даже замечательнее, чем разгласила молва, почувствовал, что жестоко поражен любовью, и обратился к Феристено с такими словами:
– Я повелеваю тебе подыскать другую жену, а эту девушку оставить для моей особы, потому что я намерен располагать ею как мне заблагорассудится. А если ты этого не исполнишь в три дня, знай, что я велю снести тебе голову с плеч.
Такие речи причинили Феристено бесконечную муку, и он отвечал королю:
– Сир, неслыханным и жестоким мнится мне ваше предложение; и, чтобы вы могли быстро исполнить ваше суровое намерение, хотя я никогда не был убийцей и потому не заслуживаю смерти, которую вы мне сулите, объявляю вам, что, пока я жив, не отдам свою жену ни вам, ни кому-нибудь другому.
Король посчитал, что сим ответом нанесена ему великая обида (ибо он убил своего брата, за чьего сына отец их король, прежде чем уйти из жизни, велел ему выдать свою дочь; это преступление он совершил, чтобы не исполнять отцовского приказа, а потом осудил племянника и дочь, которой надлежало стать его женой, на вечное заточение), и, зная, что сам он убийца и, по словам Феристено, заслуживает смерти, сказал себе: «Итак, поскольку я убил моего брата, этот юнец хочет своими речами показать, что не он, а я заслуживаю смертного приговора». Полный враждебности, он велел служителям связать юношу и заключить в темницу, а на следующее утро в ранний час бросить в море. Потом, обратившись к отцу девушки, сказал:
– А ты, пока я не дам другого распоряжения, охраняй свою дочь, на которой я в ближайшие дни намерен жениться в согласии с моим законом.
И, кончив свои речи, отпустил от себя несчастных и опечаленных отцов, которые от такой беды пребывали в великом смущении. Когда же он остался один, то, хотя был жестоко распален любовью к Джулле, однако еще сохраняя некую искру разума, захотел спросить мнения своих ученых по поводу сказанного Феристено. Велев им явиться, он изложил все по порядку и приказал дать ему совет. Когда ученые выслушали речь короля, понимая, что у него нет никакого права карать Феристено, самый старый из них отвечал так:
– Я считал бы, сир, лучшим решением выпустить юношу-христианина из темницы: так как он не убийца, несправедливо будет наказывать его смертью. В нашем законе мы находим обещание Магомета, что в день суда он будет гневом своим враждебно преследовать мусульман, которые причинили какую-нибудь обиду христианам, платящим дань.
Хотя эти слова внушили королю великий страх, он не захотел оставить жестокого своего намерения и, снова призвав своих служителей, велел, чтобы несчастного Феристено на следующее утро бросили в море.
Но Бог, справедливый судия невинного юноши, желая избавить его от неправедного королевского приговора и утешить несчастного и скорбного отца, нашел средство к его спасению. У наставника Феристено был сын по имени Джассемен, который, помимо прочих умений, в искусстве копать подземные ходы с помощью жезла был так сведущ, что в короткое время мог проложить дорогу в три или четыре мили; а доходя до любой толстой стены, он тем же жезлом ломал ее и вновь укладывал так, что никто, даже самый приметливый, не мог ничего заметить. Этот юноша вернулся из долгого путешествия поздно в тот самый день, когда приключились все описанные несчастья, и, услышав о жестоком и несправедливом приговоре, вынесенном королем, по нежной любви к Феристено решил избавить его своим искусством от такой беды. Он пошел в комнату к отцу и, все ему объявив, совершенно его утешил.
Когда настала ночь, Джассемен отправился туда, где был заточен Феристено, и, взяв жезл в руку, проложил под землею путь к узилищу. Разрушив стену темницы, он обнаружил несчастного юношу, предававшегося святой молитве. Позвав его и взяв за руку, он долго беседовал с ним и просил хранить бодрость, обещая, что тот еще будет наслаждаться в покое своей Джуллой; и, выведя его из темницы и вернув стене прежний вид, отвел к старому скорбящему отцу. Тот, увидев сына, заплакал от безмерной радости и обнял его. Потом, так как близился день и нельзя было мешкать в долгих разговорах, отец, оборотившись к Джассемену и воздав ему подобающую благодарность за оказанное им великое благодеяние, любезно его просил, чтобы он, избавив Феристено от смерти, спрятал его где-нибудь в городе, покамест они что-нибудь придумают. Джассемен, изъявив готовность, получил от старика много денег, сделал нужные запасы и, сняв дом в соседнем городе подле стен [24], отвел туда Феристено.
Едва настал день, королевские служители, дабы исполнить приказ, направились к темнице, но, войдя, не нашли Феристено; зажегши много светилен, чтобы посмотреть, нет ли где пролома, они увидели, что все цело и невредимо. Ошеломленные приключившимся, они немедленно побежали поведать обо всем королевским советникам. Те, придя в великое изумление, различно толковали это дело; некоторые говорили, что если в темнице нет пролома, это произошло чудесным образом из-за невинности юноши. Другие не соглашались, говоря, что христиане обременены грехами, а причину спасения Феристено усматривали в короле, вынесшем приговор вопреки мусульманскому закону. Но, зная свирепую природу короля, который при мысли, что подкупленные служители позволили Феристено бежать, предал бы их жестокой смерти, они заключили, что этого не надобно ему открывать, и велели служителям вывести из темницы какого-нибудь злодея, заслуживающего смерти, бросить его в море и без дальнего отлагательства возвестить королю, что поутру предали Феристено смерти.
Служители, исполнив это без промедления, принесли весть о смерти Феристено королю; не описать, каким весельем и радостью это его наполнило. Он велел отцу Джуллы, затем что Феристено, бывший ее муж, лишился жизни, привести к нему, королю, свою дочь, на которой он желает жениться в согласии с законом. Боязливый старик, страшась, как бы приключившееся (как он думал) с Феристено не произошло с его дочерью и с ним самим, если сей же час не исполнить волю короля, известил того, что он может располагать его дочерью и всем добром по своему усмотрению.
Несчастная девушка, находясь в столь жалком и горестном положении и зная, что должна доставлять наслаждение тому, кто для своей потехи предал смерти Феристено, навзрыд плача, словно совсем отчаявшаяся, решила лишить себя жизни. Она взяла нож, чтобы перерезать жилы, но ее удержала дочь кормилицы по имени Акель, которая неотлучно с нею находилась. Та сурово порицала Джуллу, говоря, сколь великий грех отчаяние и что, если бы она себя убила, душа ее навек была бы осуждена гореть в карающем пламени преисподней. Такими и многими другими доводами отведя девушку от ее жестокого намерения и немного утешив, она начала говорить, что не надобно так легко верить словам тирана, который разгласил по городу, что предал Феристено смерти, чему она сама никоим образом не может поверить.
– Я хорошо знаю, милая Акель, – с плачем отвечала Джулла, – что ты, видя, как я нуждаюсь в утешении, по безмерной любви ко мне всеми способами стараешься отвести меня от намерения умереть. Но скажи мне, пожалуйста, если даже я не убью себя и останусь в столь злосчастном состоянии, лишившись моего любезного мужа, ты находишь разумным, что я должна принести мое девство в дар столь жестокому и нечестивому тирану и врагу нашей веры?
– Ничуть, – сказала Акель, – и я никогда не стала бы вас к этому побуждать, ибо показала бы мало приверженности и вам, и вере Христовой, с помощью Которого, надеюсь, мы найдем средство от этого бедствия. Вы должны хорошо знать, что нашего духовника всякий почитает человеком весьма доброй и святой жизни; если вам угодно, мы попросим его немедленно прийти к нам. Мы поведаем ему о вашей нужде и желании, и я уверена, что по милости Божией он даст нам полезный и добрый совет.
Скорбная Джулла одобрила это мнение, и они тотчас велели позвать духовника; обо всем ему рассказав, они просили дать им совет в таковом злосчастье, и он, обратившись к плачущей девушке, молвил:
– Дочь моя, какое бы неслыханное дело с нами ни приключилось, мы не должны отчаиваться; напротив, нам следует, прибегая ко Христу, смиренно молить, чтобы удостоил подать нам помощь, ибо Он никогда не оставляет надеющихся на Него. Итак, первым делом вы и я вместе молитвою и постом потщимся умирить гнев Господа
