«Ах, так я и знала», — огорчилась Ооикими, но вот незадолго до полуночи, когда неистовый ветер, казалось, готов был все смести на своем пути, принц наконец приехал. Тончайшее благоухание исходило от его платья, сам же он был так красив и так изящен, что Ооикими забыла о своих сомнениях.
Нака-но кими сегодня уже не дичилась, и, судя по всему, чувства принца нашли наконец отклик в ее сердце. Красота ее была в полном расцвете, а праздничные одежды придавали ей еще более блеска. Принц был в восторге. Многих красивых женщин знал он в своей жизни, но Нака-но кими затмила всех. Увидев ее вблизи, он не только не был разочарован, напротив… Все новые прелести открывал он в ней и не мог оторвать взора от ее милого лица.
— Да, прекрасней нашей госпожи не найдешь! — говорили старые дамы, кривя в улыбках безобразные рты. — Досадно, если бы супругом ее стал какой-нибудь простолюдин…
— Лучшей судьбы и желать невозможно.
Они тихонько шептались, осуждая старшую госпожу: «Уж слишком она строптива, не мешает ей быть поласковее». Дамы эти давно миновали пору своего расцвета, но, очевидно забыв об этом, нарядились по случаю столь радостного события в яркие, разноцветные платья, покрыли лица толстым слоем румян и белил, отчего примириться с их безобразной наружностью стало еще труднее. «А ведь и моя молодость позади, — невольно подумала Ооикими. — Разве зеркало не говорит мне о том, что с каждым днем я все больше худею и бледнею? Любопытно, считает ли хоть одна из них себя некрасивой? Они прикрывают волосами щеки, не подозревая, какое жалкое зрелище являют собой сзади, злоупотребляют красками… Но ведь и я… Стоит ли обманывать себя, воображая, что уж я-то не до такой степени дурна собой? Что нос и глаза у меня вполне хороши?»
Огорченная этими мыслями, она прилегла, глядя на сад. «Нет, я недостойна его, нелепо предполагать… Пройдет год, другой, и увядание мое станет еще заметнее. Да, все преходяще…»
Она откинула рукава и, глядя на свои руки, такие тонкие, трогательно-слабые, долго лежала, вздыхая.
Помня, как трудно ему было уехать из столицы, принц боялся и помыслить о том, что ждет их в будущем.
Он рассказал Нака-но кими о разговоре с Государыней.
— Возможно, я не смогу бывать здесь так часто, как хотел бы. Не принимайте этого близко к сердцу. Не будь вы дороги мне, я не приехал бы сегодня. Поверьте, это было непросто. Но мысль, что вы можете усомниться в моей преданности, была невыносима, и я кинулся сюда, забыв обо всем на свете. Боюсь, однако, что впредь слишком многое будет препятствовать мне… Я хотел бы, подготовив все необходимое, перевезти нас поближе к столице.
Искренность его была несомненна, и все же… Стоит ли с самого начала заводить речь о неизбежных разлуках?.. Наверное, люди недаром обвиняют принца в сердечном непостоянстве… Нака-но кими приуныла, внезапно осознав, сколь ненадежно ее положение.
Когда небо посветлело, принц открыл боковую дверь, и они подошли к выходу на галерею. Повсюду стлался густой туман, сообщая этой дикой местности особое очарование. По реке, как обычно, сновали вверх и вниз еле различимые в тумане челны, груженные хворостом, за ними вздымались «белые гребни волн…» (421). «Как все здесь не похоже на то, к чему я привык», — подумал принц, и сердце его затрепетало. Скоро первые лучи осветили края окрестных гор. «Кто в целом мире может сравниться с ней? — думал принц, любуясь прекрасным лицом Нака-но кими. — Разве взращенные в холе и неге принцессы лучше ее? Разумеется, они сестры мне, я всегда гордился ими, и все же… Ах, зачем ночь так коротка? Я еще не успел насладиться ее красотой…» Где-то неподалеку шумно плескала по камням река, вдали виднелся обветшавший мост Удзи. Скоро туман рассеялся, и берег стал казаться еще более мрачным и диким.
— Неужели вы прожили здесь столько лет? — спросил принц, и на глазах у него заблестели слезы.
Нака-но кими смущенно потупилась. Принц был так прекрасен, он клялся ей в верности, обещая, что и в грядущих рождениях… Право, она и мечтать не смела… Вместе с тем она ловила себя на мысли, что даже с Тюнагоном не чувствовала себя свободнее, хотя, казалось бы, за долгие годы должна была привыкнуть к нему. «Не потому ли, что Тюнагон слишком далек от этого мира? — думала она. — Его устремления столь возвышенны, что перед ним невольно робеешь. Но как же все это странно… Раньше принц представлялся мне совершенно недоступным и я стеснялась отвечать даже на самые короткие его письма! А теперь… О, теперь я заранее тоскую, думая о тех долгих днях, которые мне предстоит провести без него».
Но вот уже спутники принца начали многозначительно покашливать. Да он и сам понимал, что пора возвращаться, и, поспешно собираясь в обратный путь, снова и снова сетовал на то, что не сможет часто бывать в Удзи.
Наш с тобою союз
Будет вечен, о дева, живущая
У моста Удзи.
Отчего же один рукав
Ты снова кладешь в изголовье? (393)
Принц все оглядывался, не в силах расстаться с Нака-но кими.
Ужель суждено
Мне жить от свиданья к свиданью
У моста Удзи,
Лишь на то уповая, что вечен
Наш с тобою союз?
Она не сказала ему ни слова укоризны, только смотрела печально, и принц был растроган до слез.
Озаренный мягкими лучами утреннего солнца, он был так красив, что ни одна женщина не устояла бы перед ним. Провожая принца взглядом, Нака-но кими тайком вдыхала еще витавший в воздухе аромат его одежд, и сердце ее громко билось от волнения. Так, видно, и она не умела противиться мирским соблазнам.
На этот раз принц покинул их дом, когда очертания предметов были уже ясно различимы, и дамы с удовольствием разглядывали его сквозь занавеси.
— Тюнагон тоже очень мил, но в его присутствии невольно робеешь… — говорили они. — А принц? Но, может быть, мы просто слишком пристрастны, ведь положение, которое он занимает в мире…
Тем временем принц возвращался в столицу, и печальное лицо Нака-но кими неотступно стояло перед его мысленным взором. Несколько раз он был близок к тому, чтобы повернуть обратно, но, хотя сердце с неодолимой силой влеклось к возлюбленной, страх перед людским злословием оказался сильнее, и принц все-таки вернулся в столицу. Вернувшись же, долго не мог ускользнуть из-под бдительной опеки своих близких. Правда, гонцы от него приходили по нескольку раз в день, и все же… Ооикими верила в искренность принца, но дни шли за днями, а его все не было, и мучительные сомнения начали терзать ее душу. «Мне так хотелось, чтобы сестра не знала в жизни печалей, — думала она, — а похоже, что она еще несчастнее меня…»
Не желая усугублять страдания Нака-но кими, Ооикими притворялась спокойной и беззаботной, лишь твердо решила про себя: «Уж я-то ни за что не пойду по этому пути».
Мог ли Тюнагон не понимать, как огорчает сестер долгое отсутствие принца? Чувствуя себя виноватым, он пристально наблюдал за ним и, лишь убедившись, что чувства его истинно глубоки, немного успокоился: «Быть может, со временем…»
Остался позади Десятый день Девятой луны. Мысли принца то и дело устремлялись к далекой горной усадьбе. Однажды вечером он сидел на галерее, уныло глядя на мрачное небо, готовое разразиться мелким осенним дождем, и размышлял над тем, может ли он самовольно поехать в Удзи? Тут, словно подслушав его мысли, пришел Тюнагон.
«Каково теперь в старом жилище?» (423) — спросил он.
Возрадовавшись, принц уговорил друга сопутствовать ему, и, точно так же как в прошлый раз, они выехали в одной карете.
Чем дальше в горы уводила их дорога, тем яснее представлял себе принц, как тоскливо должно быть теперь его возлюбленной. Всю дорогу он говорил единственно о том, как ему жаль ее.
Когда опустились сумерки, стало так уныло и мрачно, как бывает только в последние дни осени. Моросил холодный дождь, и намокшие одежды молодых людей источали изумительный, поистине неземной аромат. Нетрудно вообразить, как дивились бедные жители гор!
Дамы, предав забвению вчерашние упреки, заулыбались и засуетились, готовя покои для дорогих гостей. Некоторые поспешили вызвать своих дочерей и племянниц, когда-то покинувших Удзи и поступивших в услужение в разные столичные дома. Эти особы, никогда не отличавшиеся душевной тонкостью, позволяли себе отзываться о дочерях принца весьма пренебрежительно. И как же они были поражены, узнав о приезде столь важных гостей!
Ооикими тоже обрадовалась принцу, тем более что в такой день… Правда, она предпочла бы, чтобы он приехал один, без своего услужливого друга. Присутствие Тюнагона смущало ее, однако, невольно сравнивая молодых людей между собой, она вынуждена была признать, что даже принц во многом уступает ему. В самом деле, мало кто из сверстников Тюнагона обладал столь основательным умом и умел держаться с таким достоинством.
