пока вконец не опьянеет. А когда в голове у него помутится, оно не прочь похвастаться своей необыкновенной силой. Велит привязать себя шелковыми веревками за руки и за ноги к тяжелому каменному ложу и единым рывком разрывает путы. На этот раз мы сплели веревки втрое толще обычных. Не порвать их чудовищу! Да еще хотим приплести к ним пеньковых, тут уж ему никак не вырваться. Знайте, что все его тело словно из железа выковано, но в нескольких цунях пониже пупа есть уязвимое место. Чудовище его бережно защищает. Туда-то и нужно нацелить удар боевого меча.
Указав на соседнюю скалу, они добавили:
— Вон там кладовые. Вам лучше спрятаться в одной из них и ждать его прихода. Мы поставим вино на лугу среди цветов, а в роще положим собачьи тушки. Ждите, пока мы не позовем вас.
Хэ послушался совета и спрятался в кладовой.
День клонился к закату, когда с соседней горы медленно, словно паря на крыльях, опустилось что-то похожее на ворох белого шелка, и тут же скрылось в пещере. Мгновенье, и оттуда в сопровождении женщин вышел мужчина огромного роста, с пышной бородой, в белых, волочащихся по земле одеждах. Увидев собачьи тушки, он недоуменно посмотрел на женщин и вдруг прыжком бросился к собакам, схватил первую попавшуюся, стал рвать на куски и пить ее кровь, пока не насытился. Женщины наперебой подносили ему нефритовые чаши с вином. Все смеялись и были необычайно веселы. Выпив несколько доу вина, мужчина удалился, поддерживаемый женщинами. Послышались игривые смешки и хихиканье.
Так прошло немало времени, но вот наконец женщины начали звать Хэ. Он вошел в дом с оружием наготове и увидел белую обезьяну: лапы ее были привязаны к изголовью ложа. Завидя человека, она вся напряглась, силясь порвать свои путы и освободиться, но не смогла. Глаза ее метали молнии. Хэ начал наносить удары мечом, но меч, звеня, отскакивал, словно от камня и железа, однако едва Хэ ударил пониже пупа, как меч вошел по самую рукоять и был выброшен струей хлынувшей крови. Громко застонав, обезьяна сказала:
— Не твое искусство, нет, само Небо убило меня. Но жена твоя ждет сына, не убивай его. Он будет жить при мудром императоре и возвеличит твой род.
Вымолвив эти слова, обезьяна испустила дух.
В кладовых чудовища Хэ нашел множество драгоценной утвари. На полках были расставлены сосуды, полные редких, изысканных яств. Были там редчайшие благовония и два меча, усыпанные драгоценными каменьями. Что´ все сокровища мира по сравнению с этим богатством!
В доме чудовища находилось много женщин неописуемой красоты. Те, что попали сюда лет десять назад, поведали со слезами:
— Несчастная была наша жизнь! Стоило только красоте одной из нас поблекнуть, как бедняжка исчезала неизвестно куда. А у чудовища были вот какие повадки. На рассвете оно совершало омовение. Днем, в жару или в холод, носило оно белое платье на подкладке, а поверх него плащ из грубого шелка, на голове — чалму. Тело его покрывала длинная белая шерсть. Чудовище это часто читало какие-то письмена, написанные на деревянных дощечках. Знаки напоминали почерк «чжань», но разобрать их было невозможно. Кончив читать, чудовище прятало дощечки под одну из каменных ступеней. Иногда ярким солнечным днем, взяв в руки два меча, исполняло оно какой-то танец. Движения его были подобны полету молний, а тело, словно луна, излучало сиянье. Ело чудовище нечасто. Любило каштаны, но самым лакомым его блюдом были собаки. Оно разрывало их на части и жадно пило собачью кровь. Когда время подходило к полудню, чудовище вдруг исчезало. За несколько часов покрывало оно тысячи ли и к вечеру неизменно возвращалось домой. Таковы были его привычки. Пожалуй, ничего другого добавить нельзя. По ночам чудовище не спало, а забавлялось с красавицами, успевая посетить их всех до одной.
Речи его отличались глубиной мысли, и, слушая их, можно было многому научиться, но по своему виду и поведению чудовище все же походило на обезьяну. В этом году, едва на деревьях появились первые листья, оно сделалось вдруг печальным и однажды сказало: «Божество этих гор возвело на меня напраслину, и теперь меня ждет наказание. Буду просить защиту у бессмертных духов, может быть, кара меня минует».
Долго чудовище проливало слезы, глядя на нас, потом сказало: «Это гора особая, никогда не ступал на нее человек. Даже дровосека и того не увидишь с ее вершины. У подножья бродят тигры, волки и другие дикие звери. Добраться сюда может только избранный Небом».
Набрав драгоценных каменьев, нефрита и жемчуга, полководец Хэ вместе с теми из женщин, что еще помнили свой дом, вернулся в лагерь. Ровно через год жена принесла ему сына. Строением тела он походил на своего истинного отца, белую обезьяну. [262] Позже полководец Хэ был казнен чэньским императором У-ди. В свое время дружил он с Цзян-цзуном. Тот любил мальчика за ум и смышленость и часто подолгу оставлял его у себя погостить. Поэтому мальчик не испытал особых лишений. Возмужав, он прославился среди современников как замечательный литератор и каллиграф.
А. Желоховцев
Танская новелла
«Рассказы эти помогут исцелить тело, познать великие учения, поведают о беседах и шутках давно прошедшего, расширят круг виденного и слышанного. Они подобны вечно ценному жемчугу, удивительным яствам, укрепляющим мышцы, великому и непременному порядку суши и вод!» — писал в XII веке Цзэн Цао, ученый собиратель древних новелл. Танские новеллы составили красу и гордость его антологии.
Нашему читателю благодаря прекрасным переводам хорошо знакома классическая европейская новелла. Ознакомление с китайской классической новеллой только начинается.
Сознанию средневекового человека было присуще двойственное представление об окружающем мире. В Европе христианская религия рядом с миром действительным создала вокруг человека свой мир — мир библейской истории, Евангелия, святых и угодников, наконец, загробный мир. В средневековом Китае господствовала конфуцианская идеология, и рядом с нею уживались религии даосизма и буддизма. Герои танских новелл — чиновники — проходят обычный путь служилого конфуцианца, но они рассуждают о бренности, суетности всего земного в духе даосской религии. Миросозерцание танских новелл столь же дуалистично, как и в средневековой Европе, хотя