На расстоянии примерно одного полета стрелы от входа, сразу за поворотом, паланкины остановились, из них вышли служанки. Четверо слуг лет семнадцати – восемнадцати, в халатах и шапках, сменили носильщиков и понесли паланкин Линь Дайюй дальше. Служанки последовали за ними пешком.
У вторых ворот паланкин опустили на землю, молодые служанки с достоинством удалились, а подоспевшие им на смену раздвинули занавески и помогли Дайюй выйти.
Поддерживаемая с двух сторон служанками, Дайюй вошла во вторые ворота. По обе стороны от них были расположены полукругом крытые галереи, а напротив высился проходной зал, где перед входом стоял мраморный экран[35] на ножках из сандалового дерева. Далее одна за другой следовали три небольших приемных и, наконец, главное строение, а перед ним просторный дворец. Впереди стоял господский дом из пяти покоев с резными балками и расписными колоннами, а по бокам – флигеля с террасами – там были развешаны клетки с попугаями и другими редкими птицами.
На крыльце сидели молодые служанки в красных кофтах и зеленых юбках. Едва заметив вошедших, они бросились навстречу.
– Наконец-то вы приехали, а старая госпожа только что о вас вспоминала!
Три из них поспешили ко входу и отодвинули закрывавший его занавес, в тот же момент кто-то доложил:
– Барышня Линь Дайюй!
Едва Линь Дайюй вошла в дом, как навстречу ей, поддерживаемая под руки служанками, пошла старуха с белыми, словно серебро, волосами. Дайюй сразу догадалась, что это бабушка, и хотела поклониться, но старуха удержала ее, заключила в объятия и со слезами на глазах воскликнула:
– Мое дорогое дитя!
Все, кто был здесь, тоже прослезились. Заплакала и Дайюй. Но тут все принялись ее утешать.
Как только Дайюй успокоилась и поклонилась бабушке, та стала знакомить ее с родными.
– Это твоя старшая тетя, – говорила она. – Это – вторая тетя. А вот жена твоего покойного старшего двоюродного брата – госпожа Цзя Чжу.
Дайюй кланялась каждой родственнице, а бабушка тем временем распорядилась:
– Позовите барышень! По случаю приезда дорогой гостьи из дальних краев пусть не идут на занятия.
Две служанки с поклоном вышли, и вскоре явились три барышни в сопровождении трех мамок и нескольких молодых служанок: одна из барышень была пухленькая, но складная, среднего роста, с чуть приплюснутым носом и смуглыми, как плод личжи, щеками, в общем, очень миловидная. Держалась она скромно и просто. Вторая, высокая, стройная, с покатыми плечами, овальным, как утиное яйцо, лицом, большими глазами и густыми бровями, отличалась изысканными манерами и вела себя непринужденно, но без тени развязности. Третья была совсем еще маленькая. Шпильки, кольца, юбки и кофты у всех трех были одинаковые. Дайюй встала, чтобы приветствовать их, и они познакомились.
За чаем, который подали служанки, разговор шел о матери Дайюй, о ее болезни, лекарствах, о похоронах. Бабушка опечалилась и сказала Дайюй:
– Я так любила твою мать, больше всех дочерей, а вот видишь, пережила ее и даже не смогла увидеться с ней перед смертью. Это такое горе для меня!
Она взяла Дайюй за руку и разрыдалась. Насилу ее успокоили.
Изысканные манеры маленькой Дайюй не могли скрыть ее болезненного вида и вялости движений. Посыпались вопросы:
– Какие ты принимаешь лекарства? Неужели ничего не помогает?
– Я никогда не отличалась крепким здоровьем, – отвечала Дайюй. – С тех пор, как помню себя, всегда принимала лекарства. Самых знаменитых врачей ко мне приглашали. И все напрасно. Когда мне было три года, забрел к нам однажды буддийский монах, с коростой на голове, и посоветовал родителям отдать меня в монастырь. Но они и слышать об этом не хотели. Тогда монах сказал, что есть еще способ вылечить меня: запретить мне плакать и видеться с родственниками, кроме отца и матери. Монах этот был сумасшедший, и никто не внял его речам. А сейчас я все время принимаю пилюли из женьшеня.
– Вот и хорошо, – произнесла матушка Цзя, – я велю приготовить побольше этого лекарства.
В этот момент послышался смех и кто-то сказал:
– Выходит, я опоздала! Не успела даже встретить гостью из дальних краев!
«Здесь все так сдержанны, – подумала Дайюй, – кто же дерзнул вести себя столь бесцеремонно?»
И тут из внутренних покоев в сопровождении нескольких служанок, молодых и старых, появилась очень красивая женщина. Наряжена она была как сказочная фея, расшитые узорами одежды сверкали. Волосы, стянутые узлом, были перевиты нитями жемчуга и заколоты пятью жемчужными шпильками в виде фениксов, обративших взоры к сияющему солнцу, на шее – ожерелье с подвесками, изображающими свернувшихся в клубок золотых драконов. Атласная кофта, вытканная яркими цветами и золотыми бабочками. Поверх кофты – накидка из темно-серого, отливающего серебром, набивного шелка и креповая юбка с цветами по зеленому полю. Глаза чуть раскосые, брови – ивовые листочки. Во всем облике женщины чувствовалась легкость и стремительность, густо напудренное лицо было добрым, на плотно сжатых алых губах играла едва заметная улыбка.
Дайюй поспешно поднялась ей навстречу.
– Ты ее, конечно, не знаешь? – спросила госпожа Цзя. – Это наша «колючка», или «перец», как говорят в Цзиньлине. Зови ее Фэн-колючка, или Фэнцзе.
Дайюй растерялась, она не знала, как обратиться к красавице, и сестры пришли ей на помощь.
– Это жена твоего второго двоюродного брата Цзя Ляня.
Дайюй никогда не видела этой женщины, но от матери часто слышала, что Цзя Лянь, сын старшего дяди Цзя Шэ, женился на племяннице второй тетки, урожденной Ван, что племянницу эту с самого детства воспитывали как мальчика и дали ей школьное имя – Ван Сифэн.
Дайюй с улыбкой приветствовала молодую женщину и назвала ее «тетушкой».
Фэнцзе взяла Дайюй за руку, внимательно оглядела, усадила рядом с матушкой Цзя и сказала:
– Бывают же, право, в Поднебесной такие красавицы! Впервые вижу! В ней больше сходства с отцовской линией, чем с материнской! Не удивительно, что вы так скучали по ней! Бедная моя сестричка! Так рано осиротела!
Она поднесла к глазам платок и вытерла слезы.
– Только я успокоилась, а ты опять меня расстраиваешь, – упрекнула ее матушка Цзя. – Да и сестрицу тоже. Она и так устала с дороги! Здоровье у нее слабое. Поговорила бы о чем-нибудь другом!
Печаль Фэнцзе мгновенно сменилась весельем, и она рассмеялась:
– Вы правы, бабушка! Но я, как только увидела сестрицу, обо всем позабыла, и радостно мне стало, и грустно. Бить меня надо, глупую!
Она опять взяла Дайюй за руку и как ни в чем не бывало спросила:
– Сколько тебе лет, сестричка? Ты уже учишься? Какие лекарства пьешь? Очень прошу тебя, не скучай по дому! Проголодаешься или захочешь поиграть, скажи мне! И на служанок тоже мне жалуйся, если какая-нибудь не угодит!
Дайюй слушала и кивала головой. Затем Фэнцзе обратилась к служанкам:
– Вещи барышни Линь Дайюй внесли в дом? Сколько приехало с ней служанок? Немедленно приготовьте для них две комнаты, пусть отдыхают.
Пока шел этот разговор, служанки подали чай и фрукты, и Фэнцзе пригласила всех к столу.
– Жалованье слугам за этот месяц выдали? – спросила вторая тетка.
– Выдали, – ответила Фэнцзе. – Я со служанками только что поднималась наверх искать атлас, о котором говорила вчера госпожа, но так и не нашла. Видимо, госпожа запамятовала.
– Экая важность! – заметила госпожа Ван. – Возьми любых два куска на платье сестрице. Я вечером пришлю за ними служанку.
– Присылайте. Я все приготовила, еще до приезда сестрицы, – ответила Фэнцзе.
Госпожа Ван улыбнулась и молча кивнула.
Когда служанки убрали со стола, старая госпожа Цзя велела двум мамкам проводить Дайюй к обоим дядям – братьям ее матери.
– Позвольте мне проводить племянницу, – промолвила госпожа Син, жена Цзя Шэ, вставая с циновки, – так, пожалуй, удобнее.
– Проводи, – улыбнулась матушка Цзя. – Чего зря сидеть!
Госпожа Син взяла Дайюй за руку и попрощалась с госпожой Ван. Слуги их проводили до вторых ворот.
Была подана крытая синим лаком коляска с зеленым верхом, и когда госпожа Син и Дайюй сели в нее, служанки опустили занавески. Затем слуги отнесли коляску на более просторное место и впрягли в нее смирного мула.
Выехав через западные боковые ворота, коляска направилась к главному восточному входу дворца Жунго, въехала в крытые черным лаком большие ворота и оказалась у вторых внутренних ворот.
Госпожа Син вышла из коляски, за ней последовала Дайюй, и они вместе направились во двор. Дайюй подумала, что где-то здесь находится сад дворца Жунго.
Пройдя через трехъярусные ворота, они увидели главный дом с маленькими изящными флигелями и террасами, совершенно не похожими на величественные строения той части дворца Жунго, где жила матушка Цзя. Во дворе было много деревьев, то здесь, то там высились горки разноцветных камней.