/
84а/ которые на протяжении многих лет участвовали в битвах и сражениях и вкусили горячее и холодное от судьбы, приготовили все необходимое для оказания сопротивления [неприятелю], заткнули бы за пояс несколько стрел из белого тополя, пробивающих гранит, быстро вооружились короткими луками.
Месневи
Войско, [где] все вооружены мечом,
[Где] все, как один, похожи на ресницы жестокой возлюбленной,
Все готовы к битве и сражению,
На голове у каждого шлем, [блестящий], как зеркало.
У всех заткнут за пояс подол мести,
У всех нахмурены брови, в морщинах лбы.
Выступив из городских ворот, они разделились на три отряда. Первый отряд, вооруженный и оснащенный, стал у крепостного рва в ожидании битвы. Второй отряд перешел через ров и, исполненный сильного желания воевать и сражаться, вступил в долину смелости. Третий отряд, пройдя дальше, зашел за нижнюю стену [крепости, и воины его] подняли руки храбрости.
Войска двух сторон встретились.
Месневи
Когда войска обеих сторон приготовились [к битве],
Они выстроились в два ряда, [возвышающиеся] до Плеяд.
Тогда со стороны врагов первыми устремили боевых коней на поле соперничества смелые богатыри, отважные храбрецы, имена которых уже упоминались, вместе с другими воинами долины смелости. Их воинственный клич вознесся до сферического неба, до солнца. Войска могущественного [Абдулла-хана] соблюдали спокойствие до тех пор, пока вражеские войска, миновав первый отряд, не направились ко второму и третьему отрядам [Абдулла-хана]. После этого храбрецы поля битвы и сражения, смелые мужи [из войска Абдулла-хана] вышли из укрытий и все сразу положили на тетиву лука стрелы, охотящиеся за душами, наконечниками стрел, пробивающими гранит, стали убивать несчастных врагов.
Месневи
Смелые храбрецы, похожие на львов и леопардов,
[Подойдя] с двух сторон, вступили в бой,
С криком они схватились друг с другом,
Стали проливать кровь мечом и копьем.
Победоносные войска [Абдулла-хана] при всей своей малочисленности [в битве] имели такое превосходство над этой огромной армией [противника], над войском многочисленным и великолепным, что, если бы Рустам, сын Дастана, увидел [это], он укусил бы палец удивления, если бы очевидцами этого были Гив и Пашан, они бы не раскрыли уста смелости, не стали бы претендовать на мужество.
В конце концов вражеское войско, не достигнув цели, отступило. Победоносное войско [Абдулла-хана] также покинуло долину битв и сражений, [прекратило] бой.
В этот день из числа богатырей Бурхана Хасан-Бури бахадур получил много ран и скончался.
Месневи
Если на улице этой красавицы льет дождь стрел,
Мы покорны [этому], ведь “воля у Аллаха” [624].
Словом, в течение долгого времени, многих дней с обеих сторон каждый день ярко пылало пламя войны и сражения и до крайности /84б/ свирепствовал огонь битвы. [Так продолжалось] до тех пор, пока враги не поняли, что им никак не избежать предстоящих трудностей.
Поэтому они склонились к примирению, заговорили о мире. Его величество [Абдулла-хан], зная, что для торжества [его] власти имеется еще небольшое препятствие, дал согласие на [заключение] мира. Он оставил Каракуль и, направившись в Чечекту и Меймене, поднял знамя возвращения [в те земли].
Рассказ о переселении Науруз-Ахмад-хана из этого мира в место упокоения на том свете
Сказал великий Аллах: “Всякая вещь гибнет, кроме Его лика. У Него решение, и к Нему вы будете возвращены!” [625]. Для всякого человека, для всякого [разумного] живого существа ясно, очевидно и бесспорно, что вечной и бессмертной является лишь сущность пречистого господа мира. Следовательно, вечным и бессмертным есть и будет [только] господь.
Подтверждением этих слов является смерть Науруз-Ахмад-хана. Объяснение этого обстоятельства следующее.
Когда был заключен мир между его величеством [Абдулла-ханом] и врагами, его величество [хан] переправился через Джейхун и поспешно отправился в сторону [Чечекту и Меймене]. Борак-хан вернулся в Самарканд, Бурхан прибыл в Бухару. Когда Науруз-Ахмад-хан по своей воле освободил свое сердце от [забот] о государственных делах, в [месяце] зу-л-када 963/сентябрь — октябрь 1556 года он поспешно выехал из Самарканда и направился к Рабат-и Ходжа [626], расположенному в верховьях канала Даргам [627]. Он испытывал великую радость от постройки плотины [в том месте]. В этом похожем на рай месте, которое является источником радости в душе и покоя в сердце, в исключительно веселом настроении он расстелил ковер увеселения для развлечений и приятного времяпрепровождения. По случаю своего освобождения [от государственных забот] он устроил веселое пиршество. В этой прекрасной местности в обществе сребротелых виночерпиев с утра до ночи, с ночи до утра он пил пурпурное вино, изумрудное вино из сосудов цвета лазури. Постоянно он заботился о том, чтобы веселье не прекращалось. Тюльпаноликие певцы все время пели, а он внимал им.
Стихи
Встань и налей в золотой кубок вселяющую радость влагу,
[Пока] мой череп не стал совком для мусора.
Со своей стороны, он (т. е. Науруз-Ахмад-хан) соответственно своему состоянию напевал нижеследующие слова, и, кроме этих чудесных стихов, ничего не произносил.
Четверостишие
Если не останется чистого вина, о виночерпий,
[Когда] я буду при последнем издыхании, о виночерпий,
Прошу, смочи мне губы [оставшимся] на пробке бутыли
Вином, но не водой, о виночерпий!
[Так продолжалось] до тех пор, пока наконец не произошел удивительный случай и странная картина не подняла завесу со своего лица. В те дни Борак-хан постоянно пил вино и никогда при отсутствии бутылки и чаши на раскрывал рта, как бутон или тюльпан [без поливки]. В конце концов привычка к вину привела к тому, что здоровье его отклонилось от правильного пути. В конце того пиршества он выпил тяжелую чашу смерти из рук виночерпия смертного часа и вручил смерти клад [своей] жизни. /85а/ Мисра: Он перенес [свои] пожитки с высоты трона в подземелье будущей жизни. “Поистине мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвращаемся!” [628]. Ученые Самарканда выразили дату его смерти соответственно обстоятельствам [его смерти]: “Умерший в состоянии опьянения” [629]. За год до этого он (Науруз-Ахмад-хан) совершил набег на Бухару, зажег огонь вражды и сжег запасы пшеничного зерна. Поэтому поэты Бухары обозначили [дату его смерти] словом “хармансуз” [630] (“Сжигающий запасы зерна”).
Рассказ о восшествии благословенного дяди, его величества [Абдулла-хана] Пир-Мухаммад-хана на ханский трон, на царский престол и об украшении хутбы и монет его
