Кутвал от этих упоительных слов возликовал, в его сердце загорелось пламя желания, он сел на ложе, налил себе из кувшина вино и пригубил чашу.
Разумная Гоухар меж тем решила не терять времени, она, словно фокусник, решила обмануть его и напоить до бесчувствия. Она принялась подносить ему одну чашу за другой и, наконец, довела его до того, что он ничего не понимал и дворец его сознания качался, будто на воде. Затем она вдруг вскочила и закричала:
— Что же ты сидишь? Вставай, торопись! Ведь пришел главный везир и просит разрешения войти.
Бедняга, который ничего не понимал от опьянения, задрожал от страха, не зная куда деваться.
— Ради бога, придумай что-нибудь, — взмолился он, — смилуйся, спаси меня из этой пучины.
— В моем бедном доме нет ничего, кроме мешка, -отвела Гоухар. — Тебе остается только спрятаться в этом мешке. Везир уж, конечно, не полезет в мешок, и ты спасешься,
Этот изменчивый мир непостоянен, и вот кутвалу, словно застигнутому врасплох вору, пришлось лезть в мешок, предпочтя заточение свободе. Гоухар не растерялась и тотчас завязала туго мешок.
Когда луна-стражник скрылась в тайнике земли, а на востоке показался мудрец дня, Гоухар велела хаммалу взвалить на спину мешок и хум и пошла вместе с ним во дворец падишаха. Она рассказала его приближенным о своем деле, а падишах, выслушав их, по обычаю правосудных правителей наказал как следует обоих мерзавцев, лишивших себя доли в том и этом мире. Он похвалил рассудительность и сообразительность Гоухар, велел освободить Хасана из темницы, дал им путевых припасов и коней и отпустил, так что они целыми и невредимыми прибыли в родные края.
Рассказ о молодом кирпичнике, о том, как он влюбился в дочь купца и как волею изменчивого и коварного небосвода добился своей цели
Садовники цветников преданий рассказывают, что в прекрасном городе Удджайн жил некий кирпичник. Однажды он разбил свою бренную телесную оболочку и двинулся по пути в мир вечный, которого никому не избежать, возложив на коня пожитки своего бытия. И осталась после него всего лишь одна форма для отливки кирпичей, да и та старая, ветхая, готовая вот-вот разлететься на куски. Еще оставил он сына, на щеках которого уже пробивался пушок, как молодые базилики, как пушистые гиацинты близ свежих тюльпанов. Но юноша не знал никакого ремесла, а на лице его не видно было признаков ума. После смерти отца для него настали тяжелые дни, он не мог заработать себе на жизнь и только и думал о куске хлеба.
Однажды он жаловался матери на свою горькую долю:
— Судьба немилосердна ко мне, — говорил он, — а небо посылает мне вместо пропитания одни мучения. С девятисводного подноса неба на мой стол попадает только собственное окровавленное сердце, а с блистающего гумна луны мне достается, словно форме кирпичника, одна черная глина. Двухцветные, словно пантера, сутки даруют полные пшеницы мешки презренной мыши, я же из-за несправедливости судьбы готов отнять последнюю кроху у кошки. Сладкий мед достается мухе, а я в бедности таю, словно воск, под этим ржавым балдахином-небом. Нет на земле человека беднее меня, не найдешь человека горестнее. Видно, здесь ветерок не оживит бутона моих надежд. А эта форма, которую отец оставил мне в наследство, не даст мне ничего, кроме кирпичей. Примирись же с мыслью о разлуке со мной, я хочу отправиться в дальние страны и попытать счастья, начать жить по-иному. Быть может, во время скитаний по чужбине красавица моих надежд сбросит покрывало и мне явится возлюбленная-мечта.
Здесь мы счастья добивались, но попытки бесполезн ы:
Надо вывезти пожитки и самим бежать из бездны [155].
Мать отвечала ему ласково, участливо, нанизывая слова-назидания, как жемчужины.
— О душа моя, — говорила она, — лишь тому приносит плоды дерево скитаний, лишь для того распускается среди шипов страдания бутон свершений, кто владеет особыми товарами. Первый из этих товаров — богатство, при помощи которого можно обрести много всяких выгод и прибыль, а также верных помощников и друзей. Богатому не придется беспокоиться об охране своего имущества и о других крупных и мелких делах, так как за него все сделают другие. Богатый может проводить время в обществе падишахов и в кругу султанов, вращаться среди знатных мужей и вельмож. Кроме богатства, путешественнику необходимо также знатное происхождение, чтобы родовитые и благородные люди допускали его к себе, на свои пиршественные собрания, чтобы он мог обрести долю в мирских благах и удел радости в этом мире, подобном погребку с хумами. Или же, чтобы странствовать по свету, надо быть поэтом, слагать стихи, словно соловей песни, извлекать редкостные мысли, словно водолаз жемчуга, взвешивать их на весах волшебного слога, а потом дарить людям. Надо быть таким поэтом, который выставляет во дворце совершенного разума розы блестящих и тонких мыслей, одев их в богатые изукрашенные наряды, придав им блеск и красоту, для обозрения тех, кто поклоняется разуму и разбирается в красноречии. Надо быть поэтом, который облекает мысли, свежее ветра и слаще жизни, выражения, прозрачнее и чище живой воды, и получает вечную славу, посвятив свои произведения венценосцам и падишахам. В какой бы город, в какую бы страну ни пришел поэт, его берегут и ценят как зеницу ока, в какой бы край он ни прибыл, его чтут за его слова. А у тебя, мой сын, нет ни одного из этих трех даров, только и есть у тебя, что красота. Боюсь, что путешествие по дальним странам не принесет тебе никакой пользы, напротив, на чужбине ты вкусишь еще больше горестей, ибо мудрые мужи ни во что не ставят красоту лица, а способные люди сторонятся и даже стыдятся тех, у кого нет дарования.
Идущий по правильному пути и зернышка не отдаст
За драгоценный халат того, кто богом не одарен [156].
— Гордиться своей наружностью, — продолжала мать, — и надеяться обрести почет и уважение за телесную красоту — это лишь доказательство глупости, ибо ведь колоквинт, хоть и красив, но горек, потому его и не ценят. Тыква, хоть и велика, но лишена разума, потому и не дорога. Как бы красив ни был бумажный цветок, он не дает аромата, и даже с самым прекрасным портретом нельзя говорить.
Но сын уже вбил себе в голову мысль о путешествиях, он и не думал слушать ее наставления.
— Жемчужины твоих наставлений, — ответил он, — которые ты нанизала сейчас, вне всякого сомнения, достойны того, чтобы запечатлеть их в сердце. Каждое произнесенное тобой слово мудро, и его следует беречь как зеницу ока. Однако ваятели красавиц разума и художники из мастерской рассудка, которые испытали истину пробным камнем ума и собственными глазами видели добро и зло этого мира, пишут, что путешествие — ключ к вратам счастья и дверь к успеху, что удача человека лежит под его ногами, а жемчужина желания нанизана на нить скитаний. Рубин — лучшее творение лучезарного солнца, но, пока его не извлекут из россыпей и не пустят по свету, он не попадет на венец государя или султана. Пока жемчужина не выйдет из заточения в раковине, она не удостоится коснуться уха царевны и царицы. Хоть и слаб ветерок, но в своих скитаниях по свету он проникает к цветам на лужайке, а небо именно благодаря вечному коловращению собрало сокровища блестящих звезд. Неразумно отказаться от счастья путешествий и копаться в навозе, как курица, стеречь мышиную нору, как кошка.
И вот сын расстался с матерью и отправился вместе купцами в Хорасан. Несколько месяцев спустя он прибыл в Мазандеран и остановился в квартале купцов. Он распростерся в мечети, словно молитвенный коврик, и, поскольку у него не было ни средств, ни способностей, ни ремесла, стал ждать благодеяний со стороны щедрых и великодушных мужей, клянчить и попрошайничать. Кирпичник рассказал жителям квартала, что он бедный чужестранец, и тогда некоторые люди, которые занимались благотворительностью, стали помогать ему и обеспечили ему существование, и он стал кое-как перебиваться.
Однажды дочь старейшины купцов того города поднялась на крышу дома и выпустила из лука бровей стрелы ресниц. Взоры ее были подобны резвящимся на лужайке газелям, она учила сердца любви и опутывала их своими мускусными кудрями. Эта кокетка была хуже насильника и разбойника с большой дороги. А юный кирпичник как раз проходил поблизости, ничего не ведая о коварных проделках судьбы и шутках неба. Он случайно увидел полумесяц бровей той луноликой красавицы, и в тот же миг был сражен мечом кокетства той, что была подобна Зухре, той, пред кем склоняло голову даже солнце. А красавица, недоступная, как Анка с горы Каф, поразила его своей красотой и бросила во прахе, словно сокол добычу. Она не стала спускаться с неба из-за такой ничтожной и скудной жертвы, не стала вонзать в него свои когти и покинула его, ибо шахи пренебрегают нищими. Иными словами, красавица, один взгляд которой проливал кровь, сошла с „крыши и грациозно направилась в свои покои, оставив юношу в когтях безумия, переполненного волнением и тревогой, охваченного губительным пламенем страсти. Но, поскольку кирпичник совершенно не знал девушки, он не нашел возможности объясниться, затаил в себе пламя, которое могло бы сжечь все небо, и терпеливо ждал, повторяя стихи:
