о патриотизме в феодальном обществе. В «Джами‘ ат-таварих» — произведении официозной историографии, составленном для монгольского ильхана, — эта тенденция выступает лишь кое-где и то в очень скрытой форме. Зато в своей полуофициальной переписке Рашид-ад-дин более откровенен. Там он резко выражается о «тюрках» (т.е. монголах), как о притеснителях и тиранах [73]. Государство Хулагуидов он именует обычно «Иранской империей» (мамалик-и Иран) [74]. В письме к духовным лицам малоазиатской Кесарии он именует монгольского ильхана «его величеством, прибежищем халифата, царем (хосров) Ирана и наследником царства Кейянидов» [75].
Социальное лицо Рашид-ад-дина не вызывает сомнений. Это — представитель одной из групп класса феодалов, именно местной гражданской бюрократии. У него были тесные и разносторонние связи с мусульманским духовенством и дервишескими шейхами [76]. Как многие крупные феодалы, он был связан и с оптовой зарубежной торговлей [77].
В отличие от некогда знаменитого везира Хулагу-хана и Абака-хана, Шемс-ад-дина Мухаммеда Джувейни, человека беспринципного, стремившегося прежде всего к власти и богатству, Рашид-ад-дин проводил четкую политическую линию. И он отличался не меньшим стяжанием и стремлением к приобретению поместий и богатств, чем другие везиры ильханов Хулагуидов. За годы своего везирата (1298-1317) он скопил не меньшие богатства, нежели Шемс-ад-дин Джувейни [78]. Своим богатством Рашид-ад-дин был обязан прежде всего тому, что одно время весь административный и финансовый аппарат Хулагуидского государства находился в его руках. Из четырнадцати сыновей его десять были правителями Багдада, Киннесрина, восточной Малой Азии (Рума), Грузии, Ардебиля, Исфахана, Фарса, Хузистана, Кермана и Дамгана; в некоторых областях сидели его племянник (в Рахбе и Хадисе) и его вольноотпущенники (в Басре). Богатства Рашид-ад-дина заключались прежде всего в его земельных владениях. В его переписке нет полного перечня его имений, но упоминаются его имения (мульки), купленные на собственные средства, в округах Басры, Мосула, Кермана, Бама, Тебриза, Хузистана, в Малой Азии и т.д. [79] В районе Дийярбекра Рашид-ад-дин провел канал, названный Рашидовым, орошавший 12 основанных здесь и заселенных Рашид-ад-дином селений, названных именами его сыновей [80].
В Тебризе Рашид-ад-дину лично принадлежал целый «Рашидов квартал», или, точнее, четверть города (Руб‘-и Рашиди), в которой, согласно письму Рашид-ад-дина к своему сыну Са‘д-ад-дину, насчитывалось будто бы 30 тысяч домов (т.е. до 135 тысяч жителей), 24 каравансарая, 1500 лавок, много бумажных и других ремесленных мастерских, мельниц, плодовых садов [81]. В Султании ему принадлежал также квартал Рашидийя с 1500 домами.
В собственном хозяйстве Рашид-ад-дина, как и в хозяйствах ряда других феодалов той эпохи [82], феодальная эксплуатация зависимых крестьян переплеталась с эксплуатацией труда рабов — в садоводстве, ремесле и торговле. Известно, что близ Тебриза Рашид-ад-дин восстановил 5 запустевших селений, поселив в каждом из них по 20 молодых рабов и по 20 рабынь одной из следующих народностей: грузин (гурджийян), курдов (курдийян?), абиссинцев (хабешан), негров (зенгийян) и греков (румийян), поручив им обслуживать свое большое садоводческое хозяйство. При этом греческие рабы, по требованию Рашид-ад-дина, были закуплены и присланы к нему его сыном Джелал-ад-дином, наместником Малой Азии (восточной). Деревни были названы, по народности поселенных там рабов, Гурджийян, Курдийян, Хабешан, Зенгийян и Румийян [83]. В письме к своему вольноотпущеннику, правителю Басры Сонкору Баверчи, Рашид-ад-дин поручил ему закупить у купцов и прислать к нему 200 рабов и 200 рабынь абиссинцев, курдов, индусов или других народностей [84]. Двести из рабов Рашид-ад-дина, вероятно занятых в торговых операциях, приносили ему ежегодный доход по 1 туману — 10 тысяч динаров — каждый [85].
Как у всех крупных сановников на Ближнем Востоке, у Рашид-ад-дина служебная карьера шла рука об руку с личным обогащением [86]. Служба гражданского сановника при дворе монгольских ильханов была трудна и опасна: приходилось постоянно бороться с интригами феодальных клик, с завистью и доносами соперников по службе, приходилось прибегать ко множеству ухищрений, дабы парализовать козни личных врагов и сохранять расположение своего повелителя — ильхана, — а ильханы все, не исключая даже умного и культурного Газан-хана, отличались вспыльчивым, капризным, изменчивым и подозрительным характером. Не случайно все главные везиры монгольских ильханов умерли на эшафоте, кроме одного лишь Тадж-ад-дина ‘Алишаха Гиляни, да и тот избежал этой участи только потому, что умер внезапно. Сам Рашид-ад-дин мог удержаться 19 лет на руководящем посту только потому, что в борьбе с врагами и соперниками не стеснялся в средствах. Он старался устранять или даже губить соперников, не дожидаясь, пока те сами усилятся и нанесут ему удар. Так он удалил от двора ходжу Хибетуллаха, обвинил и погубил своего предшественника по везирату Садр-ад-дина Халиди и своего коллегу, первого везира Са‘д-ад-дина Саведжи, который начал было интриговать против него [87].
Естественно, что Рашид-ад-дин в конце концов должен был сам пасть жертвою этих придворных нравов. Пережив ильханов Газан-хана и Ольджайту-хана, при малолетнем ильхане Абу-Са‘иде Бахадур-хане Рашид-ад-дин сперва получил отставку (1317 г.), потом был обвинен своими личными врагами в отравлении Ольджайту-хана, которого он лечил в качестве главного придворного врача, признан виновным и казнен (перерублен мечом пополам) вместе с одним из сыновей 18 джумады I 718 г. х. (18 июля 1318 г. н.э.), прожив 71 год (73 мусульманских лунных года). Его имущество было конфисковано и разграблено, но в 1327 г., после опалы и казни эмира Чобана, поместья его, в частности и Руб‘-и Рашиди, были возвращены его сыновьям, и память его была реабилитирована.
Страшный конец Рашид-ад-дина не был делом случая. Его опала и казнь были вызваны заговором группы сплотившихся против него беспринципных чиновников во главе с его коллегой по везирату Тадж-ад-дином ‘Алишахом Гиляни, которые привлекли на свою сторону и вошедшего в силу временщика эмира Чобана, наследственного главу монгольского кочевого племени сулдуз, вождя самой сильной из группировок тюрко-монгольской военно-кочевой знати. Едва ли можно сомневаться в том, что вражда этой сильной группы класса феодалов к Рашид-ад-дину и его политической линии сыграла свою роль в драме его гибели.
Рашид-ад-дин был выдающимся и разносторонним ученым своего времени. Отсутствие строгой дифференциации по специальностям и склонность к энциклопедизму были обычным явлением научной деятельности на средневековом Ближнем и Среднем Востоке. Его основной специальностью была медицина, которая в эту эпоху не была вполне отделена от других естественных наук. Известно, что им был составлен энциклопедический труд «Китаб-ал-ахья ва-л-асар». Естественные науки и математика, наряду с алхимией и астрологией, особенно ценились первыми монгольскими ильханами, равнодушными и к мусульманскому богословию, и к персидским и арабским касыдам. Репутация ученейшего врача и ботаника немало способствовала укреплению авторитета Рашид-ад-дина. Повидимому, в этой области
