оторваться не могут.
Стало уж деревом все, ты одно лишь лицо сохранила,
О дорогая сестра! И на свежие листья, на место
Бедного тела ее, — льет слезы; пока еще можно
370 И пропускают уста, как жалобно молит в пространство:
«Ежели верите вы несчастливцам, клянуся богами,
Не заслужила я мук. Терплю, неповинная, кару.
Чистой я жизнью жила. Пусть, если лгу, я засохну,
Всю потеряю листву и, срублена, пусть запылаю.
375 Но уж пора, отнимите дитя от ветвей материнских,
Дайте кормилице. Пусть — вы о том позаботьтесь! — почаще
Здесь он сосет молоко и играет под тенью моею.
А как начнет говорить, — чтоб матери он поклонился,
С грустью промолвил бы: «Мать укрывается в дереве этом».
380 Пусть лишь боится озер и цветов не срывает с деревьев,
Да и кустарники все пусть плотью богов почитает.
Милый супруг мой, прости! Ты, родная сестра, ты, отец мой!
Если живет в нас любовь, молю: от укусов скотины
И от ранений серпа вы листву защитите родную!
385 Так как мне не дано до вас наклониться, то сами
Вы протянитесь ко мне и к моим поцелуям приблизьтесь.
Можно еще прикоснуться ко мне, поднесите сыночка!
Больше сказать не могу; уже мягкой древесной корою
Белая кроется грудь, — теряюсь в зеленой вершине.
390 Руки от глаз отведите моих: и без вашей заботы
Этой растущей корой, умирая, затянутся очи».
Одновременно уста говорить и быть перестали.
Ветви же долго еще превращенной тепло сохраняли».
Так о печальных делах повествует Иола. Свекровь же,
395 Пальцем большим вытирая с лица Эвритиды потоки
Слез, льет слезы сама. Но утешило все их печали
Новое диво: стоит в глубине на пороге пред ними
Чуть ли не мальчик, с лицом, на котором лишь пух незаметный,
Прежние годы свои обретя, Иолай 403 превращенный.
500 Так одарила его от Юноны рожденная Геба 404,
К просьбам супруга склонясь, и готовилась было поклясться,
Что никому уж не даст перемены подобной. Фемида
Не потерпела того и сказала: «Усобицы в Фивах
Уж возбуждают войну. Капаней же Юпитером только
505 Будет в борьбе побежден. Убьют два брата друг друга.
Лоно разверзнет земля, и живым прорицатель увидит
Душу в Аиде свою. За отца отомстит материнской
Кровью сын и, убив, благочестным преступником станет;
Но, устрашенный грехом, рассудка лишившись и дома,
510 Будет гоним Эвменидами он и матери тенью,
Злата доколь у него рокового не спросит супруга
И не пронзит ему бок меч родственный в длани фегейской.
И наконец, Ахелоева дочь Каллироя попросит
У Громовержца, чтоб он ее детям года приумножил
515 И не оставил притом неотмщенной мстителя смерти.
Просьбами тронутый бог дар падчерице и невестке
Ранее срока пошлет и в мужей превратит — малолетних». 405
Лишь провещали уста провидицы судеб грядущих
Девы Фемиды, тотчас зашумели Всевышние разом,
520 Ропот пошел, почему у других нет прав на такую
Милость — и вот на года престарелого сетует мужа
Паллантиада 406; что сед Ясион — благая Церера
Сетует также; Вулкан — тот требует, чтоб обновился
И Эрихтония век. О грядущем заботясь, Венера
525 Хочет вступить в договор, чтоб лета обновились Анхиза.
Нежной заботы предмет есть у каждого бога. Мятежный
Шум от усердья растет. Но разверз уста Громовержец
И произнес: «О, ежели к нам в вас есть уваженье, —
Что поднялись? Иль себя вы настолько могучими мните,
530 Чтобы и Рок превзойти? Иолай в свои прежние годы
Был возвращен. Каллирои сынам по велению судеб
В юношей должно созреть: тут ни сила, ни спесь не решают.
Все это надо сносить спокойней: правят и вами
Судьбы, и мной. О, когда б я силу имел изменить их,
535 Поздние годы тогда моего не согнули б Эака,
Переживал бы всегда Радамант свой возраст цветущий,
Также мой милый Минос. А к нему возбуждает презренье
Старости горестный груз, и не так уж он правит, как прежде».
Тронул Юпитер богов. Ни один не посетовал боле,
540 Раз увидав, что Эак с Радамантом своим долголетьем
Удручены, и Минос, кто, бывало, в цветущие лета,
Именем страх наводя, грозой был великих народов,
Ныне же немощен стал. Дионина сына Милета,
Гордого силой своей молодой и родителем Фебом,
545 Старый страшился. Боясь, что его завоюет он царство,
Юношу все ж удалить от родных не решался пенатов.
Но добровольно, Милет, бежишь ты и судном взрезаешь
Быстрый Эгейскую ширь, и в Азийской земле отдаленной
Стены кладешь: тот град получил основателя имя.
550 Там-то Меандрова дочь, по извилине брега блуждая
Возле потока-отца, что течет и туда и обратно,
Стала женою тебе, — Кианея, прекрасная телом.
Двойню потом для тебя родила она: Би́блиду 407 с Кавном.
Би́блиды участь — урок: пусть любят законное девы!
555 Би́блида стала пылать вожделением к брату — потомку
Феба. Его не как брата сестра, не как должно, любила.
Не понимает сама, где страстного чувства источник;
В помыслах нет, что грешит, поцелуи с ним часто сливая
Или объятьем своим обвиваючи братнину шею.
560 Долго вводило ее в заблуждение ложное чувство.
Мало-помалу оно переходит в любовь: чтобы видеть
Брата, себя убирает она, казаться красивой
Хочет и всем, кто краше ее, завидует тайно.
Все же сама не постижна себе; никакого желанья
565 Не вызывает огонь; меж тем нутро в ней пылает.
Брата зовет «господин», — обращенье родства ей постыло, —
Предпочитает, чтоб он ее Би́блидой звал, не сестрою.
Бодрствуя, все же питать упований бесстыдных не смеет
В пылкой душе. Но когда забывается сном безмятежным,
570 Часто ей снится любовь; сливаются будто бы с братом
Плотски, — краснеет тогда, хоть и в сон погруженная крепкий.
Сон отлетает; молчит она долго, в уме повторяя
Зрелище сна, наконец со смущенной душой произносит:
«Горе! Что значит оно, сновидение ночи безмолвной?
575 Лишь бы оно не сбылось! И зачем мне подобное снится?
Он ведь собою красив и для взора враждебного даже,
Как я любила б его, не родись мы сестрою и братом.
Он ведь достоин меня; быть истинно плохо сестрою!
Только бы я наяву совершить не пыталась такого!
580 Все ж почаще бы сон возвращался с видением тем же!
Нет свидетеля сну, но есть в нем подобье блаженства!
Ты, о Венера, и ты, сын резвый 408 матери нежной!
Как наслаждалась я! Как упоеньем несдержанным сердце
Переполнялось! О, как на постели я вся изомлела!
585 Как вспоминать хорошо! Но было недолгим блаженство, —
Ночь поспешила уйти, ей мечты
