с краю на самом видном месте. А мертвого ребенка закопали в другом месте. Потом они возвратились домой, уничтожили все подозрительные тряпки и уселись как ни в чем не бывало. Кто мог бы теперь указать дом, где недавно были роды?
А негодяй-стражник, напившись в конце третьей стражи, был пьян вплоть до пятой [154] и, не приходя в себя, лежал на краю моста, как настоящий покойник. Когда же он, едва протрезвев, очнулся, к мосту Квантхонгё подошел торговец домашней птицей и увидел: лежит покойник, неизвестно откуда взявшийся! Очень удивившись, торговец присмотрелся и заметил, что умерший одет в военную форму. Он недовольно пробормотал:
— Видать, какой-то солдат провинился, и его забили палками до смерти. Обрядив, его несли хоронить и почему-то бросили здесь!
А стражник тоже очень удивился и перепугался. Он хотел встать, да не тут-то было — не мог даже пошевелиться!
— Не бойтесь! — закричал он. — Я живой покойник! Развяжите меня, пожалуйста!
А у моста тем временем собралась большая толпа. Люди в удивлении и страхе спрашивали, что случилось, но никто ничего не знал. Все только восклицали:
— Первый раз в жизни видим живого покойника!
Когда стражника развязывали, он молча соображал, как же получилось, что он оказался в гробу? И тут стражник вдруг вспомнил все, что произошло с ним до того, как он опьянел, понял, что вдова ловко обманула его и жестоко над ним насмеялась. Он очень разозлился, быстро вскочил и заглянул под мост. Трупик младенца исчез! Стражник проворчал:
— Когда живой покойник ходит, — злобно проворчал он, — это еще куда ни шло. Но как мог уйти мертвый покойник!?
Он покрутился под мостом, потом поднялся наверх и видит: уже наступил день! По уставу охраны стражник должен был арестовать людей, появившихся на улице ночью, когда хождение запрещено, и перед концом пятой стражи доложить об окончании обхода. А так как уже совсем рассвело, и стражник не явился с докладом, ему полагалась полная мера наказания — тридцать палочных ударов и увольнение со службы!
— Что же это теперь будет со мной?! — воскликнул он, а потом подумал: «Умру я или останусь в живых, но, право же, эту мерзкую бабу сейчас же арестую снова и уж теперь за то, что потерял службу, и деньги из нее вытряхну и отомщу — доведу до погибели!»
Тут же он отправился в Табанголь и стал искать ее дом. Однако все переулки были очень похожи, и один дом нельзя было отличить от другого! Потратив даром полдня, он так и не нашел дом вдовы. Но тут он вдруг вспомнил, что вдова называла свою служанку Пхарволь. Он сразу же подошел к дому, будто похожему на дом вдовы, и окликнул:
— Эй, Пхарволь! Выйди-ка сюда!
Однако Пхарволь не вышла. Вместо нее вышел Куволь. Он уставился на стражника и сказал:
— В этом доме нет Пхарволя, есть только Куволь! Однако какого Пхарволя ты ищешь? Здесь, в двенадцати переулках Табанголя живет много разных Пхарволей-Восьмых лун, Куволей-Девятых лун, Самволей-Третьих лун, Чёнволей-Первых лун и Иволей-Вторых лун [155]! Какого же Пхарволя ты ищешь? Брось-ка ты это глупое занятие и не морочь людям головы!
И рассерженный хозяин ушел в дом. Стражнику ничего не оставалось, как отправиться домой, но по пути он наткнулся на солдат, которым было приказано арестовать его.
И, говорят, ему в самом деле всыпали тридцать палочных ударов и выгнали со службы! Позарившись на чужое добро, он в результате потерял даже свое жалованье. Смешно!
ПОЙМАЛ РАЗБОЙНИКОВ
Несколько столетий назад у подножия гор Чирисан в провинции Чолладо жил один отрок. Фамилия его была Лим, имя Чхунгён, а лет ему было тринадцать. Он не только прекрасно изучил классические сочинения, но и обладал удивительной способностью быстро разобраться в любом деле. Он мог заранее предугадывать события и вовремя принимать правильные решения.
Однажды, решив навестить своих родственников, он отправился, в дорогу и, когда наступил вечер, зашел на постоялый двор. Тут было уже несколько десятков носильщиков с налоговыми деньгами из разных мест [156] и много людей, сопровождающих грузы для государева дворца. Было очень шумно. Выбрав себе местечко поспокойнее, Чхунгён прилег отдохнуть.
Но вот во вторую стражу увидел какого-то парня, который принес во двор большую круглую корзину с дынями, распродал их и ушел. Чхунгён немного повременил, потом вышел во двор, сел перед людьми и спросил:
— Послушайте-ка, уважаемые! Как на вкус эти дыни?
— Так что ж ты не купил их и не попробовал? — спросили те в свою очередь.
— Да мне показалось, что они горькие, потому и не купил! — ответил Чхунгён.
— Что ты болтаешь, — обиделись постояльцы. — Почти про все плоды можно сказать, что они либо сладкие, либо кислые, либо вяжущие, но дыни-то разве могут быть горькими? По-твоему, могут, раз ты не купил их! Но мы-то попробовали их — сладкие-пресладкие!
— Уважаемые господа! — возразил Чхунгён. — У вас пока хороший аппетит, потому и горькое вам показалось сладким! Однако не пройдет много времени — и во рту у вас станет горько, как от собачьей или свиной желчи!
При этих словах люди очень рассердились и стали браниться:
— Ах ты, сосунок несчастный! Чего болтаешь, что нас можно накормить собачьей или свиной желчью? Как смеешь оскорблять старших? Да откуда ты взялся такой, щенок?
— Я живу у подножия гор Чирисан, — ответил Чхунгён. — Однако почему вы изволили так рассердиться на мои слова? Ведь говорят же, если в груди образовался свищ, то муха может отложить свои яички на сердце. Похоже, вы не знаете этого. Видно, вы способны заметить только занозу, которая вонзилась вам под ноготь и колется!
Тут все еще больше рассердились. Кто поднял палку, кто замахнулся кулаком, и, ругаясь, люди хотели уже поколотить его. Но один старик удержал их и, подойдя к Чхунгёну, сказал ему:
— Уж очень чудно ты говоришь. Верно, есть у тебя на уме что-то. Поведай-ка нам об этом!
— Среди вас всех, — ответил Чхунгён, — только один этот старик достаточно догадлив. Все же остальные меня не поняли. Досадно! Но теперь мне стало легче, и я скажу вам все начистоту! Ведь давешний продавец дынь, на самом-то деле, не дыни продавал, а высматривал, сколько здесь людей да какие у них вещи! Я притаился и стал подглядывать. А этот жулик, ничего не подозревая, воровато озирался кругом. Получал деньги за дыни, а сам был поглощен подсчетом людей да товаров. Так и зыркал по сторонам глазами! Тут я и смекнул, что он, без сомнения, соглядатай разбойников. Сначала-то я не стал
