Ознакомительная версия.
Песни северных провинций
Из песен провинции Ното3878 В Кумаки́ на илистое дно[1579]
Из Сира́ги дорогой топор[1580]
Уронил и плачу я,
Васи́![1581]
Ах, не надо
Горько, горько так рыдать,
Погляжу я,
Не всплывет ли он опять?
Васи́!
Вот что об этой песне передают и рассказывают. Был один глупый юноша. Он уронил на дно моря топор, но не знал, что железо не всплывает, поэтому и сложил он такую песню и, громко распевая, говорят, утешал себя.
3879 В винодельне в Кумаки[1582]
Раб, которого ругают все,
Васи́!
Я тебя позвал бы с собой,
Я тебя увел бы с собой,
Раб, которого ругают все,
Васи!
3881 Пусть в Оо́но-стороне[1583]
Через рощу путь — заросший путь,
Пусть все зарастет,
Но когда тебе туда идти,
Будут широки тогда пути!
3882 В Сибута́ни,
Где гора Футагами́,
У орла родился сын, говорят.
Чтобы выйти для тебя могла
Сасиба́[1584] из перьев орла,
У орла родился сын, говорят.
1740 В час, когда туман затмит
Солнца лик весною,
Только выйду я на берег
В бухте Суминоэ,
Посмотрю, как челн рыбачий
По волнам плывет,
Древнее сказание
В памяти встает.
В старину в Мидзуноэ
Раз Урасима-рыбак,
Ловлей рыбы увлечен
Кацуо и тай,[1586]
Семь ночей не возвращался
На село домой,
Переплыв границу моря
На челне своем.
Дочь морского божества
Водяных долин
Неожиданно он вдруг
Встретил на пути.
Все поведали друг другу
И судьбу свою
Клятвой навсегда скрепили,
В вечную страну уйдя…
Во дворец владыки дна,
Водяных долин,
В ослепительный чертог,
В глубину глубин
Парой юною вошли,
За руки держась,
И остались жить, забыв
Горе, старость, смерть.
И могли бы вечно жить
В светлой стороне,
Но из мира суеты
Странен человек!
Раз, беседуя с любимой,
Так промолвил он:
«Ненадолго бы вернуться
Мне в мой дом родной!
Матери, отцу поведать
О своей судьбе,
А назавтра я пришел бы
Вновь к тебе сюда».
Слыша эту речь его,
Молвила в ответ она:
«Только в вечную страну
Ты вернись ко мне!
Если хочешь, как теперь,
Вечно жить со мной,
Этот ларчик мой возьми,
Но не открывай!»
Ямабэ Акахито. Фрагмент свитка «Тридцать шесть магов поэзии». Фудзивара Нобудзанэ (?), XIII в.
Так внушала рыбаку,
Поглядела вслед…
И вот прибыл в край родной
Юноша-рыбак.
Он взглянул на дом, а дома —
Смотрит, — нет как нет,
Поглядел он на селенье —
И селенья нет.
И так странно показалось
Все это ему,—
Ведь всего назад три года
Он покинул дом!
Нет ни кровли, ни ограды,
Нету ничего,—
Не открыть ли этот ларчик,
Может, в нем секрет?
Может, все еще вернется,
Дом увидит он?
И свой ларчик драгоценный
Приоткрыл слегка.
Струйкой облачко тотчас же
Вышло из него
И поплыло белой дымкой
В вечную страну.
Он бежал и звал обратно,
Рукавом махал…
Повалился, застонал он,
Корчась на земле!
И внезапно стала гаснуть
Юная душа,
И легли морщины вдруг
На его чело,
Черный волос вдруг покрыла
Сразу седина,
Все движенья постепенно
Стали замирать…
Наконец, и эту жизнь
Смерть взяла себе!
Так погиб Урасима
Из Мидзуноэ.
И лишь место,
Где родился,
Видно вдалеке…
1746 В бессмертном мире он
Мог жить за веком век,
Но вот по воле сердца своего
Он сам пошел на лезвие меча,—
Как безрассуден этот человек!
Песня, воспевающая юную деву из Мама́ в Кацусика
1807 Там, где много певчих птиц,
В той восточной стороне,
В древние года
Это все произошло,
И до сей еще поры
Сказ об этом все идет…
Там, в Кацу́сика-стране,
Дева Тэкона[1587] жила
В платье скромном и простом
Из дешевого холста,
С голубым воротником.
Дома пряла и ткала
Все как есть она сама!
Даже волосы ее
Не знавали гребешка,
Даже обуви не знала,
А ходила босиком,—
Несмотря на это все,
Избалованных детей,
Что укутаны в парчу,
Не сравнить, бывало, с ней!
Словно полная луна,
Был прекрасен юный лик,
И, бывало, как цветок,
Он улыбкой расцветал…
И тотчас, — как стрекоза
На огонь стремглав летит,
Как плывущая ладья
К мирной гавани спешит,—
Очарованные ею,
Люди все стремились к ней!
Говорят, и так недолго,
Ах, и так недолго нам
В этом мире жить!
Для чего ж она себя
Вздумала сгубить?
В этой бухте, как всегда,
С шумом плещется волна,
Здесь нашла покой она
И на дне лежит…
Ах, в далекие года
Это все произошло,
А как будто бы вчера
Ради сумрачного дна
Нас покинула она!
1808 И когда, в страну эту восточную придя,
Взглянешь, как у берега катится волна,
Сразу загрустишь
О деве молодой,
Что сюда ходила часто за водой.
В старину жила одна девушка. Звали ее Сакурако — «Дитя Вишни», или «Вишенка». И жили в ту пору двое отважных юношей. Оба они хотели взять ее в жены. И затеяли они спор не на жизнь, а на смерть и вызвали друг друга на смертный бой.
Девушка опечалилась и решила: «Ни в старину, ни теперь, никогда еще не слыхали и не видали, чтобы одна девушка была невестой в двух домах. Но трудно смирить сердца этих отважных юношей. А стоит мне умереть — и вражда их, наверно, исчезнет навеки». Подумала она так и вскоре ушла в лес и там повесилась.
А двое отважных юношей, не в силах сдержать своего горя, лили кровавые слезы. И каждый из них сложил тогда песню и излил в ней все, что было у него на сердце.
Вот эти две песни:
3786 Облетели
Лепестки у вишни,
И мечтал напрасно я, что буду
Украшать себя ее цветами,
Лишь пора весенняя наступит…
3787 Всякий раз, как расцветут цветы
Вишни розовой, что носит
Имя милой,
Вечно буду вспоминать о ней
И любить сильнее с каждым годом…
3808 Я пошел на поле в Сумино́э[1589]
Песни петь и хоровод водить
И залюбовался там своей женою,
Что сияла зеркалом
Среди жен других.
Вот что передают и рассказывают об этом. В старину жил один бедняк-простолюдин. Однажды мужчины и женщины его селения собрались на поле петь песни и водить хороводы. Среди собравшихся была и его жена. Она была очень хороша и выделялась своей красотой. Он еще сильнее полюбил ее и сложил эту песню, восхваляя ее красоту.
Какиномото Хитомаро[1590]
* * *
37 Ах, сколько ни гляжу, не наглядеться мне!
Прекрасны воды рек, что в Ёсину[1591] струятся,
Конца не зная…
Так же без конца
К ним буду приходить и любоваться.
* * *
78 На полях, обращенных к востоку,
Мне видно, как блики сверкают
Восходящего солнца,
А назад оглянулся —
Удаляется месяц за горы…
131 Там, в Ива́ми, где прибой
Бьет у берегов Цуну́,
Люди, поглядев кругом,
Скажут, что залива нет,
Люди, поглядев кругом,
Скажут — отмели там нет.
Все равно прекрасно там,
Даже пусть залива нет,
Все равно прекрасно там,
Пусть и отмели там нет!
У скалистых берегов,
В Нигита́дзу, на камнях,
Возле моря, где порой
Ловят чудище-кита,
Водоросли взморья там,
Жемчуг-водоросли там,
Зеленея, поднялись.
И лишь утро настает,
Словно легких крыльев взмах,
Набегает ветерок.
И лишь вечер настает,
Словно легких крыльев взмах,
Приливают волны вмиг.
Как жемчужная трава
Клонится у берегов
В эту сторону и ту,
Гнется и к земле прильнет
С набегающей волной,
Так спала, прильнув ко мне,
Милая моя жена.
Но ее покинул я.
И, по утренней росе
Идя горною тропой,
У извилин каждый раз
Все оглядывался я,
Много раз, несчетно раз
Оборачивался я.
И все дальше оставлял
За собой родимый дом.
И все выше предо мной
Были горы на пути.
Словно летняя трава
В жарких солнечных лучах,
От разлуки, от тоски
Вянет милая жена.
На ворота бы взглянуть,
Верно, там стоит она!
Наклонитесь же к земле
Горы, скрывшие ее!
132 Там, в Ива́ми,
Возле гор Такацуну́,
Меж деревьями густыми вдалеке,
Видела ли милая моя,
Как махал я ей, прощаясь, рукавом?
133 По дороге, где иду
На склонах гор,
Тихо-тихо шелестит бамбук…
Но в разлуке с милою женой
Тяжело на сердце у меня…
136 У вороного моего коня
Так бег ретив, что сразу миновали
Места, где милая моя живет.
Как в небе облака,
Они далеки стали.
137 Ах, опадающие листья клена среди осенних гор,
Хотя б на миг единый
Не опадайте, заслоняя все от глаз,
Чтоб мог увидеть я
Еще раз дом любимой!
199…Призывающий в поход
Барабана громкий бой
Был таков,
Как будто гром
Разразился на земле,
Зазвучали звуки флейт,
Так, как будто зарычал
Тигр, увидевший врага,
Так, что ужас обуял
Всех людей, кто слышал их.
Флаги, поднятые вверх,
Вниз склонились до земли.
Все скрывается зимой,
А когда придет весна,
В каждом поле жгут траву,
Поднеся к траве огонь,
Словно пламя по земле
Низко стелется в полях
От порывов ветра, — так
Флаги все склонились вниз,
Шум от луков, что в руках
Воины держали там,
Страшен был,
Казалось всем,
Будто в зимний лес, где снег
Падал хлопьями,
Проник
Страшный вихрь —
И сразу, вмиг,
Завертелось все кругом,
И летящих всюду стрел
Было множество.
Они,
Как огромный снегопад,
Падали,
Смешалось все,
Но, смириться не желая,
Враг стоял против врага.
«Коли инею-росе
Исчезать — пускай умру!»
И летящей стаей птиц
Бросились отряды в бой.
И в тот миг из Ватара́и[1594],
Где святой великий храм,
Вихрь священный — гнев богов —
Налетел и закружил
В небе облака,
И не виден больше стал
Людям яркий солнца глаз,—
Тьма великая сошла
И покрыла все кругом…
207 Гуси по небу летят
На пути в Кару́[1595] —
То возлюбленной село,
Край родной ее.
Как мечтал я,
Как желал
На нее взглянуть!
Только знал:
Идти нельзя,
Много глаз людских.
Часто приходить нельзя:
Люди будут знать!
Лучше встретиться потом,
В майский день.
В майский день
Зеленый плющ
Ложем будет нам![1596]
Думал я,
В надежде был,
Как большому кораблю,
Доверял я ей!
Ото всех таил любовь,
Будто в бездне
Среди скал
Жемчуг дорогой…
Но как меркнет в небесах
Солнце на закате дня,
Как скрывается луна
Между облаков,—
Будто водоросль морей,
Надломилась вдруг она,
Будто клена
Алый лист,
Отцвела навек!
С веткой яшмовой гонец[1597]
Мне принес об этом весть…
Словно ясеневый лук,
Прогудев, спустил стрелу…[1598]
Что я мог ему сказать?
Что я сделать мог?
Голосам людей внимать
Был не в силах я,
А любовь моя росла…
Чем утешиться я мог?
Я пошел тогда в Кару
На базар, в ее село,
Где любимая моя
Мне встречалась
В ранний час…
Там стоял и слушал я,
Но и го́лоса ее,
Что звучал, как пенье птиц,
Возле кленов Унэби́[1599],
Той горы, что звал народ
Девой чудной красоты
В перевязях жемчугов,
Возле склонов Унэби,
Даже голоса ее
Не услышал я!
Был мой путь копьем из яшмы,
Это значит — путь прямой,
Что копье.
Таков был путь
Предо мной, где шел народ,
Но не мог я там найти,
Ни одной не мог я встретить
Хоть похожей на нее!..
И, в отчаянье,
Любя,
Только имя призывал
Дорогой моей жены,
Лишь махал ей рукавом,
Звал напрасно я!..
208 Средь гор осенних — клен такой прекрасный,
Густа листва ветвей — дороги не найти!..
Где ты блуждаешь там?
Ищу тебя напрасно:
Мне неизвестны горные пути…
209 Опали листья алые у клена,
И с веткой яшмовой передо мной гонец,
Взглянул я на него —
И снова вспомнил
Те дни, когда я был еще с тобой!
216 Когда, придя домой,
На спальню я взглянул,—
На ложе яшмовом
Жены моей подушка
В другую сторону повернута была…
217 Словно средь осенних гор
Алый клен,
Сверкала так
Красотой она!
Как бамбуковый побег,
Так стройна она была.
Кто бы и подумать мог,
Что случится это с ней?
Долгой будет жизнь ее,
Прочной будет, что канат,—
Всем казалось нам.
Говорят,
Что лишь роса
Утром рано упадет,
А под вечер — нет ее.
Говорят,
Что лишь туман
Встанет вечером в полях,
А под утро — нет его…
И когда услышал я
Роковую весть,
Словно ясеневый лук,
Прогудев, спустил стрелу,
Даже я, что мало знал,
Я, что мельком лишь видал
Красоту ее,—
Как скорбеть я стал о ней!
Ну, а как же он теперь —
Муж влюбленный,
Молодой,
Как весенняя трава,
Что в ее объятьях спал,
Что всегда был рядом с ней,
Как при воине всегда
Бранный меч?
Как печали полон он,
Как ночами он скорбит
Одиноко в тишине,
Думая о ней!
Неутешен, верно, он,
Вечно в думах об одной,
Что безвременно ушла,
Что растаяла росой
Поутру,
Что исчезла, как туман,
В сумеречный час…
218 Когда увидел я теченье той реки,
Что унесла навек от нас тебя,
Прекрасное дитя,
Такой еще тоски
Не знала никогда моя душа!
219 В те дни, когда еще была ты с нами,
Дитя из Оцу,[1601] и встречались мы,
Я мимо проходил,
Почти не замечая,
И как теперь об этом я скорблю!
Плач Какиномото Хитомаро, сложенный им при виде погибшего странника на каменистом побережье острова Саминэ́ в провинции Сануки́[1602]
220 Замечательна страна,
Что зовется Сануки,
Где склоняются к воде
Водоросли-жемчуга,
Оттого ли, что страна
Блещет дивной красотой,—
Сколько ни любуйся ей,
Не устанет жадный взор.
Оттого ль, что боги ей
Дали жизнь на земле,—
Люди свято чтут ее.
Вместе с небом и землей,
Вместе с солнцем и луной
Будет процветать она,
Лик являя божества.[1603]
Там, из гавани Нака́,
Что известна с давних пор,
Я отчалил в дальний путь,
И когда по морю плыл
Я, качаясь на ладье,
Ветер,
Что в прилива час набегает,—
Налетел,
Нагоняя облака.
И когда взглянул я вдаль,—
Встала за волной волна
Бесконечной чередой…
Я на берег посмотрел —
С диким ревом волны там
В белой пене поднялись.
Море мне внушало страх,
И на весла я налег,
Ударяя по волнам.
С этой стороны и той
Много было островов,
Но известен среди них
Славный остров Саминэ!
На скалистых берегах
Я раскинул свой шалаш,
Оглянулся я вокруг
И увидел:
Ты лежишь,
Распластавшись на земле,
Сделав ложем камни скал
Вместо мягких рукавов,
Изголовьем для себя
Выбрав эти берега,
Где так грозен шум волны…
Если б знал я,
Где твой дом,
Я пошел бы и сказал,
Если знала бы жена,
Верно бы, пришла она
И утешила тебя!
Но, не зная, где тот путь,
Что отмечен был давно
Яшмовым копьем,[1604]
Вся в печали и слезах,
Верно, ждет еще тебя
И тоскует о тебе
Милая твоя жена!
221 Если б с ним была его жена,
Может, набрала бы трав ему она,
И тогда не голодал бы он в пути,
Иль, быть может, среди гор Сами́
Не собрать уже ухаги[1605] на полях?
222 О ты, что вместо изголовья,
Где шелк ложился рукавов,[1606]
Своей подушкой
Сделал берег дикий,
Куда морская катится волна!
223 Возможно ль, что меня, кому средь гор Камо́
Подножье скал заменит изголовье,[1607]
Все время ждет с надеждой и любовью,
Не зная ни о чем,
Любимая моя?..
303 В прославленной стране,
В Инами,
На взморье поднялась огромная волна,
И встала в тысячу рядов она,
От взора спрятав острова Ямато!
304 Когда взгляну я
На пролив меж островами,
Где плыли наши корабли не раз
К владеньям отдаленным[1608] государя,
Я вспоминаю век богов!
502 На миг один короткий, как рога
Оленей молодых, что бродят в поле летом,[1609]
На самый краткий миг —
Могу ли позабыть
О чувствах нежных милой девы?
1068 Вздымается волна из белых облаков,
Как в дальнем море, средь небесной вышины,
И вижу я:
Скрывается, плывя,
В лесу полночных звезд ладья луны.[1610]
Ознакомительная версия.
