Ознакомительная версия.
И в скором времени, еще до начала вечерни, сторона сэра Ланселота стала одерживать верх, и кони их шагали выше копыта в крови – так много людей было убито в тот день.
И пожалел их снова сэр Ланселот, он удержал своих рыцарей и позволил войску короля Артура отойти с поля боя. Затем и сэр Ланселот удалился со своими силами в замок, и оба войска стали хоронить убитых и раненым прикладывать утоляющие снадобья. Но теперь, когда был ранен сэр Гавейн, рыцари на стороне короля Артура уже не столь пылко рвались в битву.
Тем временем о войне между королем Артуром и сэром Ланселотом распространилась весть по всем христианским землям и достигла наконец через донесения до слуха римского папы. И папа, зная о великой добродетели короля Артура и о высокой доблести сэра Ланселота, который почитался благороднейшим рыцарем мира, призвал к себе одного благородного служителя веры, который в то время находился в Риме (а Французская Книга говорит, что это был епископ Рочестерский), и вручил ему папа буллы со свинцовыми печатями и отправил его к королю с повелением, под угрозой интердикта135 всей Англии, принять назад свою королеву и примириться с сэром Ланселотом.
6
И вот когда прибыл епископ в Карлайль, он показал королю буллы, и король, услышав, что в них написано, не знал, как ему дальше быть: он бы с превеликой охотою примирился с сэром Ланселотом, но сэр Гавейн этого не допускал. На возвращение королевы он согласился, но допустить, чтобы король примирился с сэром Ланселотом, он не согласен был ни в коем случае, он дал только согласие, чтобы вернулась королева. И получил епископ от короля Артура заверения под большой королевской печатью, что, как есть он истинный и помазанный король, сэр Ланселот сможет уехать в неприкосновенности, а королева будет принята обратно, и никто при дворе, ни сам король ни словом не помянут ей того, что было. И верную запись этих условий епископ отвез показать сэру Ланселоту.
Когда он прибыл в замок Веселой Стражи, то объявил и доказал сэру Ланселоту, что послан папой римским с буллами к королю Артуру и к нему. И он объявил сэру Ланселоту, что ему грозит, если он откажется возвратить королю Артуру его королеву.
– Сэр, у меня в мыслях не было, – сказал сэр Ланселот, – отказаться возвратить королеву господину моему Артуру. Я держу ее у себя вот по какой причине: поскольку она была обречена на сожжение из-за меня, я счел моим долгом спасти ей жизнь и защитить ее от опасности, до тех пор пока не объявится заступничество надежнее моего. И вот теперь, хвала Господу, – сказал сэр Ланселот, – папа римский позаботился о королеве и установил меж ними мир. Ибо видит Бог, – сказал сэр Ланселот, – мне в тысячу раз радостнее возвратить ее королю, нежели было раньше ее похитить, при том условии, что я смогу приехать и уехать неприкосновенным и что королева будет на свободе и никогда впоследствии не подвергнется опасности, в чем бы ее ни обвиняли теперь. В противном же случае, – молвил сэр Ланселот, – я не побоюсь оставить ее у себя, пусть даже враги мои нападают на нас еще яростнее, чем прежде.
– Сэр, вам нет нужды, – сказал епископ, – этого опасаться, ибо знайте, повеления папы никто не вправе ослушаться. И ни честь римского папы, ни мое смиренное достоинство не допустят, чтобы вы или королева вновь попали в беду и чтобы вам грозила гибель или поношение.
И он показал сэру Ланселоту все бумаги, и от папы, и от короля Артура.
– Это надежные заверения, – сказал сэр Ланселот, – ибо я всегда готов довериться письму господина моего и его печати, ведь никто не слышал, чтобы он когда-либо нарушил свое слово. И потому, – сказал сэр Ланселот епископу, – поезжайте к королю Артуру вперед меня, приветствуйте его от меня и сообщите, что ровно через семь дней, милостию Божией, я сам привезу к нему королеву. И еще скажите моему достославному господину, что я перед всеми готов защищать честь королевы и ни для кого не сделаю исключения, кроме лишь самого короля и господина моего сэра Гавейна, и то более ради короля, нежели ради сэра Гавейна.
И отбыл епископ и приехал в Карлайль к королю и пересказал ему ответ сэра Ланселота, и покатились у короля слезы из глаз. Между тем сэр Ланселот собрал сотню рыцарей, облаченных в добрые одежды из зеленого бархата и верхом на конях, по копыта покрытых чепраками из той же ткани, и каждый рыцарь держал в руке оливковую ветвь в знак мира. И таким же образом сопровождали королеву двадцать четыре дамы. А за сэром Ланселотом вели двенадцать коней, и на каждом сидели верхом дворянские сыны, и все они были облачены в одежды из белого бархата с золотыми цепями вокруг бедер, и кони покрыты белыми же чепраками по самые копыта, а сбруи унизаны драгоценными пряжками, шиты каменьями и жемчужинами в золотой оправе – всего числом в тысячу на каждом коне. И в подобном же облачении была королева, а также и сэр Ланселот – в одеждах из белой ткани с золотым шитьем.
И вот в таком-то виде, как повествует Французская Книга, сэр Ланселот отправился из замка Веселой Стражи в Карлайль. Он проследовал через весь город в замок, так что все жители могли его видеть. И было там по пути их немало плачущих глаз. Приехав, спешился сэр Ланселот и отдал коня, снял с седла королеву и повел ее туда, где король Артур восседал на своем месте; перед ним же сидел сэр Гавейн и еще многие великие лорды. Увидел сэр Ланселот короля и сэра Гавейна, подвел он королеву за руку, и преклонили они оба перед королем колени. И знайте, многие мужественные рыцари, вместе с королем Артуром, плакали при этом так горько, словно все их родичи до последнего лежали перед ними мертвые!
А король сидел неподвижно, не произнося ни слова. Поглядел в лицо ему сэр Ланселот и встал во весь рост, поднял и королеву с колен, и так сказал он по-рыцарски:
7
– Мой грознейший из королей, вы видите, что по повелению римского папы и вашему я привез вам госпожу мою королеву, как того требует право. Но если есть здесь, кроме вашего величества, хоть один рыцарь, высокого ли звания и рождения или низкого, все равно, который осмелится отрицать, что она верна вам и чиста, то я, сэр Ланселот Озерный, с оружием в руках против него докажу, что она – ваша верная супруга.
Но вы, сэр, послушали лжецов, и это породило великую распрю между мною и вами. Ведь было время, господин мой Артур, когда вы были довольны мною за то, что я защищал госпожу мою, вашу королеву, и вам отлично ведомо, о благороднейший из королей, что она не раз и прежде подвергалась великим опасностям. А раз в прежние времена вы были довольны, когда я за нее сражался, то тем паче, казалось мне, я должен был спасти ее от костра, который грозил ей из-за меня.
Те же, кто передавали вам все эти рассказы, были лжецами, и им досталось по заслугам; ибо, всего вернее, не будь могущество Божие на моей стороне, мне бы не выстоять одному против четырнадцати рыцарей. К тому же они были вооружены и знали, на что шли, я же был безоружен и застигнут врасплох, ведь я был зван к госпоже моей, вашей королеве, а для чего, я не знал, но едва только переступил порог королевиных покоев, как тотчас же сэр Агравейн и сэр Мордред стали кричать мне из-за двери и называть меня изменником и трусом.
– Клянусь, они называли тебя правильно! – воскликнул сэр Гавейн.
– Господин мой сэр Гавейн, – сказал сэр Ланселот, – в той схватке им не удалось выказать себя ни правыми, ни сильнейшими.
– Ну, ну, сэр Ланселот, – сказал король, – я не давал вам причины поступать со мною так, как вы поступили, ибо вы и ваша родня были у меня в чести большей, чем другие рыцари.
– Мой господин, – отвечал сэр Ланселот, – не прогневайтесь, но ведь я и мои сородичи не однажды сослужили вам лучшую службу, нежели другие рыцари; и всякий раз, как вам приходилось тяжко, я избавлял вас от всевозможных опасностей; я всегда по мере сил моих рад был оказать услугу вам и господину моему сэру Гавейну. И в поединках, и на турнирах, и в сраженьях, пеший и конный, я много раз повсюду спасал вас и вас, господин мой сэр Гавейн, и еще многих ваших рыцарей.
– И сейчас я смело скажу, – продолжал сэр Ланселот, – да будет вам всем ведомо, что еще ни разу не встретил я такого рыцаря, который мог бы против меня выстоять в честном бою до последнего. Помилуй меня Господь! С какими бы славными рыцарями мне ни приходилось сражаться, будь то даже сэр Тристрам или сэр Ламорак, я никогда не бился из всех моих сил, ибо щадил их, догадываясь, кто они. И я беру Бога в свидетели, никогда я не питал зла и зависти к добрым рыцарям, добывающим себе славу в поединках, и всегда был рад, если мне встречался рыцарь, хоть недолго могший выстоять против меня, в пешем ли бою или в конном. Только вот, пожалуй, сэр Карадос из Башни Слез, он был боец превосходнейший и муж силы превеликой, и кому и знать это, сэр Гавейн, как не вам, ведь того нельзя не почитать превосходным бойцом, кто великой мощью своею стащил вас с коня, положил поперек своего седла и прикрутил веревками к луке. И в тот раз, господин мой сэр Гавейн, я вас спас и убил его у вас на глазах. А в другой раз я повстречал брата вашего сэра Гахериса и сэра Тарквина, который вез его перед собою, связанного по рукам и ногам. И тогда я спас вашего брата и убил сэра Тарквина и к тому же вызволил из заточения еще шестьдесят четыре рыцаря господина моего короля Артура. И потому говорю теперь, – сказал сэр Ланселот, – что никогда не встречал столь могучих рыцарей и столь искусных бойцов, как сэр Карадос и сэр Тарквин, ибо с ними обоими я бился в полную мою силу. И потому также думается мне, – сказал сэр Ланселот сэру Гавейну, – что и вам не должно об этом забывать. Ибо если я склоню к доброму расположению вас, то, с помощью Божией, я добьюсь и милости господина моего короля Артура.
Ознакомительная версия.
