Он послал своего гонца в Томбукту (а находился он в городе Дженне, осаждая жителей его): дошло до него, что жители Томбукту разбежались и [что] возвратились /
49/ жители Виру — в Виру, а прочие — в Футути и Тишит, и каждый бежал в землю, из которой произошел. И повелел Али своему посланнику, когда бы ни достиг тот Томбукту, чтобы он громко объявил им, что государь-ши сказал: “Кто-де покорен ему, тот эту ночь проведет только в Хаукийе [150], за Рекой; кто же ослушается, того пусть зарежут!” Гонец приехал на закате, ударил в барабан, который привез с собой, и люди собрались к нему. А он сказал: “Вот, султан велит вам всем отправиться в Хаукийю!” Он вынул меч, бывший у него в рукаве, и сказал: “Вот это меч его. А он сказал: ”Кто эту ночь проведет в городе, зарежь того моим мечом!"" Это рассказал рассказчик со слов своего наставника Мухаммеда Баба ибн Йусуфа.
И прошло лишь мгновение ока, как все жители выехали. Среди них были и такие, кто не нес своих припасов на ужин, и такие, кто не взял подстилок, и такие, кто был пешим — а в доме у него была лошадь, которую он бросил, думая, что будет долгой седловка. Большинство их — слабых и стариков — провело ночь в Ариборо [151], некоторые — в Дьента, а [иные] люди пересекали Реку, чтобы ночевать на [том] берегу, и некоторые его достигли. И не наступило еще время заката, как Томбукту совершенно опустел. Люди вышли и не заперли двери своих домов. Остались только больные, не нашедшие того, кто бы их понес, да слепцы, не имевшие поводыря. Этого довольно тебе, [чтобы показать] злобность его. Воистину, из худших людей тот, кого /50/ боятся люди ради свирепости его! Это для меня представлялось почти невозможным. И я не считаю, что у ал-Хаджжаджа ибн Йусуфа [152], при его кровожадности и свирепости по отношению к людям, случалось подобное этому в подобном Томбукту и в исполнении его приказа.
Когда же ши Али выступил, желая повоевать Дженне, и прибыл в селение там, называемое Шитай (с буквами “шин” с точками, после нее — “йа” долготы, а после нее — “та” с фатхой и “йа” с сукуном), о нем прослышал куран, что он-де собирается на дженне-коя. Этот куран сказал: “Позор мне! Приходит [некий] султан из своей земли, чтобы сражаться с нашим господином, проходит мимо нас — и мы не отразили его!” Он встал, собрал многочисленное войско, и встретил ши, и напал на него ночью. Но ши ответил ему [нападением], и до восхода солнца они вели сильнейшую перестрелку стрелами. [Воины ши] уничтожили войско курана, ши Али разгромил тех, и обратились они в бегство, бежав до ал-Хаджар [153]. Затем, когда Али прибыл в Куна [154], против него подобным же образом выступил тун-кой, но ши Али разгромил и его. Сорья решился выступить против ши Али и встретил его; но тот набросился на него с бессчетным множеством войск и сделал с ним то же, что сделал с двумя его товарищами. Ночь он провел на марше, а дженне-кой, невзирая на все это, спал на своем царском ложе, как будто не беспокоясь. Затем дженне-кой вышел с теми, чье множество не оценить и не счесть. Они оба воевали и сражались шесть месяцев, ведя бои днем. Потом дженне-кой возвратился (это был, по самому верному мнению, Конборо) и провел ночь, строя ночью стену. Как только настало утро, Река поднялась, окружила город, и вода разделила их. Ши осадил их с четырьмя сотнями судов, чтобы не вышел выходящий и не вошел входящий. Впоследствии он не оставлял их в покое, пока не победил и не завоевал их. Он вошел в их [крепостную] ограду, поселился посреди дворца дженне-коя и намеревался в нем жить. И выгнали его из дворца лишь ехидны, змеи и скорпионы, поэтому он и ушел и поселился в доме, бывшем справа от дворца дженне-коя, к востоку от большой соборной мечети. Он завладел домом, поместив в нем своих витязей и свои вещи после своего возвращения. Впоследствии ими завладел аския Мухаммед. А я видел стены дворца после разрушения его.
Когда же /51/ возросли обиды мусульманам со стороны ши Али и несчастья, приносимые им в [делах] этого мира и веры, сердца преисполнились грузом печали и забот из-за него. Люди отчаялись получить утешение в его деле и были разочарованы длительностью его правления, полагая, что оно не прекратится и не окончится. Но ши Али напал на некоего добродетельного бедняка и отобрал его дочь. Этот бедняк пришел к нему в его дом, принес ему жалобу — а ши поклялся, что если [тот бедняк] не выйдет, то он прикажет сжечь его огнем. Бедняк вышел плача, поднял руку к небу, обратился в сторону Мекки и сказал: (“Господь мой! О Господин странника! О близкий [к нам]! Вот ты видишь, знаешь и слышишь. И ты обладаешь могуществом, чтобы обуздать этого распутника и негодяя, для которого длится твоя отсрочка и которого настолько обманывает твое бережение, что он [нападает] на добродетельного человека. Выслушай благосклонно его мольбу и помоги ему, раз он молит о твоей помощи!”
В этот же день к ши Али явились двое святых из числа потомков Мори Хаугаро, родоначальника жителей мори-койра. Имя одного из них было Мори ас-Садик, а другого — Мори Джейба. Они принесли жалобу на зло, которое им обоим причинил некто из его племени, т. е. из [племени] упомянутого ши. И когда Али заметил их, то отдал приказание по их поводу — и они были схвачены и закованы в железа. А он велел их доставить на некий остров и бросить обоих там. И сказал один из них: “Господь мой! Помилуй нас от него и погуби его раньше, чем встанет он с места своего!” Другой же сказал: “И да будет смерть его не в исламе, а в неверии!” Ши в тот момент находился в городе, называемом Куна [155], в области ал-Хаджар. И он умер в тот же день: его сразила внезапная смерть.
Когда войско Али уверилось в его смерти, они его похоронили на этом же месте, но никто не рассказывал о месте его могилы, да будет над ним проклятие Аллаха. Наутро войско ушло, и никто из жителей той страны не знал о его смерти. И пришли /52/ люди
