Будучи не в силах выполнить свои финансовые обязательства перед Фридой Нуссбергер, антиквар принял решение полностью возвратить фрагменты оказавшейся в его владении рукописи вместе с ее копиями и фотокопиями. Однако впоследствии выяснилось, что Феррини, возвращая Нуссбергер материалы, сохранил у себя некоторые фрагменты листов и затем по крайней мере часть их продал. К тому же у него осталось множество фотокопий листов, которые он передал коптологу Чарлзу У. Хедрику.
Именно тогда швейцарский адвокат, который ранее помогал Фриде Нуссбергер вернуть находившиеся у Феррини рукописи, предложил передать их своему фонду «Maecenas…», базировавшемуся в Базеле. Нуссбергер без колебаний приняла предложение, и 19 февраля 2001 г. рукопись была официально переправлена в Швейцарию на адрес Фонда.
Фонд с честью выполнил свою задачу: намереваясь уберечь рукопись от несомненного риска, связанного с ее пребыванием на различных рынках, он обеспечил ее профессиональную реставрацию, консервацию и публикацию. После этого манускрипт был передан в дар соответствующему учреждению в Египте, стране, где он и был создан. Египетские власти приняли решение о том, что местом ее постоянного хранения должен стать Каирский коптский музей. Такова хроника событий, которые привели к встрече 24 июля 2001 г.
ЧУДЕСНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ: ДИАГНОЗ И ПЕРВЫЕ МЕРЫ
В начале июля 2001 г. судьба, если здесь позволено воспользоваться такой терминологией, неожиданно вмешивается в «безнадежное дело» Кодекса Чакос (который находился на грани гибели после долгой агонии), и оно становится «делом больших надежд», несмотря на понесенный урон, отчасти уже невосполнимый. Будущее Кодекса представилось блистательным, когда Штефен Эммель 1 июня 1983 г. написал в своем отчете: «Я настоятельно призываю вас приобрести этот манускрипт. Он имеет колоссальную ценность для науки, ни в коей мере не меньшую, чем любая из рукописей из Наг-Хаммади».
В результате серии потрясающих совпадений фонд «Maecenas…» решил обратиться ко мне. 24 июля в Цюрихе состоялась наша встреча. То, что мне успели рассказать о папирусе, возбудило мое любопытство, и я попросил разрешения вначале взглянуть на него. Я предложил «Maecenas…» следующее: если исследование загадочного объекта принесет позитивные результаты, я дам фонду советы относительно оптимальных мер, которые следовало бы принять. Если окажется, что открытые тексты представляют достаточный интерес, я готов готовить их к публикации. Папирус должен быть реставрирован с максимальной тщательностью, и его цельность должна быть восстановлена. Это было бы нелегким делом, если бы оказалось — предположим самое худшее, — что рукопись готова вот-вот разрушиться. В этом случае все листы нужно было бы поместить под стекло, чтобы их можно было фотографировать, поскольку подготовка текста к изданию должна была бы основываться на фотографиях наивысшего качества, дабы оригинал пострадал в минимальной степени. Но, при всех сложностях, воплощение в жизнь этого проекта манило и подстегивало меня — при условии, что будут соблюдены самые жесткие стандарты. А по окончании работ фонд «Maecenas…», в соответствии с декларируемыми им целями, передаст манускрипт, полностью реставрированный и должным образом подготовленный к публикации, властям Египта. Весь этот процесс мог бы стать образцом сотрудничества фонда с пострадавшими государствами.
Нельзя обойти вниманием вопиющую несправедливость в отношении признания научным сообществом роли фонда «Maecenas…» в деле реставрации папируса, осуществлении фотосъемки самыми современными методами и обеспечения условий для издания текстов, составлявших содержание рукописи. Если сегодня эта, доселе неудачливая рукопись, чья культурная ценность доселе была неведома, воскресает из небытия, к которому она, казалось бы, была приговорена судьбой, то этим чудом (говоря без преувеличения!) коптологи и теологи обязаны исключительному упорству фонда «Maecenas…», проявленному ими в этом выдающемся деле.
А теперь вернемся к рассказу о том, что произошло 24 июля 2001 г. В тот вечер я в первый раз увидел знаменитую рукопись. Я ожидал сюрприза и, вне всяких сомнений, получил его. Мои гости показали мне манускрипт, вернее, остатки того, что некогда было цельным папирусом, он сиротливо лежал на дне картонной коробки и, вероятно, относился к первой половине IV в. При самом первом, беглом взгляде на текст я увидел, что он написан на древнем саидском диалекте коптского языка, с примесью некоторых черт одного из местных диалектов Среднего Египта. Это соответствовало тому, что я слышал о месте находки: район Аль-Миньи. Этот первый взгляд, утоливший мое любопытство, наполнил меня энергией, и я загорелся желанием докопаться до того, что скрыто в тайниках текста. Мечта об этом удовольствии подстегивала меня. Но за этим последовал жестокий шок. Перед моими глазами побывало много греческих документов на папирусах, порой «неисправных», но ни один из них не был поврежден в такой степени! Этот папирус истерся настолько, что не выдерживал малейшего прикосновения; он был готов в любую минуту рассыпаться в пыль. Дело представлялось безнадежным.
И все же, когда первый шок прошел, я обнаружил концовку манускрипта на последней, по всей видимости, странице. В ней содержалось название документа: peuaggelion niodas, Евангелие от Иуды. Притягательность этой рукописи сделалась для меня непреодолимой. Приведенное название оправдывало, во всяком случае, первую попытку. Упрятанные в коробку хрупкие, попорченные листы вроде бы распались еще не окончательно. Даже если большая часть листов разорвана примерно на десять фрагментов, у меня, во всяком случае, были основания полагать, что все они оставались в коробке. Если я осторожно извлеку их оттуда, отреставрирую, несколько укреплю их; если мне достанет терпения и если повезет, то, возможно, мне удастся соединить фрагменты и отчасти реконструировать листы. Еще одной причиной для умеренного оптимизма было то, что верхние края листов были повреждены относительно мало, что означало возможность восстановить пагинацию. А это позволило бы мне выявить последовательность страниц совершенно нового евангелия. Владельцы рукописи согласились с этим предварительным выводом и великодушно предложили взять на себя начальные расходы.
Для начала реставрации необходимо было без промедления поместить все страницы, в том числе и разрозненные фрагменты, под стекло. В рукописи недоставало некоторых важных частей, и, за исключением нескольких листов в середине, страницы не были соединены одна с другой. Защитив листы таким образом, мы могли бы точнее определить их принадлежность, с меньшим риском сфотографировать их, а затем последовательно прочитать и перевести весь текст. Эта кропотливая и невероятно трудная работа и была незамедлительно исполнена. Я должен особенно отметить опыт и мастерство Флоранс Дарбр, директора реставрационной мастерской в Нионе, где эта работа и проводилась. Ее волшебные пальцы сделали то, на что, на первый взгляд, было невозможно рассчитывать. В восстановлении, транскрибировании, переводе и комментировании открывшегося перед нами текста большую роль сыграл высочайший профессионализм женевского фотографа Кристиана Пуата. Качество сделанных им снимков оказалось бесценным подспорьем в наших усилиях при прочтении жестоко поврежденных строк: буквы зачастую расплывались из-за ужасающего состояния папируса. И вот — труд, требовавший аккуратности и упорства, стал приносить первые плоды.
Позднее, в 2004 году, я нашел замечательного сотрудника — Грегора Вюрста, коптолога Божией милостью. Благодаря исключительно тщательной работе нам удалось показать, что рукопись, на которую наши предшественники начиная с 2001 г. могли лишь взглянуть, состоит из четырех последовательных текстов. Четвертый из них, поименованный «Книгой Аллогена», предстал перед моим сотрудником Грегором Вюрстом и передо мною самим только в 2004 г. В нашем распоряжении уже имелось свидетельство его существования: значительная часть пагинации манускрипта сохранилась. Предварительные наблюдения пробудили в нас большие надежды, так как нашлось больше тридцати доступных нам страниц. Однако в скором времени эти надежды обернулись глубоким разочарованием.
По мере того, как исследование документа продвигалось вперед, становилось все более очевидно, что наша рукопись, еще до того, как попала в руки фонда «Maecenas…», побывала в руках неких антикваров, чья вопиющая небрежность стала причиной сделанной нами ошибки.
РЕСТАВРАЦИЯ И ПЕРЕКОМПОНОВКА
Кодекс Чакос побывал в руках не терпеливых, а вовсе не заботившихся о его сохранности. Нетрудно представить себе жадный глаз, алчущий разглядеть как можно больше текста в плотной куче истерзанных кусочков папируса. Увы, все листы рукописи жестоко пострадали на две трети (приблизительно) от глубоких сгибов, о которых уже шла речь. Каждый лист оказался разорван на две неравные части. Верхние фрагменты несли на себе номера страниц и очень мало текста. Нижние часта не имели номеров страниц, но были относительно богаты связным текстом. В целом же манускрипт пострадал от варварского обращения настолько, что оказалось крайне трудно идентифицировать и правильно разместить большую часть нижних фрагментов, соединить их с соответствующими верхними. Чья-то неразумная рука перемешала нижние части страниц.
