9. Его заботой было водворять мир среди повздоривших братьев и примирять жен с их мужьями. Как-то он удачно выступил перед пришедшим в волнение народом и убедил чернь благоразумно служить отечеству. Вот какого рода философию он исповедовал: ласковую, кроткую, радостную.
10. Огорчали его только болезнь или смерть друзей, ибо он считал дружбу величайшим из благ. Именно поэтому он был для всех другом и почитал своим близким любого, кто только принадлежал к человеческому роду. От дружбы одних он получал большее удовольствие, от других — меньшее, но пренебрегал лишь теми, кто, казалось ему, не подавал никаких надежд на исправление. Все это он делал как бы вдохновляемый харитами и самой Афродитой, а говорил так, как будто постоянно — по выражению комического поэта341 — «на его устах пребывала Убедительность».
11. Вот почему афиняне — как народ, так и находящиеся у власти — чрезвычайно уважали его и смотрели как на существо высшее. Правда, в первое время Демонакт вызывал неудовольствие многих афинян и за свою вольную речь и независимое поведение заслужил у толпы ненависть не меньшую, чем некогда Сократ. Нашлись даже некоторые афиняне, которые взяли на себя роль новых анитов и мелетов, выдвигая против него те же обвинения, что и их предшественники против Сократа: никто-де никогда не видел, чтобы Демонакт приносил жертвы богам, и он единственный из всех не посвящен в Элевсинские мистерии.
В ответ на это Демонакт, покрыв голову венком и надев чистый плащ, мужественно явился в Народное собрание и произнес защитительную речь — говорил он временами хорошо и благопристойно, временами же более сурово, чем можно было бы ожидать от такого человека. Возражая на обвинение в том, что он никогда не приносил жертвы Афине, Демонакт сказал: «Не удивляйтесь, афиняне, что я до сих пор не приносил ей жертвы: ведь я полагал, что богиня не нуждается в моих приношениях». Отводя второй упрек, касающийся мистерий, он объяснил свое неучастие в таинствах следующим образом: если мистерии окажутся плохими, он не сможет об этом не рассказать непосвященным, но постарается отвратить их от участия в оргиях; если же, напротив, мистерии окажутся хорошими, он всем расскажет о них из человеколюбия. Услышав это, афиняне, уже державшие наготове камни, предназначенные для Демонакта, тотчас преисполнились к нему кротости и доброжелательности и с этого момента начали его уважать, чтить, а в конце концов и восхищаться им. И все это — несмотря на то, что во вступлении к обращенной к ним речи Демонакт употребил резкие слова. «Афиняне, — сказал он, — видите, я в венке, так принесите же теперь и меня в жертву. Ведь первая ваша жертва не встретила одобрения богов».
12. Хочу привести в качестве примера несколько метких и остроумных высказываний Демонакта. Начну с Фаворина, с того, как удачно Демонакт ему ответил. Фаворин узнал от кого-то, что Демонакт насмехается над его философскими беседами и особенно над включенными в них вялыми, расслабленными стихами, называя их жалкими, бабскими и меньше всего приличествующими философии. Фаворин, подойдя к нему, спросил Демонакта, кто он, собственно, такой, чтобы издеваться над его беседами. «Человек, — сказал Демонакт, — чьи уши нелегко обмануть». Однако софист-евнух не Унимался и задал другой вопрос: «Что ты взял с собой, Демонакт, оставив детские забавы и вступив на путь философии?»
— «Яйца», — ответил Демонакт.
13. В другой раз, приблизившись к Демонакту, Фаворин спросил его, какое философское направление он предпочитает. «А кто тебе сказал, что я вообще занимаюсь философией?» — возразил Демонакт. И, уже отходя от Фаворина, он весело рассмеялся. В ответ на вопрос софиста, над чем он смеется, Демонакт сказал: «Смешным показалось мне, что ты, сам не имея бороды, по бороде узнаешь философов».
14. Одно время в Афинах большой популярностью пользовался софист Сидоний, который, расхваливая себя, утверждал, что он якобы одинаково искушен во всех философских учениях. Говорил он следующее: «Если Аристотель меня позовет, я последую за ним в Ликей, если Платон — пойду в Академию, если Зенон — буду проводить время в Стое, если же меня позовет Пифагор, буду молчать».342 — «Послушай, — сказал находившийся среди слушателей Демонакт, поднявшись с места и называя софиста по имени, — тебя уже зовет Пифагор».
15. Один молодой красавец, возлюбленный богача Пифона из Македонии, издеваясь над Демонактом, предложил ему софистический вопрос и требовал дать ответ. «Одно мне только ясно, мальчик, — сказал Демонакт, — сам ты, конечно, дашь». Юноша был обижен двусмысленной шуткой и стал угрожать: «Погоди, ты еще увидишь настоящего мужа». — «Мужа? — со смехом переспросил Демонакт. — Так, значит, у тебя и муж есть?»
16. Как-то один атлет, которого Демонакт высмеял за то, что он, олимпийский победитель, показывается везде в пестрых одеждах, ударил философа камнем по голове так, что потекла кровь. Все, кто видел это, возмутились, словно это их самих ударили, и закричали, что нужно идти к проконсулу. Демонакт же сказал: «Не к проконсулу, а к врачу надо отправиться».
17. Однажды на улице Демонакт нашел золотой перстень с большим отверстием. Он вывесил на рынке объявление, предлагая, чтобы владелец, потерявший перстень, пришел и забрал его, назвав предварительно вес перстня, описав вделанный в него камень и имеющуюся на нем печатку. И вот явился какой-то миловидный мальчишка, утверждающий, что это он потерял перстень. Так как он ничего не мог правильно назвать, Демонакт сказал: «Уходи, мальчик, и береги свое отверстие, а перстень с этим отверстием не твой».
18. Один римский сенатор, находясь в Афинах, представил Демонакту своего сына, очень красивого, но женоподобного и изнеженного. Сенатор сказал: «Вот мой сын, который приветствует тебя». А Демонакт в ответ: «Хороший у тебя сын: и тебя достоин, и матери своей подобен».
19. Про киника, который имел обыкновение философствовать, расхаживая в медвежьей шкуре, Демонакт сказал, что правильнее было бы величать его не Гоноратом (так его звали), а Медвежатом.
20. Кто-то спросил Демонакта, каково, по его мнению, определение счастья. «Только свободный человек счастлив», — ответил он. В ответ на замечание, что свободных людей существует много, Демонакт сказал: «Но свободным я считаю только того, кто ни на что не надеется и ничего не боится». — «Кто же может жить без надежды и страха? Ведь все мы в большинстве случаев рабы этих чувств», — возразил собеседник философа. «Если ты, однако, — сказал Демонакт, — хорошенько поразмыслишь над человеческими делами, то поймешь, что они не заслуживают ни надежд, ни страхов, так как всегда настает конец как тяготам, так и радостям».
21. Перегрин-Протей, порицая Демонакта за то, что тот часто насмехался и подшучивал над людьми, сказал ему: «Демонакт, ты не похож на киника», на что Демонакт ответил: «Перегрин, ты не похож на человека».
22. Один исследователь природы разглагольствовал как-то об антиподах. Демонакт, предложив ему подняться с места и подведя его к колодцу, спросил, указывая на их собственное отражение в воде: «Не они ли, по-твоему, являются антиподами?»
23. Некий человек утверждал, что он маг и знает могущественные заклинания, с помощью которых может заставить кого угодно отдать ему все, что он пожелает. «Как это тебе ни покажется странным, — сказал ему Демонакт, — но я твой товарищ по профессии; если хочешь, пойдем со мной к торговке хлебом, и ты увидишь, как я одним заклинанием и маленькой дозой волшебного средства заставлю ее дать мне хлеба». Демонакт имел в виду, что монета по силе ничем не уступает заклинанию.
24. Герод, очень горюя о безвременно скончавшемся Полидевке, требовал, чтобы для его любимца закладывали колесницу и подавали лошадей, как будто покойник мог еще ими воспользоваться; к тому же Герод настаивал, чтобы Полидевку готовили обед. Явившись к Героду, Демонакт сказал: «Я доставил тебе письмо от Полидевка».
Услышав это и решив, что Демонакт, как и все, снисходит к его слабости, Герод спросил: «Что хочет Полидевк?» — «Он недоволен тем что ты еще не явился к нему», — ответил философ.
25. В другой раз Демонакт пришел к человеку, который, запершись в темном помещении, горько оплакивал своего сына. Философ заявил, что он маг и может вывести на землю тень умершего, при том, однако, условии, что несчастный отец назовет ему имена трех человек, которым никогда не приходилось никого оплакивать. Человек, потерявший сына, долго колебался и находился в явно затруднительном положении — полагаю, из-за того, что не мог никого назвать. «Не смешон ли ты, — сказал Демонакт, — считая, что только сам невыносимо страдаешь, и не зная никого, кто бы был незнаком с горем?»
