Кроме музыки, надобно иметь уважение и к гимнастике, которая тоже требует немалого упражнения и изучения. И как душа делается доброю не от тела, а наоборот – тело становится добрым от души, то надобно знать, что повелевает здравомыслящая душа для сохранения здоровья телесного. Итак, стражи должны прежде всего воздерживаться от пьянства, ибо стыдно стражу иметь нужду в страже. Потом страж не должен жиреть от излишеств, которые не только не укрепляют тела, а еще расслабляют его, зарождают в нем множество болезней и делают его неспособным к перенесению жара и холода. Стражу необходимо даже довольствоваться простою и умеренною пищей, отвергать всякое лакомство; и в этом отношении гимнастика идет об руку с хорошею музыкою: ибо как последняя своею простотой вселяет в душу рассудительность, так первая своею умеренностью укореняет в теле здоровье. Напротив, с неумеренностью и роскошью в городе становятся необходимыми много судебных мест и врачебных учреждений. Но нет очевиднее признака, что государство находится в худом состоянии, как потребность в судьях и врачах: ибо кому нужны судьи, те лишились своего собственного права и, по незнанию честного и прекрасного, принуждены заниматься тяжбами; а кто от бездействия и образа жизни сделался слаб и болезнен, тот не может обойтись без медицины. Поэтому искусства судебное и врачебное, как средства против невоздержания и болезней, к нашему городу идут всего менее; потому что люди, занимаясь гражданскими делами, не имеют времени хворать и должны быть исцеляемы превосходнейшими средствами. Итак, хотя городу и нужны добрые врачи и судьи, относительно которых надобно постановить определенные законы, однако ж наши юноши простою музыкою и гимнастикою должны быть ведомы так, чтобы не было надобности в искусствах судебном и врачебном. Р. 403 С – 410 В. Гимнастика направляется, конечно, к телу, однако ж не столько для того, чтобы возвысить силы телесные, сколько для того, чтобы развить темперамент пылкости и вместе кротости в деятельности душевной. Поэтому она должна быть всегда соединяема с музыкою: ибо занимающиеся только гимнастикою обыкновенно бывают жестоки и получают характер в известной мере дикий; а предающиеся исключительно музыке легко изнеживаются и становятся женоподобными. Р. 410 В – 412 А.
Изложив то, что относится к воспитанию стражей, теперь следует спросить, кому в государстве должно быть вверено правление. Вверить его надобно, конечно, старшим и превосходнейшим из стражей, так как они знают способы сохранения и управления государством. А из этих следует избирать к управлению преимущественно тех, которых ревность и любовь к государству сделалась особенно заметною. Чтобы этот выбор был безошибочнее, приготовляемые к избранию должны быть предметом наблюдения с самого их детства, чтобы образ их мыслей и характер были совершенно известны. Итак, общественные и правительственные должности надобно возлагать на тех, которые во всю жизнь занимались наилучшими делами; потому что эти-то наконец будут истинными стражами общественного благоденствия и защитят город не только от внешних опасностей, но и от внутренних волнений. В этом деле старшим должны, впрочем, помогать и младшие возрастом. Р. 412 В – 414 В.
Притом чтобы все граждане жили согласно, надобно внушать им, что все они – братья, но не все равно способны к одним и тем же обязанностям, потому что люди по своим способностям весьма различны: одни рождены для управления, другие – для вспомоществования, а иные – для земледелия и ремесленничества. Всех их, с поэтической точки зрения, можно различать, как золото, серебро, медь и железо. А как нередко случается, что от золотого отца рождается железный сын, и наоборот, то надобно всячески стараться о том, чтобы всякий гражданин, смотря по тому, к чему получил он от природы способность, тем и занимался в городе. Если это будет пренебрежено, то город разрушится до основания. Р. 414 В – 415 D.
Место жительства стражи и воины должны избрать такое, какое годно было бы как для обуздания внешней силы, так и для удержания граждан в пределах долга. Пусть и здания их приспособлены будут не к хвастовству, а особенно к воинским занятиям. Но чтобы из стражей не вышли расхищатели государства, в душах их должна быть всецело искоренена страсть любостяжания. Поэтому у них не должно быть никаких наследственных владений или фондов; а содержание надобно давать им из общественного казначейства. Пусть они поймут, что им нет нужды в золоте и богатстве, если у них золотая, превосходнее всякого золота, душа. Полезно даже вовсе не прикасаться им к золоту и вовсе не иметь своего дома, чтобы, вместо стражей, не сделались они земледельцами или господами и врагами прочих граждан. Р. 415 D – 417 В.
Проф. В. Н. Карпов
Книга третья
Итак, люди, на которых с самого детства лежит обязанность почитать богов и родителей и не уничижать любви друг к другу, должны, как видно, слушать и не слушать нечто такое.
– И я полагаю, – сказал он, – что это кажется нам справедливо.
– Что же теперь?[129] Если они обязаны быть мужественными, то не следует ли им говорить и это, и то, что могло бы сделать их наименее робкими при виде смерти? Или ты думаешь, что кто-нибудь бывает мужествен, питая в себе этот страх?
– О, нет, клянусь Зевсом, этого я не думаю, – сказал он.
– Что же? Представляя, какие вещи и ужасы находятся в преисподней, человек, по твоему мнению, будет ли чужд страха смерти и в битве предпочтет ли смерть поражению и рабству?
– Отнюдь нет.
– Так видно, и по отношению к этим басням, мы должны сделать постановление для тех, которые захотят рассказывать их, и просить, чтобы они не бранили просто преисподней, а более хвалили ее, так как это несправедливо и неполезно для тех, которые имеют быть людьми военными.
– Да, конечно, должны, – сказал он.
– Вычеркнем же, начиная с следующих, все подобные стихи:
Лучше б хотел я возделывать землю, служа беспомощным, —
Тем беднякам, у которых и хлеба насущного мало, —
Лучше б, чем царствовать мне над всеми тенями умерших[130].
И это:
И жилищ бы его не открыл и бессмертным и смертным
Мрачных, ужасных, которых трепещут и самые боги[131].
Или:
Боги! так подлинно есть и в аидовом доме подземном
Дух человека и образ, но он совершенно без сердца[132].
И это:
Он только мыслит, а прочие тени летают[133].
Или:
Так, излетев из членов, душа нисходит к аиду,
Плачась на жребий печальный, бросая и крепость, и юность[134].
И это:
…душа под землю, как облако дыма, с воем ушла[135].
Или:
Будто летучие мыши во мраке пещеры глубокой
С свистом порхают, и только лишь в их веренице
С камня упала одна, то и все, сцепившись, упали:
Так и они понеслись с скрежетаньем[136].
Такие и подобные этим сказания – пусть не сердятся на нас Омир и другие поэты – мы вычеркнем, – не потому, чтобы они не были поэтическими и приятными для слуха толпы, а потому, что чем более в них поэзии, тем менее позволительно слушать их детям и возрастным, если они должны быть свободны и больше бояться рабства, чем смерти.
– Без сомнения.
– По той же причине надобно выкинуть и все относящиеся к этому страшные и ужасные названия, – Коциты, Стиксы, подземных духов, мертвецов и другие того же рода, приводящие слушателей в сильный трепет. Может быть, они и хороши для чего другого; но мы боимся, как бы стражи, чрез этот трепет, не сделались у нас чувствительнее и нежнее надлежащего[137].
– И справедливо боимся, – примолвил он.
– Так это надобно отвергнуть?
– Да.
– И выражать словом и делом противный тому тип?
– Очевидно.
– Стало быть, мы исключим также стенания и жалобы знаменитых мужей?
– Необходимо, – сказал он, – если уж и прежнее.
– Так смотри, – продолжал я, – справедливо ли исключим мы это или нет. Мы говорим же, что честный человек не признает явлением ужасным смерть честного, хотя бы это был и друг его.
– Конечно, говорим.
– Следовательно, не будет и скорбеть о нем, как будто бы он потерпел что-то ужасное.
– Конечно, не будет.
– Мы говорим даже и то, что такой человек особенно самоудовлетворителен для жизни хорошей и преимущественно пред прочими наименее нуждается в другом.
– Правда, – сказал он.
– Поэтому для него наименее страшно лишиться или сына, или брата, или денег, или чего иного тому подобного.
– Конечно, наименее.
– Значит, он наименее также будет скорбеть и сохранит величайшую кротость, когда постигнет его какое-нибудь подобное этому несчастье.
– И очень.
– Стало быть, мы справедливо можем исключить стенания славных мужей и предоставить их женщинам, да и женщинам-то не лучшим; если же и мужчинам, то плохим, чтобы те у нас, которых мы хотим воспитывать для охранения страны, отвращались от подобной слабости.
