Тут в дверях появилась улыбающаяся жена Чжоу Жуя и рукой поманила бабушку Лю. Старуха поспешно спустилась с кана и вышла в зал. Жена Чжоу Жуя шепнула ей что-то на ухо, и старуха заковыляла к дверям комнаты на противоположной стороне.
На двери висела мягкая узорчатая занавеска, в глубине комнаты под окном, выходившим на южную сторону, стоял кан, застланный красным ковром, 'на кане, у восточной стены – подушка, какие обычно подкладывают под спину, подушка для сидения, матрац, сверкавший золотым шитьем, и серебряная плевательница.
Фэнцзе в соболиной шапочке Чжаоцзюнь[114], куртке из темно-зеленого шелка, подбитой беличьим мехом и перехваченной жемчужным поясом, в отороченной горностаем темно-красной креповой юбке, густо нарумяненная и напудренная, бронзовыми щипцами разгребала золу в жаровне, возле которой греют руки. Рядом с ней стояла Пинъэр с лаковым чайным подносом в руках, на подносе – маленькая чашечка с крышкой.
– Еще не пригласили? – спросила Фэнцзе, продолжая разгребать золу.
Затем она подняла голову и, когда протянула руку, чтобы взять чай с подноса, вдруг заметила старуху и мальчика, которые стояли перед ней. Лицо ее приняло ласковое выражение, она осведомилась о здоровье старухи Лю и, повернувшись к жене Чжоу Жуя, недовольным тоном произнесла:
– Что же ты мне сразу не сказала!
Старуха Лю отвесила несколько низких поклонов и спросила, как чувствует себя почтенная госпожа.
– Сестра Чжоу, попроси ее не кланяться. Ведь я с ней не знакома, не знаю,. кем она мне приходится по старшинству, как к ней обращаться.
– Это та самая женщина, о которой я только что вам докладывала, – поспешно сказала жена Чжоу Жуя.
Фэнцзе кивнула.
Старуха Лю присела на край кана, а Баньэр спрятался у нее за спиной, и никакими уговорами нельзя было заставить его выйти и поклониться.
– Не хотят родственники нас признавать, – с улыбкой заметила Фэнцзе. – Одни говорят, что вы недолюбливаете нас, это те, кто в курсе дела, другие, которым ничего не известно, уверяют, будто это мы вами пренебрегаем.
Снова помянув Будду, старуха Лю сказала:
– Тяжело нам живется, денег нет на дорогу, не до визитов! Да и что ходить! Для вас унизительно, а над нами слуги будут смеяться!
– Обижаешь нас, бабушка, – улыбнулась Фэнцзе. – Мы – люди бедные, живем славой предков. А у самих ничего нет. Наше богатство – одна видимость! Недаром пословица гласит: «При императорском дворе и то найдется три ветви бедных родственников». Так что же говорить о нас с вами?! Ты госпоже докладывала? – спросила вдруг Фэнцзе у жены Чжоу Жуя.
– Ждала, пока вы прикажете, – ответила та.
– Пойди погляди, – велела ей Фэнцзе. – Если у госпожи никого нет, доложи и послушай, что госпожа скажет.
Жена Чжоу Жуя почтительно кивнула и вышла.
Между тем Фэнцзе велела дать Баньэру фруктов, и только успела перемолвиться со старухой несколькими словами, как Пинъэр доложила, что к госпоже явились экономки по разным хозяйственным делам.
– Я занята, у меня гости, – сказала Фэнцзе, – пусть придут вечером. Но если что-то очень важное, впусти!
Пинъэр вышла и тотчас вернулась.
– Ничего важного нет, – доложила она.
Спустя немного вернулась жена Чжоу Жуя:
– Госпожа сказала: «Премного благодарна за внимание, но я занята. Пусть примет гостью вторая госпожа. Если же у бабушки Лю какое-нибудь дело —. пусть тоже обратится ко второй госпоже».
– Нет, нет, – засуетилась старуха. – Я просто хотела повидаться с обеими госпожами, ведь как-никак мы родственники.
– Ну, если нечего сказать, тогда ладно, – ответила жена Чжоу Жуя. – А если есть – говори второй госпоже, это все равно, что старой госпоже.
И она подмигнула старухе Лю. Старуха покраснела. Она уже раскаивалась, что пришла, но делать было нечего, и, набравшись духу, она промолвила:
– Лучше бы не говорить, ведь я здесь впервые. Но пришла издалека и, пожалуй, дерзну…
Тут раздался голос служанки:
– Пожаловал молодой господин из восточного дворца Нинго.
– Погоди! – махнула рукой Фэнцзе старухе Лю и крикнула: – Это ты пришел?
Заскрипели сапоги, и в дверях появился стройный юноша лет семнадцати – восемнадцати, с прекрасным, чистым лицом, богато одетый. На нем была легкая теплая куртка с драгоценным поясом и расшитый головной убор.
Старуха Лю совсем растерялась, не знала, что делать – то ли встать, то ли остаться на месте.
– Сиди, – сказала ей Фэнцзе, – это мой племянник. Старуха Лю робко отодвинулась на самый край кана. Цзя Жун справился о здоровье Фэнцзе и обратился к ней со словами:
– Отец прислал меня с просьбой, тетя! Завтра к нам пожалуют важные гости, и отец просит вас дать на время стеклянную ширму, которую прислала вам жена дяди. Сразу же после ухода гостей мы вернем ее вам.
– Опоздал, – усмехнулась Фэнцзе, – я ее вчера отдала.
Цзя Жун захихикал, уперся коленями в кан и стал канючить:
– Дайте, тетушка, а то отец опять скажет, что я бестолковый, и задаст мне трепку. Пожалейте меня, добрая тетя!
– Что ни увидите, все вам дай! – засмеялась Фэнцзе. – Уж лучше ничего не показывать, а то покоя не будет!
– Умоляю вас, тетя, сделайте милость! – продолжал упрашивать Цзя Жун.
– Ладно! – уступила Фэнцзе. – Только смотри, не разбей!
Она велела Пинъэр принести ключ от верхней комнаты и кликнуть служанок, чтобы помогли Цзя Жуну отнести ширму.
– Со мной пришли люди, они отнесут, – просияв от радости, сказал Цзя Жун. – Не беспокойтесь, будет в целости и сохранности!
С этими словами Цзя Жун бросился к выходу. Но тут Фэнцзе крикнула ему вслед:
– Цзя Жун, вернись!
Несколько голосов за окном подхватило:
– Господина Цзя Жуна просят вернуться!
Цзя Жун с веселым видом вернулся и стоял, ожидая приказаний. Фэнцзе неторопливо прихлебывала чай, о чем-то размышляя, потом вдруг покраснела и улыбнулась:
– Ладно, иди! Поговорим после ужина. У меня люди, к тому же я устала.
Цзя Жун кивнул и, еле сдерживая улыбку, удалился.
Старуха Лю немного успокоилась и сказала:
– Я привела твоего племянника. Отец его не может прокормить семью, а сейчас, с наступлением холодов, стало совсем невмоготу. Вот и пришлось обратиться к вам. Как тебя отец учил? – Она с ожесточением ткнула Баньэра в бок. – Зачем он нас сюда посылал? Только и знаешь, что уплетать фрукты!
С первых же слов старухи Фэнцзе стало ясно, что она не умеет вести учтивые разговоры.
– Можешь не объяснять, я все поняла, – прервала она старуху и обратилась к жене Чжоу Жуя: – Бабушка Лю, может быть, голодна?
– Мы пришли спозаранку, – поторопилась сказать старуха Лю, – и не успели поесть!
– Живо накормите ее! – распорядилась Фэнцзе.
Жена Чжоу Жуя быстро накрыла в восточной комнате стол и повела туда старуху Лю и Баньэра.
– Сестра Чжоу, угости их получше, – велела Фэнцзе, – жаль, что я не могу составить им компанию.
Спустя немного она снова позвала жену Чжоу Жуя и спросила:
– Ты докладывала госпоже? Что она говорит?
– Госпожа говорит, не в том дело, что они наши родственники, а в том, что когда-то дед их служил вместе с нашим старым господином и они были друзьями, – ответила жена Чжоу Жуя. – В последние годы они не поддерживали с нами никаких связей, но прежде никогда не уходили от нас с пустыми руками. Поэтому и сейчас надо быть к бабушке повнимательнее. Ведь они пришли с добрыми намерениями. Если же у нее какое-нибудь дело, госпожа велит вам распорядиться по собственному усмотрению.
– Странно все же, – выслушав ее, недоверчиво произнесла Фэнцзе. – Если они наши родственники, почему я их никогда не видела?
Пока они вели разговор, старуха Лю и Баньэр успели поесть и вернулись. Старуха Лю облизывалась, причмокивала губами и не переставала благодарить Фэнцзе.
– Ладно, – засмеялась Фэнцзе, – садись и слушай, что я тебе скажу. Если говорить по-родственному, нам не следовало ждать, пока вы придете, самим надо было проявить заботу. Но в доме полно дел, госпожа уже в летах и всего, разумеется, упомнить не может. Я не всех родственников знаю. К тому же это лишь кажется, будто мы живем в роскоши, на самом же деле и у богатых бывают затруднения, только приходится молчать, потому что все равно никто не поверит. Но раз ты пришла издалека, я не отпущу тебя с пустыми руками. К счастью, двадцать лянов серебра, которые мне вчера дала госпожа на одежду служанкам, еще целы, можешь их взять, если эта сумма не покажется тебе чересчур маленькой, и израсходовать по своему усмотрению.
Старуха Лю просияла. Она уже потеряла всякую надежду что-либо получить и произнесла:
– Мы хорошо знаем, что такое затруднения. Но недаром гласит пословица: «Самый тощий верблюд все равно толще лошади». Что для вас мало, то для нас много!
Жена Чжоу Жуя не могла больше слушать грубые речи старухи Лю и тайком делала ей знаки замолчать.
Фэнцзе велела Пинъэр принести сверток с серебром, добавить к нему связку монет и отдать старухе.
