Ознакомительная версия.
Даже самые жалкие хижины казались прекрасными под снежной пеленой. Они так сверкали в лучах предрассветного месяца, словно были крыты серебром вместо тростника. Повсюду виднелось такое множество сосулек, коротких и длинных, словно кто-то нарочно развесил их по краям крыш. Хрустальный водопад сосулек! Никаких слов не хватает, чтобы описать великолепие этой картины.
В нашем экипаже занавесок не было. Плетеные шторы, поднятые кверху, не мешали лучам луны свободно проникать в его глубину, и они озаряли многоцветный наряд сидевшей там дамы. На ней было семь или восемь одежд: бледно-пурпурных, белых, цвета алых лепестков сливы… Густой пурпур самой верхней одежды сверкал и переливался ярким глянцем в лунном свете.
А рядом с дамой сидел знатный вельможа в шароварах цвета спелого винограда, плотно затканных узором, одетый во множество белых одежд. Широкие разрезы его рукавов позволяли заметить еще и другие одежды, алые или цвета ярко-желтой керрии. Ослепительно-белый кафтан распахнут, завязки его распущены, сбегают с плеч, свешиваются из экипажа, а нижние одежды свободно выбиваются красивыми волнами. Он положил одну ногу в шелковой штанине на передний борт экипажа. Любой встречный путник, наверно, не мог не залюбоваться его изящной позой.
Дама, укрываясь от слишком яркого лунного света, скользнула было в самую глубину экипажа, но мужчина, к ее великому смущению, потянул ее туда, где она была открыта чужим взорам.
А он снова и снова повторял строку из китайской поэмы:
Холодом-холодом вея (*388),
Стелется тонкий ледок…
О, я готова была бы глядеть на них всю ночь! Как жаль, что ехать нам было недалеко.
{281. Когда придворные дамы отпросятся в гости…}
Когда придворные дамы отпросятся в гости и, собравшись большой компанией, начнут с похвалой говорить о своих господах или обсуждать последние дворцовые новости и происшествия в большом свете, с каким интересом и удовольствием слушает их хозяйка дома!
Я хотела бы жить в большом, красивом доме. Моя семья, разумеется, жила бы со мной, и я бы поселила в просторных покоях моих приятельниц придворных дам, с которыми я могла бы приятно беседовать. Мы собирались бы в свободное время, чтобы обсудить новое стихотворение или обменяться мнениями по поводу разных событий.
Если одна из нас получит письмо, мы прочтем его вместе и сочиним ответ.
А если даму посетит возлюбленный, он будет принят в нарядно украшенных покоях. В дождливую ночь я любезно попрошу его остаться.
Когда же настанет время провожать любую из моих подруг на службу во дворец, я позабочусь, чтобы все ее желания были исполнены… Но все это, знаю, только дерзкая мечта!
{282. Те, кто перенимает чужие повадки}
Люди, которые заразились зевотой.
Дети.
{283. То, что не внушает доверия}
Притворщики. Они кажутся более чистосердечными, чем люди, которым нечего скрывать.
Путешествие на корабле.
{284. День стоял тихий и ясный}
День стоял тихий и ясный. Море было такое спокойное, будто натянули блестящий бледно-зеленый шелк, и нас ничто не страшило.
В лодке со мной находились девушки-служаночки в легких одеждах с короткими рукавами и штанах-хакама и совсем еще молодые слуги.
Они дружно налегали на весла и гребли, распевая одну песню за другой.
Чудо, как хорошо! Вот если бы кто-нибудь из людей светского круга мог увидеть, как мы скользили по воде!
Но вдруг налетел вихрь, море начало бурлить и клокотать. Мы себя не помнили от страха. Гребцы изо всех сил работали веслами, торопясь направить лодку к надежной гавани, а волны заливали нас. Кто поверит, что это бушующее море всего лишь мгновение назад было так безмятежно и спокойно?
Вот почему к мореходам нельзя относиться с пренебрежением. Казалось бы, на их утлых суденышках не отважишься плавать даже там, где совсем мелко. Но они бесстрашно плывут на своих скорлупках над глубокой пучиной, готовой вот-вот поглотить их. Да еще и нагружают корабль так тяжело, что он оседает в воду по самые края.
Лодочники без тени страха ходят и даже бегают по кораблю. Со стороны кажется, первое волнение – и всему конец, корабль пойдет на дно, а они, громко покрикивая, бросают в него пять-шесть огромных сосновых бревен в три обхвата толщиной!
Знатные люди обычно плавают в лодке с домиком. Приятно находиться в глубине его, но если стоять возле борта, то голова кружится. Веревки, которые служат для укрепления весел, кажутся очень слабыми. Вдруг одна из них лопнет? Гребец будет внезапно сброшен в море! И все же более толстые веревки не в ходу.
Помню, я однажды путешествовала в такой лодке. Домик на ней был очень красиво устроен: двери с двумя створками, ситоми поднимались. Лодка наша не так глубоко сидела в воде, как другие, когда кажется, что вот-вот уйдешь на дно. Я словно была в настоящем маленьком доме.
Но посмотришь на маленькие лодочки – и ужас возьмет! Те, что вдалеке, словно сделаны из листьев мелкого бамбука и разбросаны по воде.
Когда же мы наконец вернулись в нашу гавань, на всех лодках зажгли огни, – зрелище необычайной красоты!
На рассвете я с волнением увидела, как уходят в море на веслах крошечные суденышки, которые зовут сампанами. Они растаяли вдали. Вот уж поистине, как говорится в песне, "остался только белопенный след"!
Я думаю, что знатным людям не следует путешествовать по морю. Опасности подстерегают и пешехода, но все же, по крайней мере, у него твердая земля под ногами, а это придает уверенности.
Море всегда вселяет жуткое чувство.
А ведь рыбачка-ама ныряет на самое дно, чтобы собирать там раковины. Тяжелое ремесло! Что будет с ней, если порвется веревка, обвязанная вокруг ее пояса?
Пусть бы еще мужчины занимались этим трудом, но для женщин нужна особая смелость.
Муж сидит себе в лодке, беспечно поглядывая на плывущую по воде веревку из коры тутового дерева. Не видно, чтоб он хоть самую малость тревожился за свою жену.
Когда рыбачка хочет подняться на поверхность моря, она дергает за веревку, и тогда мужчина торопится вытащить ее как можно скорей. Задыхаясь, женщина цепляется за край лодки… Даже посторонние зрители невольно роняют капли слез.
До чего же мне противен мужчина, который опускает женщину на дно моря, а сам плывет в лодке! Глаза бы мои на него не смотрели!
{285. У одного младшего начальника Правой императорской гвардии…}
У одного младшего начальника Правой императорской гвардии был отец самого низкого звания. Молодой человек стыдился своего отца и, заманив его на корабль якобы для того, чтобы отвезти из провинции Иё в столицу, утопил в морских волнах.
Люди говорили об этом с ужасом и отвращением: "Поистине, нет ничего на свете более мерзостного, чем человеческое сердце!"
И вот этот самый жестокосердный сын заявил, что собирается устроить торжество в день праздника Бон (*389) – поминовения усопших, – и начал усердно к нему готовиться.
Когда его святейшеству Домэ`й (*390) рассказали об этом, он сложил стихотворение, которое мне кажется превосходным:
Он вверг отца в пучину моря,
А ныне с пышностью справляет праздник Бон,
Где молятся о тех,
Кто ввергнут в бездну ада!
Какое зрелище печальное для глаз!
{286. Матушка светлейшего господина Оха`ра (*391)…}
Матушка светлейшего господина Охара (*392) однажды услышала, что в храме Фумо`ндзи читались "Восемь поучений".
На другой день во дворце Оно собралось множество гостей. Развлекались музыкой, сочиняли китайские стихи.
Она же сложила японскую песню:
Мы рубили дрова (*393),
Как во время {оно} Учитель святой,
Но прошла {та пора}.
Так в чертогах {Оно} начнем пировать,
Пока не сгниет рукоять {топора (*394)}.
Замечу, что это прекрасное стихотворение было, как видно, потом записано по памяти.
{257. Когда принцесса, мать Аривара-но Нарихира…}
Когда принцесса, мать Аривара-но Нарихира, находилась в Нагао`ка, он служил при дворе и не навещал ее. Однажды во время двенадцатой луны от принцессы пришло письмо. Нарихира раскрыл его. В нем было лишь следующее стихотворение:
Все больше старею я.
Все чаще думаю, что никогда,
Быть может, не свижусь с тобой…
Эти строки глубоко трогают мое сердце. Что же должен был почувствовать Нарихира, когда прочел их?
{288. Я переписала в свою тетрадь стихотворение…}
Я переписала в свою тетрадь стихотворение, которое показалось мне прекрасным, и вдруг, к несчастью, слышу, что его напевает простой слуга…
Какое огорчение!
{289. Если служанка начнет расхваливать человека…}
Если служанка начнет расхваливать человека благородного звания: "Ах, он такой милый, такой обходительный!" – тот сразу упадет в моих глазах. И наоборот, только выиграет, если служанка станет его бранить.
Сходным образом чрезмерные похвалы со стороны слуги могут повредить доброй славе дамы.
Ознакомительная версия.
