Григорий Абуль-Фарадж - Книга занимательных историй

Некто сказал:

— Женщине больше приличествует молиться дома, чем в молельне.[26]

Мудрец сказал, обращаясь к женщинам:

— Если бы вы знали то, что знаю я, то ваш плач был бы громче вашего смеха.

Один из отцов[27] говаривал:

— Юные отшельники в начале своей деятельности совершают хорошие поступки только ради пустой славы. Но с течением времени добродетель незаметно берет верх и побуждает их трудиться ради славы божественной.

Другой сказал:

— Когда бог — слава его милости! — увидел, что отцы церкви очень уж возгордились, он направил их к маленьким людям, которые были вполне добродетельны благодаря своему труду. Он послал к ним этих гордецов, дабы немного сбить с них спесь. Антония он послал к сапожнику, Макара — к двум простым женщинам, Пафнутия — к музыканту, а двух других отшельников — к пастуху.

Честному человеку, который вел светский образ жизни, бог сказал:

— Беги от людей, и тогда ты будешь жить по-настоящему.

Он намекал, что ему следует уйти в пустыню.

Вскоре этот человек услышал тайный голос, говоривший:

— Беги, держи на запоре свои уста — и ты будешь жить спокойно.

Это значит, что только отшельнический образ жизни дает человеку истинное спокойствие.

Молодой монах сказал старому:

— Со мной борются мои мысли, уговаривая меня: «Довольно поститься и молиться! Выйди из своей кельи, ухаживай за больными — в этом проявится твоя праведность».

Старик ему ответил:

— Можешь есть и пить, можешь не молиться, но из кельи не выходи.

Этот старик знал, что постоянное пребывание в келье убивает всякие мысли.[28]

Другой сказал:

— Тот, кто живет мирской жизнью, не замечает своих грехов из-за сутолоки повседневных дел. Если же он заживет тихой жизнью отшельника в пустыне, его душа будет созерцать бога и он очистится от грехов.

К отцу Арсению в Египет пришла из Рима христианка, очень знатная, с величественной осанкой. Она просила Арсения помянуть ее в своих молитвах, дабы избавиться от недуга. Он ей ответил:

— Я буду молиться богу, чтобы он вычеркнул из моего сердца всякую память о тебе.

Так он отвечал, чтобы отвадить от себя женщин, которые хотели его видеть.

Но эта женщина все же избавилась от своего недуга.

Отец Антоний говаривал:

— Подобно тому как погибает рыба, вынутая из воды, погибает отшельник, покинувший свою келью.

Отец Феодор и отец Лука пятьдесят лет подряд подтрунивали сами над собою, говоря, что им следовало бы переменить местожительство. Ежегодно они повторяли: «Этой зимой обязательно поменяем».

И так они все говорили и до конца жизни не покидали своей кельи.

Один отшельник говаривал, что монах любит тишину своей кельи не потому, что он презирает людей, пренебрегает ими и удалился, дабы не встречаться с ними. Он делает это из-за сладких плодов, которые приносит уединение, а именно: он не должен утруждать свои руки работой, свои глаза — лицезрением людей и свои уши — их пустыми разговорами.

Отец Агафон три года держал во рту камень, пока не достиг совершенства в искусстве молчания.

Некий старец налил отцу Сисоису чашу вина, и тот его выпил. Он налил вторично, и тот снова выпил. Когда же он налил ему в третий раз, отец Сисоис отказался пить, говоря:

— Убери чашу, отче, с глаз моих. Ты разве не знаешь, что в вине — сатана?

Этим он хотел сказать, что пьянство — мать всех пороков.

Обычно отец Арсений в ночь на воскресенье, как только заходило солнце, обращал свой взор на восток, протягивал руки к нему и молился всю ночь напролет, пока утром солнце не начинало светить ему в лицо.

Один отшельник сказал:

— Тот, кто не принимает с одинаковым радушием всех братьев,[29] не достиг еще совершенства.

Однажды философы направились в пустыню, чтобы искушать отшельников. И они сказали одному из старцев:

— Чем ваши заслуги превышают наши? Ведь мы постимся, молимся и бодрствуем больше вашего, живем в воздержании, соблюдаем чистоту и приобщаемся к светочу учения.

Он им ответил:

— Мы не только бережем свой ум от того, чтобы он упражнялся в пустых и беспредметных рассуждениях, но все свои помыслы устремляем на дела, угодные богу.

188. ЗАГОВОРИЛ…

Отец Макарий Великий дошел до такой степени смирения, что все братья разговаривали с ним как со святым, а он не удостаивал их ответом. Тогда один из братьев сказал ему в запальчивости:

— Если бы ты превратился в погонщика верблюдов, ворующего натр,[30] — и тогда святые братья не осмелились бы тебя тронуть!

Услышав это, отец Макарий улыбнулся и заговорил.

Отец Кирнен говаривал:

— Монах, проживающий в одном монастыре с юношей, не должен покидать своей кельи ни на минуту, если он силен духом. И юноша не должен к нему являться без особой необходимости. Дело в том, что юноши своими женственными лицами вызывают страсть, а их дерзость причиняет огорчения.

Отец Пахом, когда его одолела страсть к женщине, бросился нагой перед пещерой гиены и, взяв в руки ползучего гада, прижал его к своим бедрам, дабы тот укусил его и лишил жизни.

Чтобы не видеть женщин, он ни разу не был ни в городе, ни в деревне, пребывая постоянно в монастыре.

Однажды отец Авраам сказал отцу Сисоису:

— Отец! Ты уже стар, пойдем и хотя бы немного поживем среди людей.

И ответил ему старец:

— Пойдем лишь туда, где нет женщин.

Так он ответил ему не потому, что боялся за себя, а для того чтобы предупредить возможность нравственного падения своих учеников.

Отец Аммон говаривал:

— Случается, что человек целый век живет в своей келье, но не понимает, сколь жизненно необходимо для монаха постоянное пребывание в ней.

Отец Агафон говаривал:

— Вспыльчивый человек не будет пользоваться благосклонностью окружающих, даже если он воскресит мертвого.

Отец Моисей из Патр,[31] когда его одолели страсти, отправился к отцу Исидору. Тот же поднялся с ним на крышу и показал ему на западе полчища неистовствующих дьяволов, а на востоке — ангелов, которые всё более ослабевали. Это зрелище придало новые силы отцу Моисею, и он вернулся в свою келью.

Семь лет боролась, пребывая на крыше, монахиня Сарра с искушавшим ее дьяволом страсти, пока не одолела его.

Потом она говорила:

— Когда мне очень хотелось спуститься с крыши вниз по лестнице, перед моим мысленным взором вставал образ смерти, которая должна была настигнуть меня до того, как я спущусь по лестнице на землю.

Об этой же Сарре рассказывают следующее:

Два года жила она на чердаке монастыря, стоявшего у самой реки, и ни разу не взглянула на реку.

Два монаха, вернувшиеся к мирской жизни и взявшие себе жен, впоследствии раскаялись и возвратились в монастырь. Когда кончился срок их покаяния и они вышли из своих келий, где пребывали в одиночестве, все увидели, что лицо одного угрюмо, мрачно, изменилось до неузнаваемости, а лицо другого сияет и светится радостью. Но святые отцы решили, что мера их покаяния одинакова. Они рассуждали так: «Один размышлял о геенне огненной и своих грехах, а другой — о безбрежном божьем милосердии».

Один из братьев спросил отца Сисоиса:

— Что ты скажешь, святой отец, по поводу моего падения?

Старец ему ответил:

— Вставай!

Сказал ему брат:

— Много раз я падал и вставал.[32] Доколе же я буду падать и вставать?