С этого времени стала Хансавали худеть и бледнеть, точно луна в темную половину месяца, и исхудала до того, что осталась от нее одна лишь красота. Под предлогом нездоровья укрылась она в храме Хари, истребителя грехов, и с позволения отца стала жить там в одиночестве и служить божеству. От мыслей о тебе, почтенный, не могла она спать, и даже лунные ночи опаляли ее. И жила она, не замечая ни дня, ни ночи. Как-то зашел я в храм — заметила она меня, позвала и одарила одеждами и украшениями и сделала это с большим почтением. Когда же вышел я со всеми подарками из храма, увидел на кайме подаренной одежды вышитое то самое двустишие. Послушай его снова:
Какой страсти может достичь Хансавали,
Если недосягаем для нее Камалакара,
Воспеваемый радостно щебечущими
Брахманками, усевшимися на лотосе?
Прочел я его и понял, что сердце девушки пришло к решению, и тогда поспешил я сюда и прочел тебе этот стих, а вот и одежда, на кайме которой он вышит».
Выслушав все, что рассказал ему поэт, и прочитав стих, обрадовался Камалакара и стал непрестанно думать о Хансавали, проникшей в его душу через уши и глаза. Стал он старательно размышлять, как бы ее добыть, да случилось так, что позвал его отец и сказал: «Ленивые цари, сынок, погибают подобно зачарованным змеям, а как погибшему воскреснуть?! Ты все еще не собрался на дела ратные, погружен в наслаждения. Так, пока жив я, попрощайся с негой и забудь про леность. Ты должен одержать победу над врагом моим, — повелителем ангов, — он уже покинул пределы своей страны и угрожает нам».
Обрадованный такой речью отца и жаждущий попасть в страну, где живет его возлюбленная, Камалакара молвил: «Так тому и быть!»
По отцовскому приказу выступил он с войском, от мощи которого содрогнулась земля и в страхе затрепетали сердца врагов. В несколько переходов достиг он армии повелителя ангов, вынудил того сразиться с ним и будто выпил все вражеское войско, подобно тому как пророк Агастья выпил океан[46]. Торжествующий, захватил доблестный Камалакара царя ангов живым. Одолев и смирив врага, отправил его Камалакара пленником к своему отцу, поручив надежному пратихаре, и наказал ему передать радже такие слова: «Теперь, батюшка, устремляюсь я отсюда на других врагов».
Затем, одного за другим смиряя своим войском царей, подошел Камалакара к. городу Видише и, остановившись под его стенами, послал к Мегхамалину, отцу Хансавали, посла просить его отдать дочь в жены ему, Камалакаре. Мегхамалин же, узнав, что Камалакара пришел не со злым умыслом, а просить его дочь в жены, с радостью вышел к нему, принял, как гостя, и с почтением произнес: «Зачем ты изволил сам переносить все тяготы ради дела, которое можно было бы исполнить через посла? Желаю я этого брака, а по какой причине, слушай. Уже в детстве Хансавали стала великой почитательницей Несокрушимого[47]. Видя, что нежна она, как цветок шириши[48], тревожила меня забота, кто будет для нее, наделенной таким качеством, достойным женихом. Но не видел я достойного жениха, и потому лишился я сна и случилась у меня страшная лихорадка. Измученный болезнью, чтобы умерить ее, молился я Вишну, о тревоге моей поведал я ему. Ночью снизошел на меня сон и явился мне Вишну и повелел: «Пусть дочь твоя, сынок, из-за которой случилась у тебя лихорадка, коснется твоего тела рукой — от этого избавишься ты от хвори. От пламени поклонения мне, горящего в ее душе, рука твоей дочери стала такой святой, что одно ее прикосновение, без сомнения, укротит твою страшную лихорадку. И не тревожься о ее свадьбе — станет ей мужем царевич Камалакара. Но придется какое-то время дочери твоей претерпеть мучения».
Услыхал я сказанное Держащим лук[49] и на исходе ночи проснулся. Исполнил я все, и прикосновение руки Хансавали избавило меня от лихорадки. Сам бог предназначил вам быть мужем и женой, и отдаю я тебе Хансавали в жены». Затем назначил он день свадьбы. А потом уж вернулся к себе в столицу. Там он рассказал дочери обо всем, Хансавали же призвала самую близкую подругу по имени Канакаманджари и сказала ей: «Ступай и посмотри, тот ли это похитивший мое сердце царевич, что здесь нарисован. Не выдал бы меня отец за какого-нибудь другого, носящего то же имя, пришедшего сюда с войском, из страха, в качестве подарка».
Так наказала она Канакаманджари, и та, нарядившись подвижницей, уложив пирамидой волосы на голове, с четками в руке, поспешила в стан к царевичу и, смешавшись с его приближенными, разглядела его, подобного божеству, покровительствующему оружию бога Камы, способного очарованием победить весь мир. И тотчас же сердце ее было похищено его красотой, и она подумала, словно углубившись в самадхи[50]: «Если не сойдусь я с ним, значит, напрасно я родилась! Будь что будет, а я этого добьюсь!»
Приблизилась она затем к нему, благословила и дала камень драгоценный. Он принял его с благодарностью, а она сказала: «Не раз видела я действие этого лучшего из камней. Пока ты его держишь, любое оружие врага будет остановлено, а-отдаю я его тебе восхищенная твоими достоинствами— не мне он нужен, а тебе, царевич». И, сказав так, удалилась она, отговорившись тем, что дала обет жить только подаянием, хотя и оставлял ее царевич погостить.
Сбросив одежду подвижницы и сделав печальное выражение лица, явилась она к Хансавали и, когда стала та расспрашивать ее, рассказала такую небылицу: «Хоть и не должно говорить об этом, но из преданности открою я тебе великую тайну. Когда, одевшись подвижницей, явилась я в стан царевича, подошел ко мне вдруг какой-то человек и спросил: «Не знаешь ли ты, почтенная, как бесов изгонять?» Услышала я это и ему, который, как показалось мне, был пратихарой, ответила: «Хорошо я это дело знаю. Подумаешь, невидаль какая! Это для меня пустяки!» И тотчас же отвел он меня к царевичу Камалакаре, и увидела я его корчившегося, мучимого бесом, увенчанного рогами, а около него стояли успокаивающие снадобья, а на нем самом был надет исцеляющий талисман. Сделала я тогда несколько движений, будто заклинала его, и сразу же вышла оттуда, сказав при этом, что приду на следующее утро, чтобы избавить его от недуга, а затем, крайне удрученная неожиданно увиденным, поспешила сюда, чтобы все тебе рассказать».
Выслушала Хансавали из ее уст всю эту ложь, и поразила она ее, как удар грома. Тогда сказала она, простодушная, Канакаманджари: «Хоть и хорошо рукоделье судьбы, она — сама себе завистница — все портит. Вот ведь даже на светлый лик луны посадила пятно! Выбрала я себе мужа, а теперь и думать о нем не могу! Уж лучше умереть мне или скитаться в лесу! Скажи же, что мне делать?» — спрашивала простодушная Хансавали обманщицу Канакаманджари. А та ей: «Когда придет время свадьбы, вели кому-нибудь из служанок надеть твой свадебный наряд, и, пока все будут суетиться около нее, ты куда-нибудь убежишь!»
Выслушав такой совет, попросила царевна предательницу: «Так ты и нарядись в мое платье для венчания с этим царевичем. Кто же еще так верен мне и так похож на меня?!» И ответила ей на это злодейка Канакаманджари: «Найду я какой-нибудь способ так устроить, а ты, коли веришь мне, поступай так, как я скажу!»
Так подбодрив царевну, пошла она к своей подруге Ашокакари, от которой у нее не было секретов, и открыла ей все, что задумала совершить, и вместе с ней стала прислуживать совсем отчаявшейся Хансавали, послушно делавшей все, о чем говорила ей Канакаманджари.
Пришел день свадьбы, и, когда наступил вечер и все были заняты встречей царевича Камалакары, прибывшего в сопровождении пеших воинов, всадников и слонов, отвлекши чем-то других служанок, Канакаманджари увела царевну Хансавали, словно желая нарядить ее, в потаенные покои, а там сама оделась в ее одежду, а ей отдала платье Ашокакари, а свое отдала той. Когда же сгустился ночной мрак, сказала она Хансавали: «Если выйдешь ты из города через западные ворота, то всего в одном кроше[51] от них стоит старое высокое дерево шалмали. Ступай к нему и спрячься в нем, да жди, пока я не появлюсь. Когда закончится обряд, обязательно я приду к тебе».
Согласилась Хансавали на то, что предложила ей коварная подруга, — одетая в одежду Ашокакари, она вышла из антахпура в ночную тьму, незаметно прошла через ворота, заполненные народом, и добралась до того дерева шалмали. Как увидела она мрак, таившийся в расщелине его ствола, испугалась и не вошла в нее, а забралась на росшее рядом дерево вата[52], уселась там, скрытая листьями, и стала высматривать, не идет ли ее подруга-предательница. Ведь не знала простодушная царевна о подлой натуре Канакаманджари.
А тем временем в царском дворце, когда наступил благословенный час, привел царь к алтарю Канакаманджари, одетую, как Хансавали, и Камалакара взял ее в жены. И никто в сумерках не заметил обмана, даже когда жених поднял покрывало невесты, чтобы взглянуть ей в лицо[53]. Когда же завершился свадебный обряд, Камалакара вместе с мнимой Хансавали и Ашокакари, выдававшей себя за Канакаманджари, поспешил к себе в лагерь так быстро, словно спешил не утратить расположения благоприятных к нему созвездий. Он тоже выехал из города через западные ворота и через некоторое время доехал до дерева шалмали, вблизи которого стояло дерево вата, укрывшее обманутую Хансавали. Когда приблизился его слон к дереву, словно в страхе обхватила мнимая Хансавали Камалакару и на удивленный вопрос его в притворном испуге прошептала: «Знай, благородный, что приснилось мне, будто из этого дерева выскочила ракшаси, принявшая образ женщины, и схватила меня, чтобы сожрать. Но вдруг явился какой-то брахман и вызволил меня, успокоил и сказал так: «Это дерево, доченька, надобно сжечь, а ту женщину, которая из дерева выскочит, тотчас же нужно бросить в огонь, и будет тебе от этого благо!» И, сказав это, он исчез, а я проснулась. А вспомнила я об этом при виде этого дерева и испугалась».
