друг для друга. Расцвечивание ритуала и долга-справедливости служит основой для появления ханжества и лицемерия. Поэтому дуть на пепел и хотеть не засорить глаза; входить в воду и хотеть не промокнуть — недостижимо.
В древности народ был как неразумный отрок, не знал — где восток, где запад, своим внешним видом не стремился выразить больше, чем чувствовал; своей речью — больше, чем мог сделать. Его одежда была теплой, но без украшений. Его оружие не было острым [966]. Их песни и мелодии не были переливчатыми; их плач и скорбь были безгласными. Копали колодцы и пили, пахали землю и ели. Никто не расхваливал их за их красоту, а они и не нуждались в этом. Близкие и родичи не славили и не хулили друг друга, друзья не обижали друг друга и не одаривали. Когда же родились ритуал и долг-справедливость, то стали ценить имущество и товары, а ложь и фарисейство расцвели пышным цветом. Встали, перебивая друг друга, хула и слава, обиды и одаривания опережали одно другое. Тогда-то и стали неумеренно восхваляй красоту Сяоцзи, и появилось зло Разбойника Чжи и Чжуан Цяо [967]. А вслед за этим возникли царские выезды, драконовы стяги, балдахины, украшенные перьями, свисающие шнуры, квадриги и кавалькады всадников. При этом непременно появятся воры, перелезающие через стены, срывающие замки, с корзинкой в руках перемахивающие через загородку. Причудливый узор, богатая вышивка, кисея и белый газ — при этом непременно появятся плохо сидящие пеньковые сандалии [968], едва прикрывающие тело короткие куртки. Отсюда ясно, что высокое и низкое близки друг другу, короткое и длинное формируют друг друга. Лягушка становится перепелом, личинка стрекозы превращается в лилейник — и то, и другое родилось не от своего рода, и только мудрецу ведомы эти превращения [969]. Так, хусцы знают коноплю, но не знают, что из нее можно делать холст, юэсцы видят шерсть, но не знают, что из нее можно делать войлок. Поэтому с тем, кто не постиг вещи, трудно говорить об изменениях.
Некогда Тайгун Ван и Чжоу-гун Дань, получив наделы, встретились, и Тайгун спросил Чжоу-гуна:
— Как управляется царство Лу?
— С почтением к достойным и уважением к родичам.
— Лу так ослабнет, — заметил Тайгун.
— А как управляется Ци? — спросил тогда Чжоу-гун.
— Возвышая достойных и выдвигая заслуженных.
— В таком случае в будущем непременно государь будет убит, а власть его отнята.
С этих пор Ци становилось все мощнее и наконец достигло положения гегемона. Но в двадцать четвертом поколении род Тянь [970] заместил прежнюю династию. А царство Лу все уменьшалось в размерах и в тридцать втором поколении погибло. Вот почему в Переменах говорится: «Если ты наступил на иней, значит, близится и крепкий лед» [971]. Ум мудреца заключается в умении по началу судить о конце и говорить намеками.
Так, холмы из барды берут начало от палочек из слоновой кости, казнь паоло началась с горячего винного сосуда [972], Цзылу вытащил тонущего и в награду получил вола. На это Кунцзы заметил: «В Лу всегда будут спасать людей в беде».
Цзыгун выкупил человека из неволи, но отказался взять за это деньги из казны, и Конфуций сказал: «В Лу больше не будут выкупать людей».
Цзылу принял награду и этим побудил людей делать добро; Цзыгун отказался от награды и тем положил конец добру. Мудрость Конфуция в том, что он на основании малого мог судить о большом, зная близкое, предвидел и далекое. Он поистине владел искусством рассуждения. С этой точки зрения бескорыстие может иметь место, но не может быть общим правилом. Общепринятые обычаи могут быть исполнены; дела, требующие обычных умений, легко делать. Кичливость и лживость, употребляемые на то, чтобы вводить в смущение мир; вызывающее поведение, имеющее целью противопоставить себя другим, — это мудрец не считает обычаем.
Высокие хоромы, просторные жилища, вереницы дверей, анфилады комнат — это то, что приносит отдохновение человеку, птица, попав сюда, затоскует. Высокие горы, опасные преграды, темные леса, густые заросли — это то, что радует тигров и барсов, человек, попав сюда, испытает страх. Речные долины, горные потоки, глубокие воды и водопады — они годятся для черепах и кайманов, человек, попав сюда, гибнет. «Небесный пруд», «Подносим облака», «Девять мелодий», «Шесть совершенств» [973] — это то, что радует людей, а птицы и звери, заслышав их, испугаются. Глубокие ложбины, отвесные кручи, деревья-великаны с длинными ветвями — это то, что радует обезьян, человек, поднявшись сюда, содрогнется от страха. Необычные формы, удивительные по природе вещи являются источником наслаждения, и одновременно они же — источник скорби; в них находят покой и отдых, и они же могут нести опасность.
Поэтому во всем, что покрывается небом, что несет на себе земля [974], что освещается солнцем и луной, каждому дано покоить свою природу, находить себе покойное убежище, обретать для себя пригодное, применять свои способности. Поэтому и у глупого есть достоинства, и у умного — недостатки. Колонной не выдрать зуба, шпилькой не подпереть свод; конь не может тянуть тяжелый груз, а вол — скакать; из свинца не делают ножей, а из меди — самострела; железо не годится для лодки, а дерево — для топора. Каждое используется на то, на что подходит, идет на то, на что годится. В этом — равенство вещей, и нет причин им искать недостатки друг в друге. Так, ясное зеркало [975] служит для того, чтобы отражать формы, а чтобы хранить пищу, более пригодна плетеная корзинка, быка чистой масти используют в качестве жертвы в храме предков, а для вызывания дождя более пригодна черная змея [976]. С этой точки зрения среди вещей нет ни благородных, ни худородных. Если ценить вещи за то, что в них ценно, то все вещи будут ценны, если презирать вещи за то, что в них презренно, то все вещи окажутся презренными. Так, природному нефриту не вредит толщина, роговой пластинке на рукояти ножа — тонкость, лаку не вредит чернота, а пудре — белизна. Эти четыре вещи противоположны, но важны одинаково и одинаково необходимы. Что важнее — шуба или дождевик? В дождь шуба не нужна, ну а в доме нет надобности в дождевике. Лодка, телега, мокроступы, сандалии, цюнлу [977] — каждое из них чему-то подходит.
Поэтому когда Лаоцзы говорит: «Не возвышайте «достойных»», то речь идет о том, чтобы не понуждать рыбу лезть на дерево, а птицу —
