киданей, и Людмила Васильевна Тюрюмина, освоившая в студенчестве редчайшую в России специальность — филолог и историк-маньчжуровед. Они прошли обучение в аспирантуре ИИФиФ СО АН СССР (сектор истории и археологии стран зарубежного Востока) и подготовили к публикации сначала «Историю Золотой империи», а теперь и «Историю Железной империи».
Трудно переоценить вклад в это издание Л. В. Тюрюминой — самоотверженного и предельно увлеченного делом переводчика. Ко времени окончания университета в 1967 г. она под руководством блестящих знатоков тунгусо-маньчжурских языков и проблем общего языкознания Валентина Александровича Аврорина и Елены Павловны Лебедевой основательно овладела маньчжурским языком и прошла хорошую школу практического перевода. В качестве курсовых работ ей были зачтены переводы из хрестоматии П. Шмидта новеллы Пу Сун-лина «Даос с гор Лао», отрывка из «Сюй Цзычжи тунцзянь ганму», посвященного обстоятельствам гибели империи Ляо; доклад о «Сборнике материалов по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору», составленный в 1936 г. известным этнографом-тунгусоведом Г. М. Василевич. Темой дипломного проекта Л. В. Тюрюминой, защищенного на «отлично», стали «Маньчжурские источники об образовании государства чжурчжэней».
После окончания аспирантуры и зачисления в 1971 г. в штат Института истории, филологии и философии СО АН СССР Л. В. Тюрюмина продолжала интенсивную работу по переводу источников по истории чжурчжэней, киданей и маньчжуров. В частности, она перевела с немецкого (в рамках подготовки к переводу с маньчжурского «Дайляо гуруни судури») труд Г. К. фон Габеленца «Geschichte der Grossen Liao», большое количество сводного типа изданий, посвященных средневековой истории народов Центральной Азии и Северо-Восточного Китая (О. Франке, К. Витфогель и др.), текст, повествующего о событиях, связанных с обстоятельствами перевода на маньчжурский язык династийных хроник «Ляо ши», «Цзинь ши» и «Юань ши». Все это делалось параллельно с осуществлением главного труда ее жизни — переводом сложнейшего текста «Дайляо гуруни судури».
Тяжелейшие жизненные обстоятельства не позволили завершить тогда перевод маньчжурской версии «Ляо ши». Л. В. Тюрюмина, героически и стоически преодолевая убийственные сложности, которые преподносила ей судьба в последнее десятилетие, нашла в себе силы закончить начатую некогда работу. Выполнен ею этот труд по переводу на высоком научном уровне, ибо она — переводчик от Бога, обладающий редкостной способностью чувствовать тонкости древнего восточного текста и изящно, поэтически, но без потерь в точности, передать глубокий смысл и высокий дух летописного повествования. В этой связи замечу, что, насколько можно судить по переводу, «Дайляо гуруни судури» — текст не казенный, а литературно почти художественный, временами даже повествовательно вдохновенный и потому чрезвычайно трудный для перевода. Как может убедиться читатель, неторопливо прочитывая летопись «тетрадь» за «тетрадью», в этой хронике есть все, что волнует воображение: герои и злодеи, поля сражений, летящие стрелы и грохочущие барабаны, верность и предательство, мужество и слабость, отвага и трусость, охота и сцены быта, дворцы и дикая природа, верные кони и дикие звери...
Здесь уместно будет сделать несколько конкретных замечаний относительно характера источника и обусловленных его специфическими особенностями сложностей перевода, что Л. В. Тюрюмина постоянно отмечала в ходе выполнения работы. Даже по прошествии многих лет изучения династийной хроники «Дайляо гуруни судури» оценить ее с точки зрения современного лингвиста — задача очень непростая и, пожалуй, неблагодарная, поскольку многие лета отделяют века XVII и XXI. И маньчжурские переводчики с китайского, конечно же, были детьми своего времени, отчего их труд сложно сравнивать с работой переводчиков XIX, XX и XXI веков. Но оценить их обработку и переложение исторических сведений с китайского на маньчжурский необходимо.
Л. В. Тюрюмина, отдавая должное уважение титаническим усилиям, с коими велась работа по переводу китайских источников, отмечает следующее: в грамматическом отношении безупречна большая половина текста. Неудачи изложения второй половины текста хроники таковы: не всегда четко и грамотно оформлены окончания предложений и прямой речи; отрывочность, а иногда невразумительность текста, что, впрочем, может быть оправдано некачественностью самих китайских источников; нарушение порядка слов в предложении; некоторая сумбурность повествования, возможно, вследствие поспешных сокращений; искажение имен собственных, терминов, географических и этнических названий и т.д. Но самое главное неудобство при переводе — наличие в летописи непереведенных китайских текстов, «замаскированных» под имена собственные, всякого рода термины, а также географические и этнические названия.
«Выловить» эти тексты и перевести помогли указатели к «Истории государства киданей» Е Лун-ли, переведенной В. С. Таскиным. Китайские иероглифы и русская норма их произношения позволили в отдельных случаях ориентироваться в лексическом материале «Дайляо гуруни судури», сравнивать и анализировать зачастую искаженные маньчжурские транскрипционные единицы, угадывать (по контексту!) — какие китайские слова они передают. Если китайский текст вошел в маньчжурский не «рассыпанным», а единым целым, перевод осуществлялся гораздо легче, чем перевод тех фрагментов, которые были частично переведены на маньчжурский с нарушением порядка слов. Приходилось реконструировать, домысливая, предполагая и, естественно, допуская погрешности и ошибки. В переводе особо сложных частей текста помогала интуитивная уверенность в том, что имена — не маньчжурские, должностные термины — не названия, а просто описание функций чиновника; географические названия — не наименования городов, областей, округов и т.д., а просто оказавшийся рядом текст, никак с ними не связанный. Все, что было достойно внимания в летописи, Л. В. Тюрюмина отметила в подстрочных примечаниях. Главное в них — ее критическое отношение к работе всех составителей «Дайляо гуруни судури», самого раннего, самого несовершенного, самого трудного для переводчиков с маньчжурского языка образца маньчжурской литературы, тем не менее, скажу — самого отважного и самого вдохновенного труда манчжурских переводчиков высочайшего ранга!
Второй исполнитель «киданьского проекта» РГНФ — Г. Г. Пиков. После окончания аспирантуры он стал преподавателем, а затем доцентом гуманитарного факультета Новосибирского государственного университета. История киданей и их государственных образований — Да Ляо и Си Ляо — стала главной темой его научных исследований. Его перу принадлежат несколько десятков работ, посвященных широкому спектру историко-культурных проблем киданеведения. Особо следует отметить монографию, в которой исчерпывающе полно, с использованием китайских и мусульманских письменных источников, а также археологических материалов, рассматриваются наименее изученные в русском востоковедении вопросы драматической истории западных киданей (политическая история, социально-экономический строй и культура) [14]. В качестве отдельных сюжетов им опубликованы оригинальные статьи о роли западных киданей в истории народов Средней Азии, Казахстана, юга Сибири и Дальнего Востока, о взаимоотношениях империи Ляо с Китаем, об экономике, религии, военном деле, о положении женщин в кочевой империи, о правовых устоях и особенностях государственного устройства [15].
В сфере интересов Г. Г. Пикова постоянно находится историографическая тематика [16]. Кропотливые архивные изыскания позволили ему раскрыть неизвестные страницы русского востоковедения, вернуть из небытия и по достоинству оценить
