44. Не задолго до своей кончины, так дней за девять приблизительно, Протей, надо полагать, съел больше, чем следовало. Ночью появилась рвота и сильная лихорадка. Это мне рассказывал врач Александр, которого пригласили к больному. Застал он Протея мечущимся по полу. Не имея сил перенести жар, он очень настойчиво просил Александра дать ему чего-нибудь холодного, но тот не дал и сказал ему, что если он очень нуждается в смерти, то вот она сама приходит к его дверям, так что очень удобно последовать за ней, отнюдь не прибегая к огню. Перегрин же сказал: «Такой способ смерти не принесет славы: ведь он для всех доступен».
45. Таков рассказ Александра. Впрочем, несколько дней тому назад я сам видел, что Протей намазал свои глаза едким лекарством, вызывающим слезы. Видимо, Эак не очень охотно принимает лиц со слабым зрением. Ведь это все равно, как если бы кто-нибудь, перед тем как его пригвоздят к кресту, стал бы лечить зашибленный палец. Как ты думаешь, что делал бы Демокрит, если бы это видел? Он по праву стал бы смеяться над этим человеком. Только откуда взялось бы у Демокрита достаточно смеха? Итак, смейся и ты, милейший, а в особенности когда услышишь, как другие восторгаются Перегрином.
РАЗГОВОРЫ В ЦАРСТВЕ МЕРТВЫХ
143
I. Диоген и Полидевк
1. Диоген. Полидевк, поручаю тебе, как только выйдешь на землю, — завтра, кажется, твоя очередь воскресать, — если увидишь где-нибудь Мениппа-собаку, — его ты можешь встретить в Коринфе в Кранейской роще или в Ликее, где он высмеивает спорящих друг с другом философов, — скажи ему, что тебе, Менипп, советует Диоген, если ты уже вдоволь посмеялся над тем, что творится на земле, отправляться к нам, где можно найти еще больше поводов для смеха. На земле тебе мешали смеяться кое-какие сомнения, вроде постоянного: «кто знает, что будет после жизни». Здесь же ты беспрестанно и без всякого колебания будешь смеяться, как я вот смеюсь, в особенности когда увидишь богачей, сатрапов и тиранов такими приниженными, такими невзрачными, узнаваемыми только по своим стонам, когда увидишь, как они бессильны и жалки в своей тоске по тому, что оставили наверху, на земле. Прибавь еще, чтобы он, уходя, наполнил свой мешок чечевицей, и, если найдет на перекрестке угощение Гекаты144 или яйцо от очистительной жертвы, и это захватил бы с собой.
2. Полидевк. Хорошо, я скажу ему это, Диоген. Но как мне его узнать? Каков он на вид?
Диоген. Старый, лысый, плащ на нем весь в дырах, открытый для всех ветров, пестрый от разноцветных заплат; он постоянно смеется и в особенности вышучивает этих лгунов-философов.
Полидевк. По этим признакам его нетрудно будет найти.
Диоген. Хочешь, я тебе дам поручение и для этих самых философов?
Полидевк. Говори; небольшой труд и это исполнить.
Диоген. Скажи им вот что: перестаньте вообще болтать вздор, спорить об общих понятиях, наращивая друг другу «рога», выделывая «крокодилов»145 и изощряя свой ум тому подобными неразумными вопросами.
Полидевк. Но они меня назовут невеждой и неучем, если я буду бранить их мудрость.
Диоген. А ты пожелай им от моего имени всего скверного.
3. Полидевк. Хорошо, Диоген, я и это скажу.
Диоген. А богачам, милый мой Полидевк, передай от меня вот что: зачем вы, глупцы, стережете ваше золото? Зачем казните самих себя, высчитывая проценты, собирая талант за талантом, когда вам скоро придется отправиться к нам, взяв только один обол?
Полидевк. И это будет сказано.
Диоген. Да еще скажи красавцам и силачам, коринфянину Мегиллу и борцу Дамоксену, что у нас ничего не остается от светлых волос, от сверкающих их черных глаз, от румяных щек, сильных мышц и плеч могучих, — все это для нас один прах; голый череп — вот вся наша красота.
Полидевк. Нетрудно будет и это сказать красавцам и силачам.
4. Диоген. А беднякам, спартанец, — их ведь много, и все они ропщут на свою судьбу и жалуются на нужду, — скажи, дорогой лаконец,146 что им нечего плакать и стонать; объясни им, что здесь все равны, и они увидят, что земные богачи нисколько не лучше их. А своих лакедемонян выбрани, если хочешь, от моего имени: скажи им, что они совсем распустились.
Полидевк. Диоген, не говори ничего против лакедемонян: этого я слушать не могу. А все остальное, что ты мне сказал, я передам кому следует.
Диоген. Ну, если хочешь, можем их оставить в покое; отнеси же мои слова всем тем, которых я назвал раньше.
II. Плутон, или Против Мениппа
1. Крез. Плутон, мы не можем терпеть эту собаку Мениппа своим соседом. Отправь его куда-нибудь или нам позволь переселиться в другое место.
Плутон. Чем же вас обидел ваш сомертвец?
Крез. Мы все плачем и стонем, вспоминая свою земную судьбу: вот этот, Мидас, — золото, Сарданапал — великую роскошь, я, Крез — свои сокровища, а он смеется над нами и ругается, называя нас рабами и негодяями, а то вдруг начнет петь, нарочно мешая нам плакать; одним словом, он надоедлив.
Плутон. Что это такое они говорят, Менипп?
Менипп. Сущую правду, Плутон: я ненавижу их за то, что неблагородны и жалки! Мало того что они прожили свою жизнь гадко, они еще после смерти помнят о том, что было на земле, и крепко за это держатся. Оттого-то мне и доставляет удовольствие не давать им покоя.
Плутон. Так не следует делать: они горюют, ибо лишились немалых благ.
Менипп. И ты, Плутон, говоришь такие глупости? Сочувствуешь их стонам?
Плутон. Я не сочувствую, но не хочу, чтоб вы между собой враждовали.
2. Менипп. Так знайте же вы, презреннейшие из всех лидийцев, фригийцев и ассирийцев, что я никогда не перестану; куда вы ни пойдете, пойду за вами и буду вам надоедать, мешать пением и смеяться над вами.
Крез. Какая дерзость!
Менипп. Нет, то, что вы делали, это была дерзость: вы заставляли падать пред собой ниц, обижали свободных людей, а о смерти совсем не помнили; так вот же вам: ревите, лишившись всего.
Крез. О, боги! Многих великих благ!
Мидас. О, мое золото!
Сарданапал. О, моя роскошь!
Менипп. Прекрасно, так и надо. Плачьте, а я буду вам подпевать, повторяя: «познай самого себя»;147 это очень хороший припев к вашим стонам.
III. Менипп, Амфилох и Трофоний
1. Менипп. Как же это вышло, Трофоний и Амфилох, что вы, обыкновенные мертвецы, каким-то образом удостоились храмов и считаетесь пророками, а легковерные люди полагают, что вы боги?
Амфилох. Мы разве виноваты, что они по своей глупости так думают о мертвых?
Менипп. Они бы так не думали, если бы вы при жизни не морочили их, прикидываясь знающими будущее и способными его предсказать.
Трофоний. Менипп, Амфилох знает, что тебе следует ответить в свою защиту; что же касается меня, то я герой и предсказываю будущее тому, кто спустился ко мне в пещеру. Ты, кажется, никогда не был в Лебадее, а то бы не относился к этому с таким презрением.
2. Менипп. Что ж по-твоему? Мне нужно отправиться в Лебадею, надеть какую-то шутовскую полотняную одежду, взять в обе руки по лепешке и пролезть через узкое отверстие в пещеру, иначе я не буду знать, что ты такой же мертвец, как мы все, отличаясь только шарлатанством? Но, ради твоего прорицательского искусства, скажи мне, что такое герой? Я не знаю.
Трофоний. Это существо, составленное из бога и человека.
Менипп. Значит, ни бог, ни человек, а вместе с тем и то, и другое? Куда же сейчас девалась твоя божественная половина?
Трофоний. Пророчествует в Беотии.
Менипп. Не мне понять, Трофоний, что такое ты говоришь; одно я вижу ясно: что ты мертвец и больше ничего.
IV. Гермес и Харон
1. Гермес. Не сосчитать ли нам, перевозчик, сколько ты мне должен? А то у нас опять из-за этого выйдет ссора.
Харон. Сосчитаем, Гермес. Лучше это наконец установить, — тогда и забота с плеч долой.
Гермес. По твоему поручению я принес тебе якорь за пять драхм.
Харон. Много запрашиваешь!
Гермес. Клянусь Аидонеем, я купил его за пять, да еще за два обола ремень, что придерживает весло.
Харон. Клади пять драхм и оба обола.
Гермес. Игла для нашивания заплат на парус; я за нее дал пять оболов.
Харон. Прибавляй их.
Гермес. Воск для замазывания дыр в лодке, гвозди и канат, которым ты рею прикрепил к мачте; все вместе за две драхмы.
