Аристофан - Лягушки

Ну, что же, богом ведь и ты зовешь себя?
Так почему же и тебя не выпороть?

Совет отличный!

Тот же из обоих нас,
Кто первым перетрусит и вопить начнет
Под розгами, считай, что тот совсем не бог.

Я вижу сразу, человек достойный ты
И мыслишь справедливо. Раздевайтесь же!

Как испытаешь нас, по справедливости?

Отменно! Буду бить поочередно.

Так.

Готовься!

Погляди же, и не двинусь я.

Ну, вот ударил.

Да ничуть, свидетель Зевс!

Теперь того ударю.

Ну, когда же ты?

Да я ж ударил!

Не сморгнул и глазом я.

Загадка! Этого опять попробую.

Чего ж ты медлишь?

Ай-ай-ай!

Что, ай-ай-ай?
Задело за живое?

Нет, подумал я.
Когда ж Геракла празднества в Диомиях![52]

Вот муж благочестивый!

Твой черед теперь.

Ой-ой!

Что, больно?

Всадников увидел я.

Чего ж ты плачешь?

Чеснока нанюхался.

Ни чуточки не режет?

Ни вот столечко!

Пора приняться сызнова за этого.

Ай! ай!

А что?

Занозу вынь, пожалуйста!

Ну и дела! Опять примусь за этого.

Великий Феб![53] Владыка Дельф и Делоса![54]

Ты слышишь, он от боли закричал.

Отнюдь!
Мне просто ямбы Гиппонакта вспомнились.

Не так сечешь. Под душку и в подвздошье бей!

Да, вижу.

Поворачивайся передом!

О Посейдон!

Что, больно?

Господин зыбей,
И скал эгейских, и седых глубин морских!

Клянусь Деметрой, разобрать не в силах я,
Кто бог из вас обоих. Так войдите в дом –
Пусть сам хозяин признает родню свою
И Персефона. Оба божества они.

Благая мысль. Досадно лишь, что этого
Ты не придумал прежде, чем избить меня.

Муза, к святым хороводам приблизься,
На голос приди и услышь
Песни зов!
Глянь на великие толпы народа.
Мудрость в них
И высокий разум.
Ты достойнее славы, чем сам Клеофонт,
Болтун, на губах у него
В щебете темном и алом
Варварскую песню
Тянет ласточка, гостья фракийских трущоб.
Под стать соловью она стонет и плачет
О том, что погибнет
Муж на жеребьевке.

Дело праздничного хора – город доброму учить
И давать совет разумный. Вот и мы вам говорим:
Уравнять должны вы граждан, снять с души тревожный страх.
Если кто и поскользнулся в хитрой Фриниха[55] сети,
Оступившимся когда-то ныне помогите встать!
Случай дайте им загладить стародавнюю вину.
Говорим еще, бесчестьем граждан нечего казнить.
Стыд и срам! Рабов, однажды лишь сражавшихся в бою,
Как платейцев благородных, вы подняли до господ.
(Впрочем, этого нимало не хотим мы осудить.
Нет же, хвалим, только это вы и сделали с умом.)
Все же тех, кто с вами рядом воевал не раз, не два,
Чьи отцы за город бились, кто вам кровная родня,
Старую одну невзгоду им вы ставите в вину!
Нет, злопамятство оставьте, по природе вы мудры.
Всех, кто близок нам, кто в битву рядом с нами выйти рад,
С них бесчестие мы снимем, званье граждан возвратим,
А побрезгуете просьбой, чванно стороной пройдя,
Вас, родной доведших город до пучины черных бед,
Умными и мудрецами впредь не будем мы считать.

Если умен я и правильно вижу
Людскую судьбу и людской
Злой конец,
Этот Клиген, коротыш, обезьяна,[56]
Вор негодный,
Всем надоевший,
Этот банщик проклятый,
Владыка золы,
Земли кимолийской,[57] песка,
Щелочи, шаек, мочал
И грязных обмылков,
Не проживет уже долго. И вот почему:
Он мира не любит
И ходит с дубинкою всюду, чтоб одежек
Вор с него не сдернул.

Часто кажется, что город граждан и сынов своих,
И достойных и негодных, ценит совершенно так,
Как старинную монету и сегодняшний чекан.[58]
Настоящими деньгами, неподдельными ничуть,
Лучшими из самых лучших, знаменитыми везде
Среди эллинов и даже в дальней варварской стране,
С крепким, правильным чеканом, с пробой верной, золотой
Мы не пользуемся вовсе. Деньги медные в ходу,
Дурно выбитые, наспех, дрянь и порча, без цены.
Так и граждан благородных, славных домом и умом,
Справедливых, безупречных, убеленных сединой,
Выросших в хорах, в палестрах, знающих кифарный строй,
Их мы гоним, любим медных, чужеземцев и рабов,
Подлых и отродье подлых, ловких новичков из тех,
Кто на виселицу прежде пригодился бы едва.
Хоть сейчас-то измените свой обычай вы, глупцы,
Верьте тем, кто стоит веры, сразу все похвалят вас.
Если ж и случится злое, так не попусту, не зря,
А на дереве хорошем и повеситься не жаль.

Свидетель Зевс, мужчина благороднейший
Хозяин твой.

Еще б не благороднейший!
Ему бы только пьянствовать и девок мять!

А странно, что тебя не изувечил он,
Когда ты, раб, назвал себя хозяином.

Попробовал бы только!

Это сказано,
Как слугам подобает. Так и я люблю.

Ты любишь?

Да, себя царем я чувствую,
Чуть выбраню исподтишка хозяина.