class="p1">Тмол с подъемом крутым; его опускаются склоны
К Сардам с одной стороны, с другой — к невеликим Гипепам 473.
Пан, для нимф молодых там песни свои распевая,
Голос их сам выводя на воском скрепленной цевнице,
155 Ниже напевов своих оценил Аполлоново пенье,
Вышел в неравный с ним бой, а Тмол был избран судьею.
Сел на гору свою судья престарелый, а уши
Освободил от листвы — одним лишь увенчаны дубом
Сизые волосы; вкруг висков упадают, он видит,
160 Желуди. Вот, посмотрев на скотского бога, сказал он:
«Ждать не заставит судья!» Тот начал на сельской свирели.
Варварской песней своей он Мидаса, который случайно
При состязании был, прельстил. И лицо обращает
Старый судья к Аполлону, — с лицом и леса обернулись.
165 Феб, с золотой головой, увитою лавром парнасским,
Землю хламидою мел, пропитанной пурпуром Тира.
Лиру в убранстве камней драгоценных и кости индийской
Шуйцей поддерживал он, десница щипком управляла.
Вся же осанка была — музыканта. Вот потревожил
170 Струны искусным перстом. И, сладостью их покоренный,
Тмол порешил, чтоб Пан не равнял своей дудки с кифарой.
Суд священной горы и решенье одобрены были
Всеми. Их только один порицал, называя сужденье
Несправедливым, — Мидас. И Делиец теперь не изволил,
175 Чтоб человеческий вид сохранили дурацкие уши:
Вытянул их в длину, наполнил белеющей шерстью,
Твердо стоять не велел и дал им способность движенья.
Прочее — как у людей. Лишь одной опорочен он частью.
Так был украшен Мидас ушами осла-тихохода.
180 Все же пытается он скрыть стыд свой: голову с тяжким
Знаком позора прикрыть пурпурного цвета повязкой.
Только один его раб, который обычно железом
Волосы царские стриг, все видел. Не смея позора
Выдать, но всем разгласить его страстно желая, не в силах
185 Более тайну хранить, убежал он и выкопал ямку
И о господских ушах, которые видел случайно,
Повесть тихонько ведет, и в самую ямочку шепчет.
Свой потаенный донос он опять зарывает землею
Той же и молча назад от закопанной ямки уходит.
190 Вскоре там начал расти тростник трепещущий, целой
Рощей. А только созрел, — лишь год исполнился, — тайну
Выдал он жителям сел; колеблемый ласковым ветром,
Молвит зарытую речь, обличая Мидасовы уши.
С Тмола ушел отомщен и, воздухом ясным понесшись,
195 Узким морем промчась Нефелиной дочери Геллы, 474
В Лаомедонта полях 475 появился потомок Латоны.
С правой руки от Сигея лежит, от Ретея же — с левой
Древний алтарь: посвящен Паномфейскому он Громовержцу. 476
Там зрит бог, что создать для Трои новые стены
200 Силится Лаомедонт, что его велико предприятье,
Но что идет не легко и требует денег немало.
Вместе с отцом глубоких пучин, трезубец носящим,
В смертном обличии Феб предстает, — и владыке-фригийцу
Стены возводят они, обеспечив условием плату.
205 Труд завершают. Но царь отрицает свой долг, добавляя, —
Верх вероломства! — что он никогда не давал обещанья.
«Это тебе не пройдет!» — говорит бог моря и воды
Стал свои наклонять к побережью скупящейся Трои.
Земли Нептун обратил в сплошную пучину, богатства
210 Отнял у жителей сел; он волны обрушил на пашни.
Кара и эта мала: сама дочь царская в жены
Чуду морскому дана; к скале прикрепленную деву
Освобождает Алкид и в награду обещанных коней
Требует и, за отказ оплатить столь великое дело,
215 Крепость Трои берет, победив, — вероломную дважды.
Не без почета ушел Теламон, ополченья участник:
В жены ему Гесиона 477 дана. Супругой-богиней
Был уже славен Пелей. Не больше гордился он дедом,
Нежели тестем своим — затем, что Юпитера внуком
220 Многим случалося быть, но женат на богине — единый.
Старец Протей Фетиде сказал: «Водяная богиня,
Сына зачни! Твой будущий сын деяньями славы
Славу отцову затмит и больше отца назовется».
Так, чтоб в мире ничто Юпитера не было больше,
225 Хоть и не слабое он в груди своей чувствовал пламя,
Все ж с Фетидой морской избегает соитья Юпитер.
Этот желанный удел он велит унаследовать внуку,
Сыну Эака: вкусить объятия девы подводной.
Есть Гемонийский залив, закругленный в подобие лука:
230 В море уходят концы. Будь глубже вода, там была бы
Гавань. Но море едва на поверхность песка набегает.
Берег же — твердый, на нем от ноги отпечатка не видно,
Не замедляется шаг, не тянется поросль морская.
Сверху — миртовой лес с изобилием ягод двухцветных:
235 Есть там пещера; сказать, природа она иль искусство, —
Трудно. Искусство скорей. Нередко, Фетида нагая,
Ты приплывала сюда, на взнузданном сидя дельфине.
Там ты, окована сном, лежала; Пелей же тобою
Там овладел: поскольку мольбы ты отвергла, прибег он
240 К силе и шею тебе обеими обнял руками.
Тут, не воспользуйся ты для тебя обычным искусством, —
Свойством обличья менять, — тобой овладел бы наверно.
Птицею делалась ты, — он тотчас же схватывал птицу;
Корни пускала в земле, — Пелей уж на дереве виснул.
245 В третий ты раз приняла пятнистой тигрицы обличье,
И, устрашен, Эакид разомкнул вкруг тела объятье.
Вот он морским божествам, вино возливая на волны,
Жертвы приносит, и скот приводя, и куря фимиамы.
И из морской глубины наконец вещун карпатийский 478
250 Молвил ему: «Эакид 479, ты желанного брака достигнешь!
Только лишь дева уснет, успокоясь в прохладной пещере,
Путы накинь на нее и покрепче свяжи незаметно.
Да не обманет тебя она сотнями разных обличий, —
Жми ее в виде любом, доколь не вернется в обычный».
255 Молвил Протей и лицо скрыл вновь в пучину морскую,
Волнам нахлынуть велел и залил окончание речи.
Мчался к закату Титан и дышлом касался наклонным
Вод гесперийских. Краса Нереида покинула море
И, как обычно, вошла в знакомую опочивальню.
260 Только лишь девичий стан обхватили объятья Пелея,
Стала та виды менять. Но чувствует, крепко он держит
Тело; туда и сюда пришлось ей протягивать руки —
И застонала: «Твоя не без помощи божьей победа!» —
Стала Фетидою вновь и открылась; герой ее обнял.
265 Взял, что желал, и могучий Ахилл был Фетидою зачат.
Счастлив сыном Пелей и богинею счастлив супругой;
Все бы досталось ему, когда б не его преступленье,
Фока убийство! Его, виновного в братниной крови,
Вон из-под кровли родной убежавшего, принял Трахинский
270 Край. Державствовал там, убийств и насилий не зная,
Сын Светоносца-звезды, в лице сохранивший сиянье
Отчее, добрый Кеик. В то время он был опечален:
Сам на себя не похож, — потерю оплакивал брата.
Тут-то к нему Эакид, истомленный путем и тревогой,
