Всем причинили вы беду.
Мы из-за вас – в сплошном аду,
Томимые нуждою,
Гонимые враждою.
Мы вас не в силах убедить,
Мы вас не в силах победить,
Напротив: вам в угоду
Бежим в огонь и воду...
Себе в служанки выбрав Честь,
Все ж позабыли вы, что есть
Угроза вашей власти
В живой, в горячей Страсти!..
О госпожа Живая Страсть,
Молю, не дайте мне пропасть
В плену Любви холодной,
Прекрасной, но... бесплодной!..
Другую б песню я сложил,
Коль от Любви бы заслужил
Расположенья крохи
За слезы, стоны, вздохи,
За все, что пережито мной...
Из-за кого? Из-за одной...
Но далее не смею
Песнею своею,
Весьма простонародной,
Любви касаться благородной,
Бессильный гнев свой изливать!..
Любовь достойно воспевать
Лишь Генрих фон Фельдеке97 умеет.
Пред ним мой бедный язык немеет,
Поэтому я приуныл.
А Фельдеке Любовь сравнил,
Вняв сладостным напевам,
С большим, цветущим древом,
Хоть лучше бы изображать,
Как нам от нее бежать...
А впрочем, от Любви уберечь
Не могут нас ни щит и ни меч,
Ни латы наши стальные,
Ни стены крепостные.
Не ускакать от нее на коне,
От нее по морской не уплыть волне:
На море и на суше
Загубит наши души.
. . . . . . . . .
Но, госпожа Любовь, мне жаль,
Что оказался Парцифаль,
К великому несчастью,
Под вашей строгой властью.
Ах, право, в неурочный час
Кондвирамур прислала вас
К нему из Пельрапера.
Скажу вам для примера
(Прости, всемилостивый Бог!),
Что я бы вынести не мог
Подобного явленья...
Теперь без промедленья
Рассказ я продолжаю свой,
Чтоб не томился наш герой
Под сладким вашим игом,
А пробудился мигом...
...Итак, могущественный Кей,
Воинственнейший средь людей,
Закованный в такие латы,
Что столь надежны, сколь и богаты,
Свой к Парцифалю держит путь.
Не сомневаюсь я ничуть:
Достойный отпрыск Гамурета
Нашел бы способ для ответа,
И Кей бы замертво упал...
Но юный валезиец спал,
Его всего сковала дрема
(Которая и нам знакома),
Он не подъемлет головы...
О женщины! Виновны – вы!
Зачем рассудки нам туманите?
В какую вы нас пропасть тянете?..
Мне это видеть невтерпеж!
Скажите, разве не похож
Герой наш на самоубийцу?..
Кей подъезжает к валезийцу.
"Я, – молвит, – требую суда!
Вы нагло прибыли сюда.
Чье привело вас наущенье?
Неважно!.. Важно возмещенье
Непостижимого урона!
О, здесь оскорблена корона!
Но крови мы не жаждем, нет.
А посему благой совет
Без возмущения примите:
С себя оружие снимите,
Затем, смирив свой нрав горячий,
Ошейник – именно! – собачий
Наденьте... Да... Я так велю!
Я отведу вас к королю...
Ах, не хотите? Что ж, мой милый,
Тогда вас взять придется силой!"
Вот что промолвил злобный Кей.
Но госпожа Любовь сильней
Трезвого Рассудка:
Спит Парцифаль!.. Подумать жутко,
Что с Парцифалем может стать...
Кей закричал: "Ты смеешь спать,
Когда я говорю с тобою?!
Вострепещи перед судьбою!.."
Его по шлему стукнул он
Своим копьем... Раздался звон...
Но валезиец не очнулся,
Даже и не покачнулся.
"Ну, ждать я больше не могу!
Сейчас ты мертвым на снегу
Навеки спать уляжешься,
Коль следовать за мной откажешься!..
Тебя бы надобно кнутом
Полосовать, дабы потом
Мешки с мукой взвалить на спину!
Тебя, ленивую скотину,
Ничем иначе не проймешь!
Не понял? Ну, сейчас поймешь!
Избить! Избить до синяков!
Осел – так не жалей боков!
Тут не воздействуешь словами!.."
...О, боже! Что мы слышим с вами?!
Такое и у мужика
Слетает редко с языка,
А тут вот вдруг – у паладина!
Но кто ж во всем этом причина?
Не вы ли, госпожа Любовь?..
Я знаю: вам не прекословь...
Однако Парцифаль проснулся.
Вновь господин Рассудок к нему вернулся
Развеялся ужасный сон,
И капель крови не видит он
На поляне белоснежной,
Готовый к битве неизбежной...
. . . . . . . . .
. . . . . . . . .
Теперь поведать вам могу,
Что приключилось на снегу:
Сперва казалось, грозный Кей
Героя нашего сильней
Да и ловчей немножко.
В его щите окошко
Своим мечом он прорубил,
Но в тот же миг наказан был,
Когда удар ответный
Ему нанес урон приметный.
С коня он в снег лицом упал
И ногу левую сломал,
А также руку правую...
Бегут к нему оравою
Оруженосцы и пажи...
Господь! Уста мне развяжи
И повели поведать людям,
Что пред Господним правосудьем
Бессильны ненависть и зло!
Вы мните: Кею не везло?
Не в этом суть! Се – воздаянье
За черные его деянья,
Господь свой вынес приговор
За муки те, что Антанор
И Куневара вынесли...
...Из леса Кея вынесли...
Вот он в Артуровом шатре
На скорбном возлежит одре,
Вокруг слышны рыданья
И вздохи состраданья.
К изнемогавшему от ран
Племянник короля – Гаван98
Собственной персоной
Прибыл, потрясенный...
Героя раненого жаль.
Но грозно молвил сенешаль:
"Довольно выть, хотя бы!
Или все вы бабы?!"
И рек, к Гавану обратясь:
"Послушайте, великий князь.
Вы – сын Артуровой сестры
И сердцем кротки и добры.
Не надо плакать обо мне:
Речь о родной идет стране!
О вашем дяде речь идет!
Ужель король Артур падет?!
Не за себя отметить прошу,
Но вас предостеречь спешу,
Что враг еще не побежден.
Он ждет! Я в этом убежден.
Да, да! Не терпится ему
Нас всех разбить по одному,
Дабы над всеми возвышаться...
Так не пора ли вам вмешаться
И молвить: «Этому не быть!»
Вы... Вы должны его разбить!..
При вашем появленье
Не выкажет он удивленья,
И ни галопом и ни рысью
(Я разгадал его повадку лисью)
От вас он не ускачет прочь,
Решивши, что себе помочь
Он сможет способом иным:
Лишь явитесь вы перед ним,
Он вам сраженье не навяжет,
А женским волосом вас свяжет
И по рукам и по ногам.
(К иным доверчивым врагам
Он этот способ применяет.
Он связывает и сминает
На жалость падкого юнца!..)
Вы в мать пошли! Но не в отца!
Отбросьте кротость, нежность, томность.
Пусть я вам – раненный – запомнюсь,
Когда настанет ваш черед
В сраженье ринуться, вперед!.."
Все это словоизверженье
Не повергало в раздраженье
Высокочтимого Гавана.
Что значит окрик грубияна?
Подобный пыл нас веселит...
...Гаван коня седлать велит
И без оружья скачет к чаще,
Готовый к встрече предстоящей.
Но Парцифаля видит он,
Как прежде, погруженным в сон.
Тот ничего не замечает,
Тот ни на что не отвечает,
У госпожи Любви в плену...
Сорвать не в силах пелену
Сын Герцелойды с глаз незрячих...
О, сколько ж огненно-горячих
Потоков крови в нем кипит!
Спит Парцифаль. Зато не спит
В нем кровь потомков: бабок, дедов -
Мучительниц и сердцеедов,
Всех, всех, кто повторился в нем, -
И жжет его таким огнем,
Которым грудь его согрета.
И разве не от Гамурета -
Сия приверженность Любви?..
Зови его иль не зови,
Он спит. Он ничему не внемлет.
Любовный сон его объемлет...
...Сын Лота говорит ему:
"Я за обиду не приму
Сие упорное молчанье.
Я прибыл к вам не на ристанье,
Но вы обидели престол
Артура! Вами Круглый стол
В какой-то степени затронут!
Пусть в равнодушье вашем тонут
Мои слова, но объясненья,
Как вторглись в наши вы владенья,
Сейчас обязаны вы дать!..
Вы спите? Я согласен ждать,
Предоставляя вам отсрочку!.."
...В одну, Гаван приметил, точку
Уставил Парцифаль свой взор:
Где снеговой белел ковер,
Три капли огненно алели.
То кровь была на самом деле!..
Тогда Гаван бросает свой,
Подбитый желтою тафтой,
Великолепный плащ шелковый
(Поступок истинно толковый!)
На снег, где проступала кровь...
И тут же госпожа Любовь
Перед Рассудком отступила,
Из плена Разум рыцаря отпустила
(Но сердце его все держала в плену),
И Парцифаль призвал жену:
"О благороднейшая, где ты?
Томлюсь, терзаюсь, жду ответа.
Не я ль завоевал в бою
И руку и страну твою?
Кламида одолел не я ли?..
Так вспомни же о Парцифале,
Бедном сыне Гамурета,
Который солнечного света
Не видит в ослепленье странном...
Застлало мне глаза туманом..."
И вдруг он дико заорал:
"Эй! Кто копье мое украл?!
Куда копье мое девалось?!"
«Увы! В бою оно сломалось!» -
Смеясь, ответствовал Гаван.
"В бою?! И это не обман?!
Воистину невероятно!
Но дрался с кем я?! Непонятно!
