без судна и лодки, бросившись в реку, благополучно переправились через нее. Баки-Мухаммед-хан сделал так же, другой же не осмелился бы так поступить и не осмелится. Словом,
напоминал рассказ о (пророке) Худе и о народах ад и семуд [174]. Он понес тучи пыли на головы и глаза тех презренных (кызылбашей), так что помрачился мир. Шейх приказал, чтобы войско ислама атаковало неприятелей. Взяв в руки проливающие кровь мечи, (узбеки) произвели такое избиение (кызылбашей), что никто не остался в живых. Вели-Мухаммед-хан попал в плен и был приведен к Имам-кули-хану. Тот был так поражен этим, что не знал, что ему делать, но святейший шейх изволил заметить: Стих:
Вредителя царства лучше всего (видеть) в унижении,*
Войско вероломное лучше всего разбитое.
(В результате) было приказано отрубить голову Вели-Мухаммед-хану. После этой великой победы Имам-кули-хан упрочил независимость (своего) государства и свое величие и достоинство. Утвердив Надир-Мухаммед-султана в ханском достоинстве, он послал его (правителем) в Балхскую область. С того же времени до настоящего (? — А. С.) сыновья Вели-Мухаммед-хана, Рустем-султан и Мухаммед-Рахим-султан, находятся в Иране, оставшись там (после неудачного похода своего отца на Мавераннахр). Шахи Ирана [175] подарили им в (управление) районы Убех и Шафелян [176].
Это событие (т. е. поражение кызылбашей и гибель Вели-Мухаммед-хана) произошли в 1017 (1608 — 1609) году [177].
ВОСШЕСТВИЕ ИМАМ-КУЛИ-ХАНА НА ПРЕСТОЛ ТУРАНА С ПОМОЩЬЮ БЛАГОДЕТЕЛЬНОГО ЦАРЯ
Когда воля всеведущего царя коснулась того, чтобы привести в порядок расстроенное положение государства и приложить целительный бальзам правосудия на сердечные раны угнетенных, он воздвиг для утешения сердец правоверного народа такого счастливого владыку и правосудного государя, (как Имам-кули-хан). То, что было еретического (в государстве), он уничтожил; нуждающихся освободил от нужды; жалоб просителей никогда не отклонял; в его дни не осталось ни бедного, ни нищего.
Стихи:
Царственное достоинство сшило по его росту платье;*
Государственная власть вселилась в его сан;
Перед его по природе проницательным умом, украшающим царство*,
Разрешились трудности потустороннего мира и тайны небес.
Имам-кули-хан в течение тридцати восьми лет [178] твердо сидел на престоле власти и на троне величия. Из всякого рода добра, ценных вещей, денег и (дорогих) тканей, что преподносили ему, он наделял подарками каждого, кто уходит от него. Своим уполномоченным он ни на минуту на давал отдыха, (требуя исполнения своих распоряжений). На его специальной конюшне (всегда) стояли две лошади и когда (кому-либо) требовалось для путешествия вьючное животное [179], то эмиры и сановники государства отдавали в наем этих лошадей и затем опять поручали их уполномоченным государя. Он имел необыкновенное пристрастие к беседам с божьими людьми, с дервишами, учеными и поэтами и был счастлив, общаясь с ними. Он и сам, по природе своей, был настроен поэтически, и стихотворения его, как чистая свежая вода, приятны совершенным людям [180]. Особенно он любил общаться с величайшим, ученейшим из ученых, с уникой эпохи и единственным в свое время Мауланой Юсуф-и Карабаги [181]. Он был очень расположен к поэту Маулана Тураби, который был из числа красивейших людей своей эпохи и наиболее красноречивых людей века [182].
Точно так же и поэт Нахли [183] был из числа близких лиц к Имам-кули-хану. За панегирик, который этот поэт составил в честь хана, последний приказал его положить на весы и определить его вес в золоте. В этом панегирике есть (между прочим) такой стих:
Ой ты, чья рука создала гору щедрости*
(И), подобно солнцу, рассыпала на черную землю (блестящее) золото!
Имам-кулн-хан имел необыкновенную любовь и влечение к розовощеким и луноликим юношам. Особенно он отмечал одного, которого звал Абдулваси' курчи [184]. В большинство ночей, по обычаю султана Махмуда Газневидского [185], хан менял свое платье на простое и в сопровождении Надир-диван-беги [186] и (упомянутого фаворита) Абдулваси' курчи ходил по базарам и кварталам с целью узнать (действительное) положение простого народа и бедняков. Эти поступки хана получили в народе широкую огласку.
В то время (в Бухаре) появился необыкновенно красивый и изящный юноша, в которого безумно влюбился один из студентов. Видя его плач, волнение и стоны (по предмету своей страсти), соперники этого студента решили сыграть с ним злую шутку. Они научили красавца сказать своему обожателю следующее: “Скоро будет праздник и мне необходимо к нему иметь красивое платье; если ты так любишь меня, то подари мне такой халат, который вполне бы соответствовал празднику, в противном случае все твои проявления любви ко мне ложны”. Под этим предлогом красавец хотел освободиться от своего поклонника, любовь которого должна была исчезнуть в связи с невыполнением поставленного ему условия. Но этот несчастный согласился достать своему кумиру платье и, вернувшись домой, впал в раздумье: “Если я отправлюсь куда-нибудь в другое место доставать халат, то я лишусь возможности видеть красоту своего обожаемого, а у меня нет сил перенести с ним разлуку, и здесь ничего с этим не выйдет”. Этот влюбленный молодой ученый имел у себя двух вполне верных ему учеников, которым он и доверил свою тайну. Он стал с ними советоваться, что ему делать. Они ему сказали: “Пойдем сегодня ночью в квартал индийцев и там залезем к их старшине, потому что слышно, что у него есть сундучок с драгоценными камнями, доставшийся ему по наследству от отца. Мы его заберем согласно стиху: “Если воруешь, то воруй, по крайней мере, жемчуг”.
В вечерний намаз, когда индус планеты Сатурн, спрятав драгоценности Плеяд в изумрудный сундучок неба, ставил (его) на верхнюю полку (небес), а вор предрассветной зари, забрав его, положил себе подмышку, — тот волнующийся влюбленный вместе с двумя своими учениками отправился в квартал индийцев. Дойдя до подножия стены двора своей жертвы, они, став на плечо одного из соучастников, перелезли через стену, а оттуда по крыше проникли в дом и подошли к той комнате, где были драгоценности. Они отодвинули засов и тихо-тихо вошли внутрь и, захватив сундучок и вознеся богу бесконечные хвалы, вышли наружу и опять через крышку и стену спустились на улицу. Вдруг индийцы услышали шум их (быстро удаляющихся) шагов (и бросились на улицу); улица же была узкая и длинная. Индийцы погнались за ворами. Случайно в это время миршаб [187] с несколькими караульными совершал обход улиц
