Одновременно она строила планы, как извести Цюлин…
Прошла первая половина месяца. Цзиньгуй вдруг заявила, что у нее болит сердце и отказали руки и ноги. Лекарства не помогали, и в доме стали поговаривать, будто она заболела из-за строптивости Цюлин.
Как-то раз, когда перестилали постель, из подушки вывалился бумажный человечек, на котором были написаны возраст и дата рождения Цзиньгуй, а в то место, где находится сердце, было воткнуто пять иголок. Служанки удивились и поспешили к тетушке Сюэ. Но та как раз была занята. Сюэ Пань переполошился и велел учинить всем служанкам допрос.
– Зачем обижать служанок? – сказала Цзиньгуй. – Все и так ясно. Не иначе как это колдовство Баочань.
– Но ведь она не бывает у тебя в комнате, – возразил Сюэ Пань.
– Кто же мог это сделать, кроме нее? – холодно усмехнулась Цзиньгуй. – Уж не я ли? Да и кто из служанок посмеет войти в мою комнату!
– А Цюлин? – заметил Сюэ Пань. – Ведь она теперь все время с тобой. Вот ее и надо допросить.
– Допросить?! – усмехнулась Цзиньгуй. – Кто сознается? Притворись лучше, что ничего не знаешь, и не поднимай шума. Что за беда, если я умру – женишься на другой! Говоря по правде, ты, Баочань и Цюлин одинаково меня ненавидите!
Она разрыдалась. Сюэ Пань в ярости схватил попавшийся под руку дверной засов и бросился искать Цюлин. Не дав девушке рта раскрыть, он набросился на нее и стал колотить, не разбирая, куда наносит удары.
Цюлин от обиды громко плакала. На шум прибежала тетушка Сюэ.
– Остановись! – закричала она сыну. – Раньше выясни, а потом бей! Эта девочка прислуживала тебе несколько лет и ни разу не сделала ничего дурного! Почему же ты решил, что она виновата?
Цзиньгуй испугалась, как бы слабохарактерный Сюэ Пань не внял словам матери, стала плакать и кричать:
– Он отнял у меня Баочань, не позволяет ей входить в мою комнату! У меня ночует Цюлин. Я велела допросить Баочань, но он ее защищает и бьет Цюлин! Что ж, пусть убьет и меня! Пусть женится на другой, богатой и красивой!
Сюэ Пань еще больше разошелся.
Тетушка Сюэ догадалась, что Цзиньгуй делает все, чтобы прибрать к рукам Сюэ Паня, и рассердилась, считая такое поведение невестки недостойным. Но, увы, сын ее и прежде не отличался твердостью характера, а сейчас, попав под влияние жены, стал совсем слабовольным. Сама же Цзиньгуй изображала из себя послушную жену, готовую выполнить любое желание мужа. Поистине коварство, достойное удивления! Недаром пословица гласит: «Даже умному чиновнику не разобраться в семейных дрязгах»! Что уж говорить о тетушке Сюэ? Не зная, как поступить, она напустилась на Сюэ Паня:
– Выродок! Ты хуже собаки! Отнял у жены служанку, завел с ней шашни! И не стыдно тебе! Не знаешь, виновата девушка или нет, и колотишь ее! Негодяй! Тебе лишь бы что-то новенькое! Пренебрегаешь теми, кто тебе предан! Пусть даже Цюлин провинилась, разве можно девочку бить! Сейчас позову торговца, пусть купит ее – по крайней мере ты умеришь свой пыл!.. Собирай вещи, Цюлин! – И она приказала служанкам: – Сейчас же позовите торговца и отдайте ему Цюлин! За какую угодно цену, а то она как бельмо на глазу!
Сюэ Пань виновато опустил голову. Цзиньгуй зарыдала.
– Вы только и знаете, что продавать служанок! – кричала она из своей комнаты. – Придираетесь к каждому слову! Думаете, я ревнива и завистлива, не могу ужиться со служанками? Для кого Цюлин бельмо на глазу?
Тетушка Сюэ задохнулась от гнева.
– Где это видано, чтобы невестка перечила свекрови, да еще через окно! – выкрикнула она. – Благодари Небо, что ты дочь наших старых друзей, а то бы я тебе показала!..
– Хватит вам! – затопал ногами Сюэ Пань. – Люди услышат!
Но Цзиньгуй решила довести дело до конца и не унималась.
– Пусть слышат! – орала она. – Чего мне бояться, если твоя наложница не дает мне житья, только и думает, как бы меня извести? Зачем же ее продавать? Продай лучше меня! Все знают, что ваша семья притесняет людей! Нечего было сватать меня, раз нехороша! Или, может быть, ты был слеп?
Она принялась хлестать себя по щекам. Сюэ Пань совсем растерялся.
– Как я несчастлив! – без конца восклицал он.
Тут подоспела Баочай и увела мать.
– В нашей семье только покупают служанок, – сказала она матери, – но никто не слышал, чтобы их продавали! Неужели у вас от гнева помутился рассудок? Услышат люди, на смех поднимут! Отдайте лучше Цюлин мне, если мой брат и его жена ее ненавидят!
– Из-за нее все время будут неприятности, – возразила тетушка Сюэ, – уж лучше ее продать!
– Я заберу ее к себе и не позволю больше приходить сюда, – настаивала Баочай. – Ведь это все равно как если бы вы ее продали!
Цюлин бросилась на колени перед тетушкой Сюэ и со слезами умоляла отдать ее в услужение Баочай. Тетушка Сюэ наконец согласилась.
С этих пор Цюлин перестала бывать в доме Сюэ Паня. Однако на душе было грустно: она прожила с Сюэ Панем несколько лет, но не имела детей и очень горевала. Обиды и издевательства не прошли даром. Цюлин заболела, у нее развилось малокровие, с каждым днем она слабела и чахла. Спасти ее было невозможно.
Цзиньгуй без конца скандалила. Бывало, основательно выпив, Сюэ Пань хватался за палку. Тогда Цзиньгуй подымала крик, подставляла спину и требовала, чтобы Сюэ Пань ее бил. Когда Сюэ Пань хватался за нож, она подставляла шею. Но Сюэ Пань не решался тронуть ее, только шумел и бесился. Постепенно скандалы вошли в обычай. Цзиньгуй все больше наглела и наконец решила приняться за Баочань.
Но Баочань не Цюлин. По каждому пустяку она вспыхивала как хворост и совершенно не считалась с Цзиньгуй, надеясь на Сюэ Паня. Дело началось с перепалок, иногда Цзиньгуй пускала в ход руки. Баочань, конечно, не осмеливалась дать сдачи, но в свою очередь устраивала скандалы, грозила покончить с собой, хваталась то за нож, то за веревку.
Сюэ Пань метался меж двух огней и в самый разгар скандала незаметно исчезал.
Цзиньгуй, когда бывала в хорошем настроении, звала служанок, играла с ними в разные игры. Кроме того, она любила грызть кости, а потому требовала, чтобы ежедневно резали уток и кур, мясом угощала служанок, а сама обгладывала поджаренные в масле кости и запивала вином. Наевшись и захмелев, она начинала шуметь:
– Если всяким бесстыжим девкам можно веселиться, почему мне нельзя?!
Тетушка Сюэ и Баочай старались не обращать на нее внимания. Сюэ Пань был бессилен что-либо сделать, только раскаивался, что взял в жены «ведьму, которая будоражит весь дом». Обитатели обоих дворцов были наслышаны о выходках Цзиньгуй, и им ничего не оставалось, как вздыхать.
Минуло сто дней, и лечение Баоюя подошло к концу. Он постепенно поправлялся и стал выходить за ворота. Как-то он пошел повидать Цзиньгуй и очень огорчился, что у свежей, как цветок, нежной, как ива, женщины такой несносный характер.
У госпожи Ван он застал кормилицу Инчунь, приехавшую справиться от имени своей госпожи о здоровье родных. Старуха рассказала, что Сунь Шаоцзу ведет себя недостойно.
– Барышня моя украдкой льет слезы и просит взять ее денька на два домой.
– Я и сама об этом думала, но из-за всяких неприятностей в доме забыла, – призналась госпожа Ван. – Баоюй мне недавно напомнил. Завтра как раз счастливый день, пусть приезжает.
Тем временем служанки матушки Цзя сказали Баоюю, чтобы на следующий день собирался в храм Тяньци[253].
Баоюй давно нигде не был и так обрадовался предстоящей поездке, что от волнения всю ночь не сомкнул глаз. Едва наступило утро, он быстро оделся, привел себя в порядок, сел в коляску и в сопровождении трех старых мамок отправился в храм Тяньци воскурить благовония и возблагодарить духа за ниспосланное исцеление.
В храме еще накануне приготовили все необходимое. Баоюй не отличался смелостью, поэтому не посмел приблизиться к статуям богов, свирепых на вид. Он сжег бумажных лошадок и жертвенные бумажные деньги, поднес жертвенные кушанья и отправился в монастырь отдыхать.
Там он подкрепился и в сопровождении слуги Бэймина отправился гулять по окрестностям. Вскоре он устал и вернулся в монастырь еще немного отдохнуть. Мамки, боясь, как бы он не уснул, попросили даоса Вана развлечь юношу беседой.
Этот старый даос был когда-то бродячим торговцем лекарствами, но со временем прославился как искусный врачеватель, разбогател и открыл рядом с монастырем лекарственную лавку. Ему не раз доводилось быть во дворцах Нинго и Жунго, его там хорошо знали и дали прозвище Ван Ите – Один раз приклей. И действительно. Стоило всего раз наклеить пластырь на больное место, как человек выздоравливал.
Баоюй полулежал на кане, когда пришел Ван Ите, и очень ему обрадовался.
– Вот хорошо, что вы пришли, – сказал он с улыбкой даосу. – Говорят, вы мастер рассказывать всякие забавные истории. Расскажите, а мы послушаем!
– Пожалуй! – засмеялся даос– Но только не спи, а то лапша, которую ты только что съел, начнет вытворять у тебя в животе разные чудеса.
