ставящим Симеона в один ряд с Апостолом Иоанном Богословом и Святителем Григорием Богословом. Впрочем, еще в XIX в. дерзновения этого чтимого автора могли настолько смущать, что его тексты печатались в русском переводе не без купюр. Это относится прежде всего к мистической лирике его гимнов, в которых он говорит о своем лично опыте с такой откровенностью и силой, какие заставляют вспомнить прозу Бл. Августина.
О личности Иоанна Мосха, по прозвищу Евкрат («Анисное варево»), мы знаем мало: даже его второе имя вызывает сомнение — патриарх Фотий, виднейший византийский эрудит IX в., называл его почему-то не «Мосхом», а не то «Мосхским», не то «сыном Мосховым». Грузинские специалисты высказали гипотезу о его колхидском происхождении, поняв «Мосх» как этноним (мосхи, или месхи, — племя на юго-западе Грузии). Достоверно известно, что наш автор монашествовал в Иерусалиме и в палестинской пустыне подле Иордана, что он долго жил в Александрии и обошел множество монастырей Египта, Синая, Сирии, Малой Азии, Кипра, Самоса, повсюду собирая рассказы о почитаемых «старцах», а умер в Риме, откуда тело его было доставлено в Иерусалим для погребения. Писал он по-гречески, но на живом разговорном наречии восточных окраин Византийской империи. Ему принадлежало жизнеописание александрийского патриарха Иоанна Милостивого, сохранившееся во фрагментах. В историю мировой литературы Иоанн Мосх входит как автор «Луга духовного», носящего в рукописях также заглавия «Лимонарь» (греч. «Лужок») и «Рай новый», а в древнерусской традиции обозначаемого как «Синайский патерик». Книга эта — собрание поучительных новелл из жизни аскетов, продолжающее традицию «Лавсаика» Палладия и других сборников монашеского «фольклора». Ее успех был велик, о чем можно судить по изобилию греческих рукописей и иноязычных переводов. На Руси с ней знакомятся с XI-XII вв.
Заглавие «Луг духовный» разъясняется самим Мосхом во вступлении; рассказы и афоризмы, составляющие книгу, разнообразные обличья аскетической добродетели, в ней представляемые, — словно пестрые цветы на лугу, из которых сочинитель то ли сплетает гирлянду, то ли, «подражая премудрой пчеле», собирает душепитательный мед.
Об Исааке Ниневийском, или Исааке Сирянине, как принято было называть этого автора в русской традиции, известно, что он был в 661 г. поставлен епископом древней Ниневии, бывшей столиц Ассирийского царства на берегу Тигра; однако епископом он пробыл всего пять месяцев. Предание утверждает, что его побудил сложить с себя сан и оставить город жестокосердный отказ заимодавца послушаться Евангелия и пожалеть должника. После этого Исаак жил отшельником в горах Хузистана, над северным берегом Персидского залива. Его сочинения, написанные по-сирийски в свободной форме чередующихся размышлений и афоризмов и посвященные вопросам самопознания и борьбы со страстями, благодаря необычной глубине в анализе внутренних состояний человека приобрели популярность, перешагнувшую вероисповедные границы, которые отделяли несторианское окружение Исаака от православной и монофиситской среды. Сочинения эти были переведены на греческий и арабский языки, а с греческого — на латынь, славянский, а затем и на русский. Особую роль они сыграли в истории нашей отечественной культуры — от допетровских времен до Ф.М. Достоевского. Однако в нашу подборку вошли тексты, насколько известно, никогда не переводившиеся на греческий, а потому — и на старославянский и русский языки; они переведены с сирийского оригинала.
Древний сирийский город Дамаск был еще в 635 г. отнят у Византийской империи силами ислама, а в 661 г. стал столицей арабских халифов из династии Омейядов. Иоанн, чье прозвище «Дамаскин» означает «уроженец Дамаска», родился в состоятельной семье, сохранявшей верность христианству, но служившей халифу, может быть, даже арабской: противники Иоанна в Византии, желая подчеркнуть его принадлежность враждебному миру халифата, называли его арабским именем «Мансур». Однако образование он получил в греческом духе. Еще находясь на службе халифа, Иоанн Дамаскин начал писать, выступая в защиту почитания икон, против господствовавшего тогда в Константинополе иконоборчества; его литературная деятельность продолжалась, когда он стал монахом (до 700 г.).
У деятельности этой есть два аспекта. Во-первых, Иоанн — богослов и ученый, автор «Источника знания» — энциклопедического свода, предвосхитившего «суммы» западных схоластов. Во-вторых, это поэт, который создал ряд знаменитых церковных песнопений. Он способен на выражение живого и глубокого чувства, как читатель может убедиться на примере погребального гимна, но и в поэзии он остается прежде всего ученым: он реставрирует давно оставленную в гимнографии античную просодию, доводит до очень большой усложненности архитектонику канона — нового жанра литургической лирики, вытесняющего жанровую форму кондака времен Романа Сладкопевца. Структура канона и без того сложна: он состоит из девяти «песней», т.е. больших строф (нормально — из восьми, ибо вторая «песнь» опускается во всех канонах, кроме великопостных); при этом каждая «песнь», соотносимая с определенным библейским мотивом, членится на ирмос (зачин) и несколько тропарей (меньших строфических единиц). У Иоанна в его ямбических канонах как ирмос, так и каждый из тропарей состоит из пяти шестистопных ямбов (по античной номенклатуре стихотворных размеров — т.н. триметры).
Свободное переложение этого гимна русскими четырехстопными ямбами, впрочем, довольно точно передающее структуру и отдельные словесные обороты произведения Иоанна, дал в своей поэме «Иоанн Дамаскин» (1852) А.К. Толстой:
Какая сладость в жизни сей
Земной печали не причастна?
Чье ожиданье не напрасно
И где счастливый меж людей?
Всё то превратно, всё ничтожно,
Что мы с трудом приобрели, —
Какая слава на земли
Стоим тверда и непреложна?
Всё пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет всё, как вихорь пыльный,
И перед смертью мы стоим
И безоружны, и безсильны.
Текст песнопения разделен в соответствии с принятой в византийском церковном пении системой восьми гласов (диатонических ладов, каждый из которых имел свой господствующий и конечный тоны).
Эпиграмма в антикизирующем вкусе из двух элегических дистихов (для византийской сакральной эпиграммы более характерны ямбические триметры). Акростишный характер последующего текста не мог быть соблюден в переводе.
Этот характерный образец дидактической сентенциозности и занимательно-назидательной, полусказочной новеллистики, культивировавшейся из века в век писцами, книжниками, придворными мудрецами Ближнего Востока, интересен как звено, соединяющее сирийскую литературу одновременно и с прошлым, т.е. с ассирийской древностью, и с будущим, т.е. арабским, армянским, славянским Средневековьем. В истории контактов между эпохами и странами «Повести об Ахикаре» принадлежит особое место.
Фрагменты самой древней известной ныне версии повести сохранились благодаря арамейскому
