Фэнцзе была задета за живое, но виду не подала, лишь украдкой наблюдала за мужем. Цзя Ляню тоже стало досадно, однако он был слишком занят своими делами и сказал:
– Пустячное это дело! Не беспокойся! Я выступлю сватом; завтра же велю послать родителям Цайся подарки и объявить им мое желание. А станут артачиться, сам с ними поговорю.
Жена Ванъэра взглянула на Фэнцзе, та незаметно сделала ей знак удалиться. Женщина поспешно поклонилась и, поблагодарив Цзя Ляня, направилась к выходу.
– Попроси еще и госпожу Ван дать согласие! – крикнул ей вслед Цзя Лянь. – Так будет лучше. И я тоже ее попрошу. Действовать надо добром, а не силой, чтобы сохранить дружбу между нашими семьями.
– Раз ты так стараешься, то и я не останусь в стороне, – с улыбкой промолвила Фэнцзе. – Ты слышала, жена Ванъэра? Я все для тебя сделаю, только скажи своему мужу, пусть долг к концу года отдаст. Меня и так упрекают, будто я даю деньги в рост, а за поблажки живьем съедят!
– Что вы, госпожа! – сказала жена Ванъэра. – Кто посмеет вас упрекать?! Извините за дерзость, но я уверена, эти деньги вы растратите по мелочам!
– Как ты думаешь, для чего мне деньги? – стала рассуждать Фэнцзе. – Только для повседневных расходов, получаем мы мало, а тратим много. Нам с мужем, а также нашим служанкам в месяц положено лянов двадцать серебра, эту сумму мы расходуем за четыре-пять дней. И без дополнительного источника дохода нам оставалось бы, как говорится, с голоду умереть! А раз так, лучше поскорее собрать долги. Я не хуже других знаю, что делать с деньгами! Разве плохо ничего не делать и тратить деньги в свое удовольствие? Госпожа Ван целых два месяца волновалась, не знала, где взять средства, чтобы устроить день рождения старой госпожи. А я напомнила ей, что в сундуках хранится много бронзовой и оловянной посуды. Четыре или пять сундуков вытащили, посуду заложили и на эти деньги купили вполне приличные подарки. Я продала часы с боем за пятьсот шестьдесят лянов, но уже через две недели эти деньги пришлось израсходовать на всякие нужды. А сейчас у нас появились долги, и не знаю, кому пришло в голову втянуть в денежные дела старую госпожу.
– Какая госпожа, продав украшения и одежду, не смогла бы прожить на вырученные деньги?! – улыбнулась жена Ванъэра. – Только никто не хочет продавать.
– Речь не о том, хочет или не хочет, – возразила Фэнцзе. – Просто я не могу этого допустить… Вчера вечером я видела во сне человека, лицо его мне было знакомо, а фамилию никак не могла вспомнить. Он подошел ко мне и говорит: «Матушка велела прислать ей сто кусков парчи!» Я спросила, какая матушка. Оказалось, матушка-государыня. Я отказалась дать парчу, так он силой стал ее отбирать. Тут я и проснулась.
– Это приснилось вам потому, что весь день вы провели в хлопотах, – заметила жена Ванъэра, – к тому же связаны с императорским дворцом.
Вошла служанка и доложила:
– От старшего придворного евнуха Ся прибыл младший евнух с каким-то поручением.
– Что там еще? – нахмурился Цзя Лянь. – И так уже достаточно из нас вытянули!
– Ты уходи, я сама с ним поговорю, – предложила Фэнцзе. – Может, какое-нибудь пустяковое дело, а если даже и важное, я найду что сказать.
Цзя Лянь удалился во внутренние комнаты. Фэнцзе приказала пригласить евнуха и осведомилась, с чем он пожаловал.
– Господину Ся недавно приглянулся дом, но на его покупку не хватает двухсот лянов серебра, – принялся объяснять евнух. – Вот он и послал меня к вам с просьбой: не можете ли вы ссудить ему двести лянов. Через два дня он их непременно вернет!
– Сделайте одолжение! – расплылась Фэнцзе в улыбке. – Серебра у меня хоть отбавляй, надо только отвесить. Может быть, и нам придется когда-нибудь обратиться к вашему господину!
– И еще господин Ся велел передать, что пока не может вернуть тысячу двести лянов серебра, которые взял в прошлый раз, – проговорил евнух. – Но в конце года он рассчитается со всеми долгами.
– Разумеется! – снова улыбнулась Фэнцзе. – Стоит ли беспокоиться! Скажу прямо: если бы все возвращали долги, как господин Ся, трудно сказать, сколько было бы у нас денег! Затруднений мы пока не испытываем, так что всегда рады выручить!
Фэнцзе позвала жену Ванъэра и приказала:
– Раздобудь где угодно двести лянов серебра, поживее!
Та сразу смекнула, в чем дело, и виновато улыбнулась:
– А я к вам пришла просить в долг, нигде не могу достать!
– Занимать у своих вы умеете! – буркнула Фэнцзе. – А попросишь достать денег на стороне – сразу отказываетесь!.. Пинъэр! – позвала она. – Возьми два моих золотых ожерелья и заложи за четыреста лянов серебра!
Пинъэр принесла большой, обтянутый парчой короб и вытащила из него обернутые в парчу ожерелья: одно крученое, золотое с жемчужинами, каждая величиной с семя лотоса, второе – из драгоценных каменьев, украшенных перьями зимородка. Ожерельям цены не было, точно такие же носили при дворе.
Пинъэр взяла ожерелья, ушла и вскоре возвратилась с четырьмястами лянами серебра. Фэнцзе распорядилась отвесить половину евнуху, а половину отдать жене Ванъэра на устройство праздника Середины осени. Людям велено было донести евнуху серебро до главных ворот, и, распрощавшись с Фэнцзе, он уехал.
– И когда только кончится это наваждение? – с горькой усмешкой произнес Цзя Лянь, входя в комнату.
– Уж очень некстати этот евнух явился! – воскликнула Фэнцзе.
– Вчера приезжал старший евнух Чжоу, тот не стал мелочиться, сразу попросил тысячу, – возмущался Цзя Лянь. – А когда заметил, что я в затруднении, выразил недовольство. Не знаю, что будет дальше!
Фэнцзе тем временем умылась, переоделась и отправилась к матушке Цзя прислуживать за ужином.
А Цзя Лянь пошел к себе в кабинет, где, к великому своему удивлению, застал Линь Чжисяо.
– Что случилось? – спросил Цзя Лянь.
– Только что мне сказали, будто Цзя Юйцунь уволен с должности, – ответил Линь Чжисяо, – за что, неизвестно. Не знаю, правда это или нет.
– Неважно за что, – ответил Цзя Лянь. – Такие, как Цзя Юйцунь, долго не держатся на одном месте. Пожалуй, сейчас начнутся всякие неприятности, так что нам лучше быть от него подальше.
– Совершенно верно! – согласился Линь Чжисяо. – А старший господин Цзя Чжэнь с ним подружился, да и наш господин Цзя Чжэн тоже. И все это знают.
– Как бы то ни было, дел мы с ним никаких не имели, – возразил Цзя Лянь, – а значит, ко всей этой истории непричастны. Постарайся разузнать, за что он уволен!
Линь Чжисяо кивнул, но уходить не торопился. Завел речь о всяких пустяках, упомянул, как бы между прочим, о денежных затруднениях и, наконец, сказал:
– Слишком много у нас в доме народу. Надо попросить старую госпожу, чтобы явила милость и велела отпустить стариков, которые отслужили свое и сейчас не нужны. А сколько в доме служанок! Времена меняются. О прежних порядках надо забыть и кое в чем себя урезать. У кого по восемь служанок, пусть обходятся шестью, у кого четыре – двумя. Ведь многие служанки выросли, выйдут замуж, нарожают детей – сколько людей в доме прибавится!..
– Я и сам думал об этом, – прервал его Цзя Лянь. – Старший господин лишь недавно вернулся, я еще не докладывал ему о важных делах, а о пустяках и подавно. Тут как-то заявилась сваха, так госпожа ее не пустила. Боялась огорчить господина. Услышит о сватовстве и расстроится. Уж так он рад, что вернулся домой, к родным!
– Госпоже мудрости не занимать, – промолвил Линь Чжисяо.
– Да, кстати! – сказал Цзя Лянь. – Сын вашего Ванъэра хочет посвататься к Цайся, служанке из комнат госпожи, и просил меня помочь, но я решил, пусть кто-нибудь другой устроит сговор и сошлется на меня.
– Пожалуй, лучше вам не вмешиваться в это дело, второй господин, – после некоторого раздумья произнес Линь Чжисяо. – Сын Ванъэра любит вино и азартные игры. Пусть даже речь идет о служанке, но и для слуг брак – дело серьезное. Говорят, Цайся очень хороша собой – к чему губить ей жизнь?!
– Значит, он выпивоха! – воскликнул Цзя Лянь. – Зачем же тогда ему жениться? Не лучше ли дать ему палок да посадить под замок?
– Не обязательно делать это сейчас! – улыбнулся Линь Чжисяо. – Вот учинит какой-нибудь скандал, вы и распорядитесь его наказать.
На том разговор закончился, и Линь Чжисяо ушел.
Вечером Фэнцзе велела устроить сговор. Мать Цайся не хотела отдавать дочь за пьяницу, но Фэнцзе оказывала ей честь, выступая свахой, и пришлось согласиться.
Вскоре вернулся Цзя Лянь.
– Ну что, говорил ты насчет сватовства? – спросила Фэнцзе.
– Нет, – ответил Цзя Лянь. – Узнал, что он отъявленный негодяй, и передумал. Если правда то, что о нем говорят, надо его сначала хорошенько проучить, а уж потом подумать, стоит ли его вообще сватать.
– Тебя послушать, так в нашем доме все плохие, даже я, – съязвила Фэнцзе. – Что же говорить о слугах! С матерью Цайся уже договорились, она просто счастлива! Неужто объявить ей, что сговор отменяется?
