пировала в их компании. Она возвращалась только к вечеру и совсем не занималась своим домом. Когда она приходила, часто муж ее мягко ей выговаривал, указывал на неудобство такого поведения. Иногда она охотно его выслушивала, но случалось в другие разы с презрением ему говорила:
— Хорошо я попалась, нечего сказать. Тот, кто был еще несколько дней тому назад моим слугой, будет теперь моим господином. Вот что бывает с женщиной, когда она принимает свою ногу за голову. Прошли деньки, когда я могла уходить, когда захочу, и возвращаться безо всякого надзора. Теперь я должна подчиняться власти Джека. Если я гуляю и широко трачу, то ведь не твое состояние я расточаю. Сжалившись над твоей бедностью, я сделала из тебя человека, хозяина дома. Но до самого своего последнего дня я не хочу быть твоей рабой; это, по правде говоря, прямо жалости достойно, что такой молодой парень, как ты, указывает мне на мои ошибки и дает мне наставления, будто я сама не знаю, как себя вести. Клянусь честью, сударь, вы не будете обращаться со мной, как с ребенком, вам не взнуздать меня, как осла. Раз тебе не нравится, что я выхожу одна, я буду ходить три раза туда, куда ходила один раз, и вместо часа буду оставаться там пять часов.
— Ну, что же, — сказал он, — надеюсь, что ты образумишься.
Затем он оставил ее, клокочущую от ярости, и пошел по своим делам.
Так шло время. В один прекрасный день, когда она вышла по обыкновению и оставалась очень долго вне дома, он запер все двери и улегся в кровать. Около полуночи она пришла и стала стучать. Высунув нос в окно, он сказал:
— Так это вы там стучитесь? Подите к ночному сторожу и попросите-ка его предоставить вам кровать, вы не будете сегодня ночевать здесь.
— Надеюсь, — сказала она, — ты не выбросишь меня за дверь, как собаку, и не заставишь меня ночевать на улице, как девку.
— Сука или девка, — сказал он, — для меня это все едино. Я ничего не могу еще прибавить, исключая того, что раз вы вышли на целый день для своего удовольствия, значит, можете оставаться на улице на всю ночь для моего удовлетворения. Все птицы и животные с наступлением ночи идут в место своего отдыха и следят, чтобы во-время вернуться к себе. Разве вы не видите, как даже несчастный паук, лягушка, муха и всякие другие твари возвращаются к себе в определенное время?.. Если же вы, будучи женщиной, не хотите делать так же, то и несите последствия вашего безумия. Затем всего хорошего!
При этих словах жена стала жалобно и смиренно просить его впустить ее и простить ей обиду. Она клялась, что никогда в жизни не будет так поступать. Наконец, муж сжалился над ней, надел башмаки и спустился к ней в одной рубашке. Когда дверь была открыта, она вошла, дрожа от холода; он хотел уже запирать, как она сказала с сокрушением:
— Увы, мой бедный друг, какая неудача — кольцо было, на моей руке еще минуту назад, я его уронила у самой двери. Добрый мой Джек, принеси свечу и помоги мне его поискать.
Джек тотчас же вышел, и, пока он искал непотерянное кольцо, она быстро впрыгнула в дом и захлопнула дверь, оставив своего мужа на улице. Со свечой в руках он звал ее и умолял ему открыть, но она делала вид, что не слышит. Затем она поднялась в свою комнату, забрав с собою ключ. Когда он увидал, что она не отвечает, он стал стучать в дверь изо всех сил. Наконец, она высунулась в окно и закричала:
— Кто там?
— Это я, — сказал Джек. — Что все это значит? Прошу вас спуститься и отворить мне дверь.
— Вот как, — сказала она, — так это ты? Нечего тебе больше делать, как бегать ночью по улицам? Точно пьяный ветрогон, который распугивает всех сверчков; тебе, верно, так тепло, что и дома-то не сидится.
— Нет, прошу тебя, моя крошка, не укоряй меня больше и дай войти.
— Вспомните, сударь, — сказала она, — как только что вы были у окна. Подобно судье, вы насмехались надо мной и не пускали меня войти. А теперь, Джек, мы сквитались. У тебя хватило духа запереть дверь перед носом у твоей жены! Ты, бездельник, говорил мне, чтобы я искала приюта у ночного сторожа. Я даю тебе разрешение пойти посмотреть, не предпочитает ли его жена спать с тобой, а не с мужем. Это вы, бесстыдник, оставили меня так долго зябнуть, что ноги мои замерзли, а зубы стучали. В это время вы читали мне проповедь о животных и птицах; вы рассказывали мне историю о пауках, мухах и лягушках. Пойди-ка теперь, погляди, примут ли тебя мухи, лягушки и паучихи у себя. Почему же ты еще не там? Не бойся, пойди с ними поговори. Я убеждена, что ты их найдешь у себя. И мужья их спят у себя дома.
Терпение Джека подверглось такому жестокому испытанию, что он поклялся выломать дверь, если жена его не впустит.
— Как ты горячишься! А ведь нельзя сказать, чтобы ты был тепло одет. Надеюсь, что этот урок послужит тебе для другого раза. Ты будешь помнить, что выставил меня из моего же дома. На, лови ключ, вернись, когда захочешь, и отправляйся спать со своими товарищами. Со мной ты сегодня спать не будешь.
Она захлопнула окно и пошла спать, задвинув дверь своей комнаты засовом. Муж понял, что было бы совершенно напрасно стараться войти к ней в комнату, а так как было нестерпимо холодно, он нашел для себя место у своих служащих и там крепко заснул. На следующий день жена его встала очень рано, весело приготовила ему горячего подсахаренного вина, принесла его, пока он был еще в кровати, и спросила, как он себя чувствует.
Джек сказал:
— Как тот, кого опутала мегера: чем больше она стареет, тем хуже становится; как люди из Иллирии, которые убивали одним своим взглядом [7], так убивает она своего мужа, вызывая своими поступками его гнев. Уверяю вас [8], жена моя, — сказал он, — ум ваш настолько извращен, что вы меняете, как паук, сладостный цветок доброго совета на злейший яд. Я предоставлю вас впредь вашей природной злобе и не буду больше стараться вас
