жизни, что женился на гетере Лаиде, нередко навеселе пускался в пляс и, подвыпивши, вел себя очень нескромно. Из числа стоиков здесь никто не присутствовал; про них рассказывали, что они все еще поднимаются на крутой холм добродетели. Про Хризиппа мы слышали, что ему не позволено явиться на остров прежде, чем он не подвергнется в четвертый раз лечению чемерицей. Что касается академиков, то они собирались прийти, но пока еще медлили и размышляли, так как все еще не могли решить вопроса, существует ли вообще подобный остров. Мне думается, впрочем, что они побаивались приговора Радаманта, так как сами ведь подорвали значение суда. Поговаривали также и о том, что многие последователи тех, кто явился уже сюда, из-за лености своей стали отставать и, не будучи в силах догнать их, с полдороги вернулись обратно.
19. Вот все те замечательные люди, которые находились на этом острове. Самым большим почетом у них пользовался Ахиллес, а после него Тезей. Что же касается любовных наслаждений, то женщины и мужчины предаются им здесь совсем открыто на виду у всех и не находят в этом ничего предосудительного. Сократ только клялся в том, что его отношение к юношам носит непорочный характер, все же однако знали, что он клянется ложно. Гиакинф и Нарцисс, по крайней мере, иногда сознавались в этом, он же продолжал отрекаться. Женщины у них все общие, и никто не ревнует; в этом отношении они в полном смысле слова последователи Платона. Что же касается юношей, то они предоставляют себя каждому желающему без всякого сопротивления.
20. Не прошло еще двух или трех дней, как я направился к поэту Гомеру, и, так как нам обоим нечего было делать, я стал расспрашивать его обо всем и о том, откуда он родом, говоря, что вопрос этот и ныне все еще подвергается у нас подробному исследованию. Он мне ответил на это, что он и сам хорошо знает, что одни считают его хиосцем, другие уроженцем Смирны, а многие колофонцем, однако он родом из Вавилона, граждане которого называют его не Гомером, а Тиграном, и что только впоследствии, находясь в качестве заложника в Элладе, он получил свое имя. Затем я спросил его относительно сомнительных стихов, им ли они написаны, и получил в ответ, что все написано им. Из этого я мог заключить, что грамматики, идущие по стопам Зенодота и Аристарха, многое болтают попусту. Получив на этот вопрос подробный ответ, я снова спросил его, почему он начал свое произведение именно со слова «гнев». Оказывается, что это произошло совершенно случайно и без всякой предвзятой мысли. Затем мне хотелось узнать, правда ли то, что он написал «Одиссею» до «Илиады», как это утверждают многие; на это Гомер ответил отрицательно. Я сразу же заметил, что он вовсе не слеп, как это рассказывается о нем, и это было настолько очевидно, что не надо было даже спрашивать. От поры до времени, видя, что он ничем не занят, — а это бывает довольно часто, — я приближался к нему и расспрашивал. Он очень охотно отвечал на все мои вопросы, особенно же после того, как он выиграл тяжбу: дело в том, что на него возведена была жалоба в оскорблении со стороны Терсита, над которым он издевался в своих произведениях. Гомера защищал Одиссей, и он выиграл это дело.
21. Около этого времени явился и Пифагор с Самоса, душа которого, семь раз менявшая свой облик и в образе разных животных снова возвращавшаяся к жизни, наконец закончила свои странствования. Вся правая сторона его состояла из золота. Было решено принять его в число блаженных; оставалось только некоторое сомнение относительно того, как называть его, Пифагором или Эвфорбом. Вскоре появился и Эмпедокл, все тело которого было обварено и изжарено. Его, однако, не приняли, хотя он очень просил об этом.
