Между тем Дацин пошел к алтарю, оглашая воздух громким плачем, в коем можно было услышать нотки горечи и обиды.
– О, Бодхисаттва, ты заставил меня раздать богатства, а взамен обещал дать мне дитя. Хотя я и не полностью исполнил твой завет, однако все же потратил не меньше двух или трех тысяч лянов, можно сказать, оторвал их от своего сердца. Другие люди умудряются вымолить себе массу разных удобств и выгод, а жертвуют богам сущую мелочь – на крепежную балку или на столб в храме Будды. Между тем я раздал столько богатств, что если их сложить вместе, то серебряных дел мастер соорудит из этого серебра целого человека. Неужели в обмен на свои деньги я не могу получить приличного ребенка?! Если тебе жалко подарить мне мальчика, дай мне хотя бы девочку. Я найду ей мужа, а зять станет ухаживать за нами в старости. Как-никак и это будет выход из положения. Мало того, что ты оставил мои просьбы без внимания (уж я не знаю, какие только грехи я совершил в своей жизни), сделал меня бездетным, но ты еще умудрился подкинуть мне какое-то чудище, в коем невозможно различить, где светлое начало Ян, а где темное – Инь, нельзя понять, мужик это или девка. Скажи, зачем ты такое сотворил, почему явил подобное чудовище на белый свет?
Старик снова заплакал и опять принялся жаловаться богу, надеясь убедить его в искренности своих слов. Он предавался скорби чуть ли не до сумерек. От стенаний он устал, дух его вконец помутился, и он погрузился в сон. Как и в первый раз, он услышал голос, который донесся до него из зерцала:
– Плакать нечего, плакать поздно! В свое время я тебя предупреждал: сдержи свое слово, тогда сдержу его и я. Ты поступил со мной нечестно, точно так же обошелся и я с тобой. Ты пожалел деньги, цена коих грош, и упустил из рук свое счастье – «живую драгоценность». Ши Дацин упал на колени.
– Всемогущий Бодхисаттва, я действительно не сдержал своего слова, а потому вряд ли достоин иметь наследника. Мне и впрямь нечего тебе ответить… И все же я хочу у тебя спросить, есть ли какая-то возможность замолить свой грех покаянием?
– Если ты полон решимости следовать моим прежним наставлениям, то есть готов расстаться со своими богатствами, то я выполню обещание – я дарую тебе сына!
Ши Дацин хотел было еще что-то спросить или уточнить, однако все его последующие вопросы остались без ответа. В этот момент он проснулся. Снова тот же сон! В его голове промелькнула мысль: «А ведь бодхисаттва сказал точно, как в поговорке: «Если я выдернул из чужого моста целую доску, стоит ли корить человека за то, что он вытянул из-под меня короткую лестницу?!» Пусть будет так, как он сказал! Все равно мое хозяйство передавать сейчас в наследство некому. Вырву его из своего чрева, все раздам людям! А там увидим, исполнятся обещания бога или нет!»
На следующий день он, как и в предыдущий раз, дал перед алтарем чистосердечную клятву, после чего позвал в дом множество людей, коим заявил, что с этих пор все они в любое время могут приходить к нему за помощью, его прежние добрые помыслы пресеклись-де лишь на короткое время. А если я-де услышу, что кто-то из вас готов сделать нечто достойное, я тотчас обращусь к нему за советом. Эта новость была встречена всеми с большим воодушевлением. Люди шли к Дацину валом, и каждый старался восславить величие Будды.
В тот самый год в тех местах случилась невиданная досель засуха, а вслед за ней пришел и неурожай. Почитай, девять семей из десяти голодали. И вот тогда Ши Дацину пришла в голову мысль: «Никак нельзя упускать момент, – думал он. – В опасное время помощь в один только фэнь стоит десяти фэней в обычную пору. Как говорили еще в древности: «Липший кусок в голодную годину все равно, что целая мера риса в пору сытную!» Он приказал слугам открыть свои закрома и раздать рис веем, кто нынче терпел голод. Потом он взял свой капитал из соляного дела и велел солеварам отправляться в Хугуан или Цзянси[22] за рисом, чтобы после возвращения помочь зерном голодающим людям. Его щедрые пожертвования продолжались не менее трех месяцев, и за это время он спас от голодной смерти больше тысячи человек. Однако в результате его состояние сократилось ровно наполовину. Однажды ему в голову пришла такая мысль: «Надо бы мне проведать свою тунфан, то бишь сожительницу. Может, за это время у нее что-то изменилось. Поинтересуюсь, как у нее с женскими течами и не вырос ли снова живот. Кстати, узнаю, есть ли у нее какие-то особые желания в пище!» На его вопросы женщина ответила:
– Нет у меня никаких изменений, и ничего нового я за это время не почувствовала!
Ши Дацина охватили сомнения. «Как странно, бодхисаттва должен был непременно дать мне какой-то вещий знак, хотя я и раздарил свое состояние не полностью! Получается, что нынче все стало еще хуже прежнего, дело вроде как бы застопорилось и даже остановилось! Интересно, почему?»
Однажды к Дацину вдруг подбежала служанка с ребенком – «каменной девой» на руках.
– Хозяин, подержите ребеночка, а я пока сбегаю по своей нужде!
Прошло полгода, как родилось дитя, а отец ни разу к нему даже не прикоснулся, по-прежнему считая ребенка диковинным чудищем. При виде дитя у него даже прерывалось дыхание. Он и сейчас не собирался брать ребенка на руки, но получилось все слишком неожиданно: служанка сунула ему дитя в руки, даже не спросив у хозяина разрешения. Девчонка, как видно, сильно торопилась свершить малую нужду, поскольку со всех ног бросилась к «лошадиной бадье».[23] Ши Дацин стал внимательно рассматривать ребенка. Прелестное создание: глазки ясненькие, бровки чистенькие» ушки крупные, носик пряменький. Старик вздохнул: «Какое чудное дитя, а вот нет у него самого главного В общем ни то ни ce! Видно мои прошлые грехи действительно очень велики!.. Ну, а ты, что ты натворила в своей прошлой жизни, чтобы тебя наказали столь жестоким образом?!» Он распахнул у ребенка юбчонку и взглянул, что у него в промежности. То, что он увидел, привело его в величайшее изумление. Вам, конечно, не терпится узнать, какую диковину узрел наш герой. Надо напомнить, что когда ребенок появился на свет, у него находился инструмент как мужской, так и женский, только мужской был вроде как бы обращен вовнутрь, женский, напротив, выдавался наружу. Поэтому дитя выглядело весьма странно, не понять: то ли мальчик, то ли девчонка. Нынче (право, неизвестно, по какой причине) девичье хозяйство как бы разровнялось, напротив, мужское – выпятилось и вытянулось. Правда, только наполовину. Трудно сказать, когда это произошло, ведь даже сама мать этого не заметила, поскольку ночью ребеночка особенно не ощупывала, а днем хорошо не разглядывала. Ши Дацин увидел сию удивительную кар тину по чистой случайности.
– Эй, все сюда! – завопил он. – Чудо! Чудо! – На его истошный крик быстро сбежались все женщины в доме: главная жена и сожительницы-тунфан, а также служанки и горничные.
– Что случилось? Какое чудо? – раздавались голоса.
Ши Дацин раздвинул ножки у ребенка – все так и ахнули.
– Вот так чудеса! Откуда появилась этакая диковина?
– Понятно откуда! – промолвил Дацин. – В этом чуде проявился божественный дар бодхисаттвы. Помнится, еще перед рождением ребеночка бодхисаттва говорил мне о двух возможных последствиях, тем самым как бы проверял мою чистосердечность и добрые намерения. Очевидно, от них зависело, появится ли на свет мальчик или родится девочка, но, возможно, будет нечто среднее между мальчиком и девочкой. Узнав нынче о том, что я истратил лишь половину своего состояния, он, как видно, решил меня утешить, но тоже ровно наполовину. Однако вряд ли он на этом остановится… Вот только мне кажется, что эта самая половинка не вполне надежна, а потому если я, как в тот раз, прерву свои добрые деяния, все разом прервется. То, что вылезло нынче наружу, снова съежится и спрячется внутрь! Значит, мне надобно без лишних разговоров умножать свою помощь людям и увеличить пожертвования.
Слишком долго не раздумывая, он вместе с женой и сожительницей поспешил к алтарю, где они положили божеству множество низких поклонов. С этого времени Ши Дацин удесятерил свои старания в совершении добрых дел.
Через какое-то время вспыхнула в этих местах страшная болезнь, которая уносила двух, а то и трех человек из десяти. Никакие лекари помочь не могли. Сразу же подскочили цены на гробы. Обычная дощатая колода, которая раньше стоила всего лян, теперь ценилась не меньше пяти – шести лянов, а то и поболе. Ши Дацин сразу закупил несколько плотов древесины, нанял плотников и велел им денно и нощно трудиться – сколачивать гробы, которые он сразу же предлагал всем нуждающимся в них семьям. Одновременно он послал доверенного человека в Чжэнцзян, чтобы тот привез какого-нибудь знаменитого лекаря, а в Сучжоу отправил людей за лекарствами. Врачеватель остановился в его доме и приступил к лечению больных людей, страдающих страшным недугом. Само собой, все, кого удалось излечить, выражали спасителям большую признательность, а те, кого спасти так и не удалось, удостоились счастья быть похороненными согласно добрым обычаям. За несколько месяцев, пока свирепствовала болезнь, Ши Дацин истратил две или три тысячи золотых.
