*
Был мигом отвязан конь жениха. Она, оглядевшись вокруг,
Понеслась при луне на его скакуне из ворот городских на луг.
На милю едва удалился конь от городской стены,
Как рослый и статный всадник возник пред ней в сиянье луны.
С дороги пыталась она свернуть направо или налево,
Но всадника меж собой и луной все время видела дева.
Его нельзя было ни нагнать, ни обминуть стороной.
И, словно черный агат, под ним лоснился конь вороной.
— О рыцарь достойный, коня придержи, чтоб деве в беде помочь.
Тем самым любовь ее заслужи в эту святую ночь!
Статный седок на своем вороном ехал молча, хоть плачь.
Он — впереди, она — позади. Он — медленно, дева — вскачь.
Гнедой с вороным поравняться не мог. Плетью исхлестанный,
в мыле,
Он под всадницей изнемог от этих бесплодных усилий.
Статный рыцарь подъехал к реке у самого мелководья.
Он молча сдержал вороного коня и отпустил поводья.
Сказал он: — Река темна, глубока и схожа с девой бездушной.
Зачем же рыцарь по ней плывет, воле ее послушный?
Она сказала: — Река слывет подобьем девы бездушной,
Но верный рыцарь по ней плывет, воле ее послушный.
Деву на стрежень выносит гнедой, а вороной — мужчину.
И стали, подхвачены темной водой, они погружаться в пучину.
— Волна захлестнула мои башмаки! Дошло до колен
полноводье.
Во имя творца, перейми жеребца! Из рук ускользают поводья.
— Сгублю свою душу, если нарушу клятву — словам девицы
Не верить, пока не дойдет ей вода по крайности до поясницы!
— Ноет и мечется сердце мое, мне волны — по белые груди.
Становится глубже и шире поток, бурлящий, как в тесной
запруде.
— Поклялся не верить я девы словам — и клятву нарушить
посмею
Только тогда, когда будет вода этой прекрасной по шею!
— Все дальше и дальше берег другой, все выше и выше вода.
О рыцарь, спаси меня, пощади мои молодые года!
Берег реки от нас вопреки усильям коня все дальше.
О рыцарь, юность мою пожалей без коварства и фальши!
Хлещет вода, заливая уста самой несчастной из дев.
Спаси меня, рыцарь, во имя Христа, от смерти, разверзнувшей
зев!
Среди быстрины повернув коня, открыл он деве свой лик.
Над бездной темной из уст вероломной невесты раздался крик.
— Прекрасная Маргарет, свадьба твоя назначена в день Всех
Святых.
Но как жениха и невесту венчать, если их не будет в живых?
О Маргарет, бейся, стараясь доплыть до свадебного веселья,
Покуда тебе не станет вода тошней колдовского зелья!
Убила ты своего жениха в башне, где свет потух,
О Маргарет, и с тобой навек связан покойного дух!
Садовник стоял с первоцветом в руке
Под сенью зеленого древа.
Гибкая, словно ивовый прут,
Шла мимо юная дева.
— Красавица, будь моею женой!
Если подашь мне надежду,
Тебе из благоуханных цветов
Я подарю одежду.
Окутаешь свой белоснежный стан
Рубашкой из лилий охапки,
А ворох душистых левкоев сорвешь
В саду для затейливой шляпки.
На юбку — ромашки пригодны вполне
И радуют взор изобильем.
Для платья нет лучше багряных гвоздик,
Что девы зовут «милый-вильям»!
Ты вскоре наденешь, любовь моя,—
Как только дождусь ответа,—
Из пурпурных роз башмачки, а чулки
Из желтого златоцвета.
На ляжках будут они широки,
Но в меру, — не то чтобы слишком!
А книзу теснее станут чулки
И сузятся к тонким лодыжкам.
Из бархатцев алых, горящих, как жар,
В моем цветнике, на грядке,
И сорванных в поле ржаном васильков
Ты будешь носить перчатки.
— В цветы нарядил ты меня, что дарят
В июле наш сад и луг,
А я приготовлю тебе наряд
Из лютых декабрьских вьюг.
Из ветра восточного шапку надень,
Из первого снега — рубашку,
А грудь укрой ледяным дождем,
Чтоб не ходить нараспашку.
Пригожий рыцарь на лугу девицу встретил вдруг, сэр.
А сено убрано в стога, и тишина вокруг, сэр.
— Любовь моя, — заговорил учтиво рыцарь с девой.—
Поверь мне, будь я королем, ты стала б королевой.
Когда со мною на лугу ты не разделишь страсть, о!
Среди цветущих роз могу я бездыханным пасть, о!
На этой шелковой траве раскрой свои объятья,
И постараюсь твой наряд красивый не измять я.
Отец ведь отдал за него не марку и не фунт!
Ну как тебя я положу на этот мокрый грунт?
Взглянул на запад, на восток, на север и на юг, сэр!
Нигде сухого места нет, кругом росистый луг, сэр!
— Конечно, жалко умереть мне от несчастной страсти,
Но сырости побольше здесь, чем в дьяволовой пасти!
— Наряд отмыв, повешу я его на куст терновый,
И на ветру он поутру встопорщится, как новый!
— Повел бы я тебя в овсы, где высохла земля,
Да переймут у нас коней гвардейцы короля.
— Но у гвардейцев короля я выкуплю коней, сэр,
За десять перстней золотых с игрой цветных камней, сэр!
Они — ну прямо смех и грех! — уселись на коней, сэр.
Он день-деньской, как брат с сестрой, бок о бок ездил с ней, сэр!
Он ездил с ней, как брат с сестрой, хоть умирал от страсти.
И был у девы чудный конь молочно-белой масти!
— Ты жаждешь мой наряд сберечь? Тогда в отцовский дом, сэр,
Езжай со мной, чтоб там возлечь меж пурпуром и льном, сэр!
А дом был обнесен стеной. В калитку дева прыг, сэр!
И за калиткой навесной она пропала вмиг, сэр.
Стоял снаружи молодец, а дева — дверцей хлоп, сэр!
Чесал досужий молодец с досады медный лоб, сэр.
Такой уж горестный удел судил бедняге бог, сэр:
Покуда мог — не захотел, а захотел — не смог, сэр!
Ехал Инвери берегом Ди, не скучал,
На заре у Бреклийских ворот постучал.
«Эй! — кричит он. — Бреклийский Барон! Где вы
есть?!
Вам на гибель мечей тут не счесть, ваша честь!»
Леди Брекли проснулась — слышит, с воли кричат
И коровы в долине тревожно мычат.
«Супруг мой, вставайте и наших коров
Отбейте у Драмуарранских воров!»
«Я встать не могу и вернуть своего —
Если десять их против меня одного!»
«Тогда — эй, служанки! — отвадим беду!
Берем свои прялки — я в бой вас веду!
Был бы муж мой мужчиной — наказал бы воров,
Не лежал, не глядел бы, как уводят коров!»
Тут Барон отвечает: «Я приму этот бой,
Только жаль мне, жена, расставаться с тобой!
Целуй меня, Пэгги, за меч я берусь.
Я войны не хотел, но войны не боюсь!
Целуй меня, Пэгги, но впредь не вини
За то, что меня одолеют они!»
А Как Брекли с копьем поскакал через вал,—
Наряднее мир никого не видал.
А как Брекли с копьем поскакал через вал,—
Наряднее мир никого не видал.
А с Инвери тридцать и трое стоят.
А с Брекли никто — только сам он и брат.
Хоть Гордоны славная были семья —
Не сладить двоим с тридцатью четырьмя.
Исколот кинжалами с разных сторон,
Изрублен мечами, пал наземь Барон.
И от берега Ди и до берега Спей,
Если Гордон ты — горькую чашу испей!
— Ходил ли ты в Брекли, видал ли ты сам,
Как милая Пэг убивается там?
— И в Брекли ходил я, и видел я сам,
Как милая Пэг улыбается там!
С убийцей Барона спозналась она —
И кормит его, и поит допьяна!
— Позор тебе, леди! О, как ты могла?!
Злодею ворота зачем отперла?
— С ним ела она и пила допьяна,
С предателем Инвери спелась она.
Была до утра с ним она, а потом
Проводила из Брекли безопасным путем.
«Через Биррс, — говорит, — через Абойн пойдешь;
Через час за холмы Глентенар попадешь!»
А в людской горевали, а в зале был пир,
А Бреклийский Барон отошел в лучший мир.
