Отповедь попрошайкам
«Сестры, вы зачем стучитесь?
Лепты ждете? Вот те на!
Кто толкнул вас к этой двери?
Не иначе — сатана!
Собираете вы деньги.
Что же, я — банкирский дом?
Или я — корабль, груженный
Золотом и серебром?
Я — и деньги! Вот так штука!
Хочешь смейся, хочешь плачь.
Если б не моя бородка,
Был бы голым я, как мяч,
Если б золотом владел я,—
Я б его потратил сам,
Будь я болен золотухой,—
Подарил бы ее вам.
Видите, в каком я платье?
Гляньте, дырка на дыре,
Плащ мой лоснится, как ряшка
Келаря в монастыре.
Вылезают мои пальцы
Из разбитых башмаков,
Как из домика улитки
Кончики ее рогов.
Набиваю я утробу,
Если в гости пригласят,
Если ж нет — я утоляю
Только свой духовный глад.
И древней окрестных зданий,
И светлей мое жилье:
Гляньте, — крыша прохудилась,
Солнце светит сквозь нее.
Широки мои владенья,
Велики мои права —
По пословице: гуляка
Всему городу глава.
Если ухожу из дома,
То спокоен я вполне:
Все мое добро — со мною,
Весь мой гардероб — на мне.
Знайте, что, ко мне взывая,
Зря вы тратите труды:
Здесь вовеки не дождаться
Вам ни денег, ни еды.
Было бы умнее клянчить
У меня луну с небес:
Тут отказывать, быть может,
Я не стал бы наотрез.
Если ж у меня монетка
Завелась бы непутем,—
Каюсь, с нею бы я тотчас
Побежал в веселый дом.
С богом, сестры! Проходите!
И не появляйтесь впредь.
Высох пруд, и рыбы нету,
Не закидывайте сеть».
Хоть была моя мамаша
Хрупкого телосложенья,—
Вышел я живым из чрева,
Чтобы клясть свое рожденье.
В эту ночь луна сияла,
Как червонец, над опушкой;
Если б знала, кто родился,
Стала б ломаной полушкой.
Я родился поздней ночью:
Солнце погнушалось мною;
Тучки тоже это место
Обходили стороною.
Ровно в полночь дело было,—
Так в какой же день недели?
Вторник и среда об этом
Пререкаются доселе.
Под созвездьем Козерога
Я рожден, и провиденье
Предопределило, чтобы
Стал козлом я отпущенья.
Я не обойден дарами
Прочих знаков Зодиака:
Красотой я в Скорпиона,
Поворотливостью — в Рака.
Я родителей лишился,
С ними чуть сведя знакомство:
Уберечь решил господь их
От дальнейшего потомства.
С той поры хлебнул я горя:
Столько видел черных дней я,
Что чернильницей бездонной
Мог бы стать для грамотея.
Каждый час судьбина злая
Шлет мне новую невзгоду:
Коль об пень не расшибусь я,
Так ударюсь о колоду.
Если родственник бездетный
Хочет мне отдать угодья,—
Вмиг родится сын-наследник:
Я — лекарство от бесплодья.
Слепота на всех находит,
Коль я еду в экипаже,
Но слепец и тот заметит,
Как ведут меня под стражей.
Может предсказать погоду
Каждый, кто следит за мною:
Налегке я выйду — к стуже,
Потеплей оденусь — к зною.
Если приглашен я в гости,
Дело пахнет не пирушкой,
А заупокойной мессой,
Где гостей обходят с кружкой.
По ночам мужьям-ревнивцам,
Приготовившим дубины,
Чудится во мне соперник,—
Я плачусь за чьи-то вины.
Крыша ждет, чтоб подошел я,
Если рухнуть наземь хочет.
Камень, брошенный в собаку,
Мне, понятно, в лоб отскочит.
Дам взаймы — прощай дукаты;
И притом должник-мерзавец
На меня глядит при встрече,
Будто он — заимодавец.
Каждый богатей грубит мне,
Каждый нищий просит денег,
Каждый друг мой вероломен,
Каждый мой слуга — мошенник,
Каждый путь заводит в дебри,
Каждые мостки — с надломом,
Каждая игра — с потерей,
Каждый блин выходит комом.
Море мне воды жалеет,
В кабаке — воды избыток:
Захочу купаться — мелко,
Выпью — не хмелен напиток.
И торговля и ремесла
Мне заказаны, бог с ними:
Будь, к примеру, я чулочник,
Все ходили бы босыми.
Если б я вступил, к примеру,
В медицинское сословье,—
Воцарилось бы на свете
Нерушимое здоровье.
Холостым был — жил я худо,
А женился — стало хуже:
Взял я в жены образину,
Бесприданницу к тому же.
Говорят, что я рогатый;
Будь притом я травоядный,
Мне б ее стряпня казалась
Не такой уж безотрадной.
Не везет мне и в соседях,
Нет покоя даже в спальне:
Чуть рассвет — кузнец с размаха
Бухает по наковальне,
День-деньской без перерыва
Бьет башмачник по колодке,
Ночью выволочку шорник
Задает жене-молодке.
Если тонким комплиментом
Я хочу почтить сеньору,
То, смутясь, такое ляпну,
Что хоть провалиться впору.
Я зевну, — кричат: «Разиня!»
Оброню платок, — «Неряха!»
Коль румян я, — со стыда, мол,
Если бледен, — мол, от страха,
Бархатный камзол надень я,
Люди скажут: «Вот дерюга!»
Возведи я пышный замок,
Молвят люди: «Вот лачуга!»
Если тот, чье домоседство
Всем и каждому знакомо,
Позарез мне нужен, — слышу:
«Только что ушел из дома».
Тот, кто хочет скорой смерти,—
Пусть мне посулит подарок:
Сей же час отыдет с миром
Без бальзамов и припарок.
И, для полноты картины
Рокового невезенья,
Я, ничтожный неудачник,
Встретил вас, венец творенья.
Сто мужчин при вас, все носят
Званье гордое «поклонник»,
Недостойный этой чести,
Я всего лишь подбалконник.
Так взывал к Аминте Фабьо,
Но прелестное созданье
Не имело и понятья
О его существованье.
Против непомерной поэтической лести
Чтоб воспеть улыбку милой —
Жемчуг песнопевцу нужен:
Как же он прославит зубки,
Не упомянув жемчужин?
Ну, а коренные зубы
Не в пример передним — нищи,
Хоть на них лежит забота
Пережевыванья пищи.
В мадригалах и сонетах
Непременнейшие гости
Перламутровые ушки,
Носики слоновой кости.
Что же провинились локти,
Что о них молчат поэты?
Челюсти, виски и скулы
Тоже вовсе не воспеты.
В виршах множество сравнений
Для слезинок вы найдете,
Но не сыщете полслова
О слюне и о мокроте.
Если дева плачет — бисер
И роса идут тут в дело,
Ну, а что мне надо вспомнить,
Если милая вспотела?
Кудри — золото; но если,
Веря стихотворной справке,
Локон я подам меняле,
Выгонят меня из лавки.
Были женщины из мяса
И костей, теперь поэты
Видят розы в них и маки,
Лилии и первоцветы.
Эх, зеленщики-поэты!
Не грешно вам, пустосвятам,
В ваших виршах травянистых
Женщин приравнять к салатам?
Если ты не шмель, не шершень,—
Губы слаще, чем гвоздика,
И с кораллом лобызаться
Попросту смешно и дико.
Очи зарятся на деньги,
А уста подарков просят,
И, однако, виршеплеты
Без конца их превозносят.
А ведь есть тихони-бедра,
Бессеребреницы-ляжки,
Коим неприсуща зависть
И спесивые замашки.
Вот кому за бескорыстье
Посвящать должны поэты
Оды, стансы, и канцоны,
И романсы, и сонеты.
А рубинам ненасытным
И сапфирам завидущим
Лишь презренье вместо гимнов
Пусть достанется в грядущем.
Алчные уста, о коих
Приторный несете вздор вы,
Называть бы надлежало
Устьями бездонной прорвы.
Глазки, в коих блещет жадность,
Это — язва моровая,
Зубки, рвущие добычу,—
Хищная воронья стая.
Разорительны прически,
Так что волосы, — бог с ними —
Даже черные, как сажа,
Могут зваться золотыми.
Знай: слагая гимны зубкам,
Не вкусишь кончины мирной:
Тощей стервой поперхнешься
Или будешь съеден жирной.
