Ввиду довольно большого объема и неравноценности содержания трактата текст первой и третьей его части печатается не полностью. Вторая часть, представляющая наибольший историко-культурный интерес, публикуется полностью. Перевод с латинского языка осуществлен по публикации А. В. Флоровского Ю. Е. Копелевич. Подготовка к публикации выполнена А. С. Мыльниковым.
О положении иностранцев и их религиях.
Иностранцы, которые постоянно проживают в Москве, - это лютеране и кальвинисты, притом последних меньше, чем первых. Но кальвинисты превосходят лютеран богатством, ибо среди них большинство - купцы. Лютеране отчасти купцы, отчасти чиновники и мастера. Среди мастеров большинство ювелиры, они превосходно приспособились и постоянно заняты работой. Кальвинисты, которых здесь называют реформаторами, - это голландцы, они состоят под покровительством голландской республики и имеют своего резидента. Лютеране, которые предпочитают, чтобы их называли евангелистами, принадлежат разным странам: Швеции, Дании, Ливонии, Гамбургу и т. д. В первое время по прибытии они жили в пределах города, где и теперь есть улица, на которой обитают старожилы. Их считали язычниками, отсюда москвитяне и сегодня называют их улицу «Поганый пруд», или улицей язычников. Там у них был и собор, но однажды царь проходил мимо и услышал в соборе драку (это женщины спорили из-за первых мест). Он не пожелал дальше позволять им совершать свои богослужения в городе, а отвел им место за городом, на Слободе. Расселяясь дальше и постоянно расширяясь за счет новых переселенцев, они заняли лучшую часть Слободы. Лютеране имеют два собора: один каменный, очень большой, расположенный среди обширного кладбища, где хоронят всех иностранцев, другой деревянный. Богослужение у них совершают три священника - они называют их пасторами, - два в каменном соборе и один в деревянном. Содержат этих священников на средства общины. Все эти соборы без колоколов. Они имеют также две начальные школы, в которых преподают два учителя. Обучают также по-латыни, но ученики постигают только чтение и не получают других знаний. Учителя живут частично за счет общины, частично на частные средства, собранные от учеников. Кальвинисты тоже имеют одну каменную церковь, скорее похожую на школу, чем на храм, и одного священника, которого содержат на свои средства, и еще учителя, который обучает их юношество голландской грамоте. Кроме того, есть еще много наставников, которые частным образом на дому обучают купеческих сыновей латыни. Религиозное общественное воспитание, как и самые соборы, как и в других городах, возглавляются старейшинами. Дома у большинства деревянные, красивые, а у многих каменные, похожие на дворцы, сады прекрасно ухоженные, и многие кормятся садами. Одеваются великолепно, особенно женщины, и трапезы устраивают роскошные, в зимнее время дома, а летом в соседних рощах, которых здесь множество и куда они обычно выезжают отдыхать. Разъезжают на конях и в каретах даже простые ремесленники. Войсковые офицеры живут весьма праздно, ибо, если они не в походе, у них нет никаких дел, кроме лишь того, что они по утрам должны приветствовать князя, стоящего во главе посольского приказа, да и то не всегда. В остальное время они ходят друг к другу в гости и проводят целые дни в курении табака и попойках. Они снискали уже у москвитян такое преимущество, что хотя те и презирают их религию, однако предпочитают их католикам, так как их пасторов и их религии они не боятся да еще потому, что получают от них большие прибыли и много подарков. Если кто берет в жены католичку, лютеранку или реформатку, то между супругами заключается соглашение, что, если один из них пожелает принять религию другого, их дети мужского пола унаследуют религию отца, а женского - религию матери, и это так укрепилось, что не может быть нарушено.
Прибывают сюда, кроме того, нерадивые хозяева, мужья, покинувшие жён, дуэлянты, бродяги и люди, которые из-за разных проступков не решаются появляться у себя на родине. Они сами сочиняют себе свидетельства, приложив поддельные печати, будто служили офицерами в войске того или другого государя, и таким обманом присваивают себе здесь военные должности. Это случается часто, и я сам наблюдал несколько примеров. Уж если москвитяне принимают охотно иностранных вояк-бахвалов, то как приняли бы настоящих знатоков?
Первый и второй походы против татар. Начало возмущении после второго похода. Ссылка Голицына
После торжественного посольства, которое светлейший король Польши направил к царям в 1686 г… москвитяне объединились с августейшим и светлейшим королем Польши против общего врага христианства [13]. Вскоре, в начале следующего года, в феврале, они снарядили против татар большое войско, чтобы сдержать их набеги то на царские, то на польские земли. Говорили, что это войско, составленное из москвитян и казаков, содержало двести тысяч человек, командовал им царскою волей князь Голицын [14], и он дошел с этим войском до самой Самары [15]. Самара - это новый небольшой укрепленный пункт на границе москвитян и крымских татар, недавно построенный и укрепленный против татарских набегов [16]. Они хотели продвинуться дальше, но им мешали огромные степи, которые нужно было преодолеть, простирающиеся почти на сорок миль вширь. Но главная трудность заключалась в том, что враг при подходе войска москвитян, там, где оно должно было пройти, сжег всю траву и зелень и сделал дорогу невозможной для лошадей, а тем более для людей. Вдобавок к этому непредвиденному опустошению еще прошла молва, что казацкий гетман Самойлович и его сын вступили в тайный сговор с татарами. Карая за это преступление, Голицын, чтобы поднять свой авторитет и внушить войску страх, сместил гетмана с его должности и отправил в ссылку, а сына его велел казнить перед всем войском, и действия эти одобрила вся Москва (кроме двора Петра). Затем, так и не встретившись с врагом, он бесславно возвратился домой. Говорили, что в этом походе погибло около тридцати тысяч людей от всяких болезней, которых они набрались от заразной воды. Возвратившееся командование упрекали еще и в том, что, покинув те опустошенные степи, они не повернули вправо к Днепру для устрашения очаковских и белгородских татар, более всего доставляющих беспокойство Венгрии, Украине и Польше. Вернувшегося Голицына царь Петр лишь после многих просьб со стороны вельмож допустил к аудиенции. Он его всегда ненавидел, то ли из-за сестры Софьи, именем которой тот правил, то ли из-за пышности, которую тот соблюдал, или из-за зависти его врагов, которые накаляли Петра.
Один год войско отдыхало, затем, снова набравшись сил, в 1689 г. опять двинулось в поход против того же врага, столь же храброе, как и раньше. Командующим опять, как и прежде, был назначен князь Голицын, и это было бы к счастью, если бы он развил дальше одержанную вначале победу. В этом походе он дошел до Перекопа, до самого перешейка Херсонеса Таврического, но ничего не сделал, а только показался в тех местах. Между тем распространялись удивительные слухи, будто под великим ханом Татарии убили коня, будто погиб его сын, четырнадцать мурз пали в бою и большой разгром учинен в татарском войске, многие взяты в плен. Но все это потом так и осталось легендой, так как в триумфальном шествии не видели ни одного пленного. К тому же писали, что в тот день, когда войско отошло к Перекопу, хан прислал к Голицыну одного из мурз для переговоров о мире, которому, как сообщали, князь предложил следующие условия. Во-первых, чтобы татары обязались, что не посмеют больше нападать ни на империю москвитян, ни на Польшу. Во-вторых, что не будут оказывать никакой помощи туркам против христиан. В-третьих, что впредь никогда не будут больше требовать от Московии ежегодной дани в сорок тысяч рублей. В-четвертых, что они отдадут всех христиан, которых до тех пор забрали в плен. Упомянутый мурза, появившись три или четыре раза на аудиенции у князя, возвратился к своим без всякого решения. Другие рассказывали, что в войске, которым командовал князь, было запрещено кому-либо пускать в ход оружие против врага, что никто не вступал в столкновение с неприятелем, кроме казаков и одного-двух московских командиров, что на поле боя не появлялось врагов более тридцати тысяч и убито с обеих сторон очень немного. Трудно установить истину, когда неизвестно, что достигается доблестью, а что хитростью. Сам князь в своем имении Троице при мне (я приезжал туда его приветствовать в свите господина резидента Польши) в присутствии многих бояр и польского резидента похвалялся, что никогда еще москвитяне не добивались большего, чем в этом походе, и еще не слыхано, чтобы такое огромное войско москвитян так быстро дошло до самого перешейка Татарии [17]. Но при дворе Петра обо всем этом думали совсем иначе.
