Все от тебя зависит.
Раскаянье возвысит
Тебя, и честь тебе вернет,
И с сердца тяжкий снимет гнет.
Проси же без смущенья
У этой женщины прощенья!
Свое доверье ей верни
И подозреньем не черни.
Тебе клянусь я свято:
Ни в чем она не виновата!.."
«Не виновата?! Кто?! Она?!»
"Да. Знай: во всем – моя вина.
В своей ребячьей дури
Навлек я гнева бури
На воплощенье чистоты...
Ее подозреваешь ты
В супружеской измене!
Но нет на ней вины ни тени!
Хочу, чтоб ты рассудку внял:
Кольцо с нее я силой снял
И, как бы в ослепленье,
Поцеловал без дозволенья..."
. . . . . . . . .
Воскликнул герцог: "Я спасен!
Ужели это все – не сон?
Хоть я повержен и раздавлен,
От худшей казни я избавлен.
Мне пораженье принесло
Усладу дивную. Спасло
Меня сие известье.
Что подозрение в бесчестье
Отпало!.. Что моя жена
Господним ангелам равна
Своей небесной чистотою!
Безумец! Я ее не стою...
И все ж для ревности тогда
Был повод... В том-то и беда.
Она мне сердце разрывала
Тем, что восторга не скрывала
Перед твоею красотой.
А у меня-то нрав крутой.
Дурная мысль мне в мозг вонзилась:
Моя жена в тебя влюбилась,
Жена мне боле не верна!..
Из преопасного зерна
Взросло слепое подозренье,
Позор! Позор мне и презренье!
Но о прощении молю
Ее, что я, как жизнь, люблю!.."
Рек Парцифаль: "Тебя я пощажу,
Возблагодари же госпожу!
Взбодрись душой, с земли восстань!
Ты тотчас двинешься в Бретань.
И – клятву в том с тебя беру:
Придя к Артурову двору,
На верность деве присягнешь!
Какой? Сейчас меня поймешь:
Прелестной деве, кротчайшей,
О коей с болью, с тоской величайшей
Я воздыхать не позабыл.
Кей-сенешаль ее побил.
Из-за меня случилось это!
Удар остался пока без ответа.
Найди ж ее, поведай ей,
Что будет отомщен злодей,
Что он за все заплатит кровью..."
"Я рад твои принять условья, -
Ответил герцог. – Но сперва к жене
С повинною дозволь вернуться мне..."
. . . . . . . . .
И примиренье состоялось.
Сердце Орилуса с горем рассталось.
И вскоре они в пещеру зашли,
Где с мощами святыми раку нашли,
И копье разноцветное там лежало -
Оно отшельнику принадлежало.
Отшельник Треврицент был брат
Анфортаса... (Так говорят
Предания, по крайней мере.
В ту пору не было его в пещере...)
Над ракой вновь Парцифаль присягнул,
Что ни разу в жизни не посягнул
На честь иль достоинство герцогини,
Однако он горько жалеет ныне
О дерзком поступке (известном вам),
И он резнул себя по губам,
Что зло свершили, без спросу целуя,
Дабы кровью с них смыть печать поцелуя.
И, глядя герцогине в лицо,
Он с поклоном ей возвратил кольцо...
. . . . . . . . .
И тут же доблестный рыцарь Орилус
(Чья душа для добра отворилась)
Супругу плащом драгоценным укрыл
И о любви своей заговорил
И о том, как виновен он перед ней,
Кто всех любезней ему и родней...
А Парцифаль с копьем разноцветным
Стоит, глядит на них взглядом приветным,
И радость его наполняет грудь...
Он решает в дальнейший пуститься путь.
Ах, напрасно супруг и супруга
Приглашают младого друга
С ними вместе в шатровый их град.
Словно бы приглашенью не рад,
Он простился с милой четою,
Снова движимый целью святою...
. . . . . . . . .
А теперь я вам о том расскажу,
Как Орилус, обретший свою госпожу,
Ставши снова счастливым супругом,
К своим вернулся слугам
В шатровый город на лугу.
И вправду молвлю, не солгу,
В ту самую минуту,
Когда народ узрел Ешуту,
Восторга клики раздались.
Из множества сердец рвались
Те радостные клики:
День наступил великий...
Им поклонившись до земли,
Обоих в баню повели.
Двенадцать дев придворных,
Прилежных да проворных,
От грязи и от пыли
Владычицу отмыли.
И вот, умыта и свежа,
Вновь почивает госпожа
После скитаний длинных
На пуховых перинах.
Меж тем Орилус, в бане моясь
И ни о чем не беспокоясь,
Мечтает только об одном:
О скором отдыхе ночном.
Тут дорогому господину
Необычайную картину
Один старательный вассал
В таких словах живописал:
"Едва ты, герцог, удалился,
Король Артур сюда явился.
По обе стороны реки
Стоят Артуровы полки,
Кругом раскинуты палатки.
Герои так и рвутся к схватке.
Во имя доблести и славы
Придумывает он забавы:
Турниры, битвы без конца,
Пылают женские сердца.
Их здесь немало, дам прекрасных,
Любительниц сих игр опасных!.."
И герцог, словно бы в огне,
Воскликнул: "Снаряженье мне!
А герцогине – платье!.."
Не в силах передать я,
Как герцогине платье шло
И как лицо ее цвело!..
Затем на ложе они вдвоем сидели
И жареных пичужек ели...
Да жаль, ей герцог есть не давал,
Все беспрерывно целовал
Уста своей Ешуты,
Порвав раздора путы...
. . . . . . . . .
И вот они пустились вскачь.
Конь под Орилусом горяч.
Орилус, герцог, был при всем
Вооружении своем,
Однако в этот час он
Не был подпоясан
Испытанным своим мечом,
Что говорило всем – о чем?
О том, что пораженье
Он потерпел в сраженье.
Меч поперек седла лежал.
Плененью герцог подлежал
И крайне странной каре:
Служенью Куневаре!..
. . . . . . . . .
. . . . . . . . .
Артур, приметив тех двоих,
С большим почетом принял их,
Как если б их давно здесь ждали.
Пажи Ешуту сопровождали
При въезде в лагерь, ко двору...
И вдруг любимую сестру
(О, возликуйте, божьи твари!)
Узнал Орилус в Куневаре...
Да и она, волнением объята,
Признала в нем тотчас родного брата.
Тут достославнейший Орилус
Поведал ей, что с ним случилось.
Не скрыл он также и того,
Какую клятву взял с него
Его бесстрашный победитель,
Заступник добру, а злу – обвинитель,
Который ему явиться велел
Сюда, чтоб положить предел
Бесчинствам сенешаля Кея...
Затем он воскричал, бледнея:
"Кей! Кей тебя ударить смог?!
Но если есть на небе Бог,
Обидчик твой не уйдет от мести!
С героем величайшим вместе
За каждую твою слезу
Обрушим на него грозу!.."
. . . . . . . . .
А королева в это время
С придворными своими всеми
Спешит облобызать Ешуту...
Артур пришел. Ну, а к нему-то
Вассалы, слуги так и льнут.
Все в умиленье слезы льют,
Счастливейшую видя пару
И вместе с ними Куневару,
Что прежде, словно тень, брела,
А нынче брата обрела
И расцвела красою бесподобной...
Но кто это с ухмылкой злобной
Стоит угрюмо в стороне?
Кей, ненавистный вам и мне!
Счастливцев вид его бесил,
И оттого он был без сил.
Вдруг он Кингруна примечает,
Править пиром ему поручает.
"Пойми, – он говорит тайком, -
При совпадении таком
Я за столом сидеть не вправе,
Душой и сердцем не лукавя.
Скорей я со стыда помру!
Ударив герцога сестру,
Себя я виноватым
Считаю перед братом.
Надеюсь, ты меня заменишь
И старой дружбе не изменишь.
Всех угости отменно, вкусно:
Ты это делаешь искусно.
Не ты ль закатывал обеды,
Когда одерживал победы
Твой достославнейший Кламид?..
Я верю, что не утомит
Тебя и это угощенье..."
...Отвесив герцогу поклон,
Печально удалился он,
Так и не заслужив прощенья...
. . . . . . . . .
...Куневара всех потчевала на диво,
Брата родного – особливо.
Король Артур, скажу без лести,
Высокой их удостоил чести,
Когда, собравшись почивать,
Он доброй ночи пожелать
Соизволил недавним жертвам ссоры лютой.
Итак, покуда день расцвел,
Счастливейшую ночь провел
Орилус со своей Ешутой.
Узнайте, что Артур-король,
Покинув замок Коридоль,95
Расстался со своей страной...
Среди рожденных стариной
Поверий и сказаний
Немало указаний
На то, что он родную землю
Покинул, гласу мудрых внемля,
Мечтая в странствии, в пути
Младого рыцаря найти,
Того, кто звался Рыцарь Красный
И подвиг свой свершил ужасный,
Невольно Итера убив,
Затем, Кингруна победив,
Пленил Кламида без смущенья
И был достоин восхищенья!
Но что там слава и хвала!
К героям Круглого стола
Отважного причислить надо!
Не это ль высшая ему награда?
Но прежде чем пуститься в путь,
Король на верность присягнуть
Повелевает слугам
И молвит: "Кто друг с другом
Затеет драку или спор,
Пусть ведает, что с этих пор
Нам все решать придется миром -
Не поединком, не турниром:
Нам силы надобно сберечь
