Сокол
Графскую сокол покинул перчатку.
У бедной крестьянки убил он хохлатку.
Камень крестьянка в обидчика мечет.
Камнем убиты сеньор и кречет.
В галльскую землю зовет чужаков
Графиня-вдова, как корова быков.
Пришелся нам солоно гнет чужеземный.
Народ притесняют, как скот подъяремный.
Не в силах платить непомерную дань,
В крови утопая, бунтует Бретань.
Имущество жгут и друг друга увечат
За то, что убиты хохлатка и кречет.
Крестьяне, в канун иоаннова дня,
Столпились на Черной Горе, у огня.
— Крестьян одолели невзгоды и беды.
Взгляните, — нас тридцать мужчин, кашееды!
Забравшись в бунтарское это гнездо,
Сказал, опираясь на вилы, Кадо:
— Налог живодерам платить — мало чести.
Я первый не дам ничего, хоть повесьте!
— Да будет благой Иоанн мне порукой!
Клянусь я голодных детей моих мукой
И угольем красным святого огня:
Не стану платить, хоть убейте меня!
— Дотла разорен я! Неужто, ей-богу,
С котомкой бродить от порога к порогу?
Ни горстки зерна не осталось в ларе!
А что с нами будет, Кадо, в декабре?
— Со мной не придется тебе побираться.
Запросят ли недруги драки — мы драться!
Чего пожелают — получат сполна.
Война им нужна? Значит, будет война!
— Клянемся мы твердью земной и небесной,
Клянемся водою соленой и пресной,
В свидетели звезды призвав и луну,
Клянемся начать до рассвета войну!
Кадо над смутьянами принял команду:
— Поспеем, друзья, до рассвета в Гверанду!
Затем головню из костра он берет,
И все с головнями пустились вперед.
Жена главаря — не трусливого нрава.
Ее не страшит никакая расправа.
С собой прихватила увесистый кол.
Идет и поет, подоткнувши подол:
— Зачем сыновей народила я мужу?
Чтоб вечно терпеть им бескормицу, стужу,
Да зимней порой подаянья просить,
Да тесаный камень сеньорам носить?
На топливо бревна таскать им в поместье,
Обиды от них получать и бесчестье,
Молчать, бессловесной скотине под стать,
И землю босыми ногами топтать?
Я вас не затем родила, мои парни,
Чтоб графских собак вы кормили на псарне.
Чем корм лошадям задавать или гончим,
Мы всех угнетателей наших прикончим!
Вела их дорога вдоль горного кряжа.
Пастушьи рога, темноту будоража,
Трубили кругом над кострами войны.
— Огнем покараем холопов казны!
Три тысячи сто набиралось в ту пору
Повстанцев, покинувших Черную Гору.
Покуда вступили они в Лангоад,
Пополнили добрых шесть тысяч отряд.
Когда оказались они под Гверандой,
Кадо тридцать тысяч имел под командой.
Шутя прикатили из ланды, с низов,
Под стены Гверанды три сотни возов.
Три сотни возов сухотравного сена
У стен крепостных запалили мгновенно.
И стены таким полыхали огнем,
Что вилы железные плавились в нем.
И с каждой минутой пожара свирепость
Росла, и горящая рушилась крепость,
Где кости трещали в огне и в чаду,
Как грешников кости в кромешном аду.
Как волки в капканах, от боли и жёлчи
Там сборщики податей выли по-волчьи.
Ничто не спасло их от участи злой.
К восходу зари они стали золой.
Прекрасного сеньора Нанна
С невестой обручили рано.
Чету, что рано обручили,
Навек нежданно разлучили.
Жене сеньора Нанна в ночь
Послал господь сынка и дочь.
И восхитили несказанно
Двояшки беленькие Нанна!
— Спасибо, — молвил он жене.—
Ты сына подарила мне!
Захочешь подкрепиться мясом —
Я с поймы прискачу с бекасом
Иль подстрелю лесную лань.
Возьми с меня любую дань!
— Хоть лань — бекасины вкусней,
Не езди в лес, мой друг, за ней! —
А он, с копьем наперевес,
Стремглав летит в зеленый лес
На вороном своем коне,
Ни слова не сказав жене,
И, вопреки ее желанью,
Бросается за белой ланью.
Столь яростна была гоньба,
Что градом пот бежал со лба.
Вот сумерки сгустились в чаще.
Весь в мыле был скакун храпящий.
Увидел Нанн в пещеру вход
Меж пряных трав и светлых вод.
Там фею отражала гладь,
Чесавшую за прядью прядь
Зубцами золотого гребня.
(У фей ведь золота — что щебня!)
С коня, утратившего прыть,
Он соскочил — воды испить.
— Ключей моих мутишь ты влагу,
Но проклянешь свою отвагу.
Ты в жены должен взять меня
Иль проживешь всего три дня,
Иль чахнуть будешь до кончины,
Семь лет подряд, как от кручины.
— Твоих не замутил я вод.
Притом женат я целый год.
Чем брачный свой обет нарушу,
Скорей отдам я богу душу!
Легко сказать! Мы не вольны
Жениться от живой жены.
Пробьет ли завтра иль сегодня
Мой час — рассудит власть господня.
Но петлю мне милей на шею
Надеть, чем звать женою фею!
— О мать, погнал я в лес коня.
Там фея сглазила меня.
Ты приготовь постель мне сразу.
В три дня погибну я от сглазу.
Но от моей любимой скрой,
Что я лежу в земле сырой.
Три дня прошло. Невестки сон
Встревожил погребальный звон.
— Свекровь моя, скажите мне,
Кто умер в нашей стороне?
Я вижу, духовенство в белом
Внизу поет над мертвым телом.
Мне звон протяжный колокольный
Вселяет в сердце страх невольный!
— Дитя мое, три дня тому,
Найдя приют у нас в дому,
Скончался здесь бедняк бездольный.
Откинь, забудь свой страх невольный!
— Скажите правду мне, свекровь,
Где мой супруг, моя любовь?
— Уехал, — молвила свекровь,—
Но скоро встретитесь вы вновь!
— Свекровь моя, какой наряд
Надеть мне в церковь? Говорят,
Не в моде голубой и алый.
— Ты черный выбери, пожалуй!
Подходит к церкви госпожа.
Земля разрыхлена, свежа,
И холм на родовом кладбище
Скрывает новое жилище.
— Кто спит здесь, господи помилуй?
Она глядит на холм унылый.
— Дитя мое, супруг твой милый
Сегодня ночью взят могилой!
Паску, верзила, вздумал красть:
Портновская не кормит снасть.
Теперь мужчины всей Бретани
Французов бьют на поле брани.
Когда, бог даст, придут с войны,
Он снова сядет шить штаны.
Он заступ в пятницу берет
И в гроте роется, как крот.
А к вечеру стремглав назад
Летит, украв у гномов клад.
Припрятал клад, а сам — в кровать!
Ему теперь несдобровать.
«Задвиньте накрепко засов!
Иль не слыхать вам голосов —
«Понедельник, вторник,
среда, четверг и пятница!»
«Помилуй, боже! Гномы — здесь.
И двор заполонили весь!»
Они, перемахнув ограду,
Плясать пустились до упаду:
«Понедельник, вторник,
среда, четверг и пятница!»
Они вскарабкались на дом
И в кровле сделали пролом.
«Дружище, ты в руках чудовищ.
Кладь выбрось, не жалей сокровищ!
В тебе чуть-чуть осталось жизни.
Себя святой водою взбрызни!
Портной Паску, ты сам не свой.
Скорей укройся с головой!»
«Ай, ай! Смеются… Жди подвоха!
Кто улизнет от них — пройдоха.
Спаси меня господь! В пролом
Башку просунул первый гном.
Глаза как жар горят во лбу!
Пролез — и съехал по столбу.
Святая дева! Раз, два, три…
Уже тьма-тьмущая внутри!
О господи! Дышать мне тяжко!» —
Вскричал испуганный портняжка.
Он сразу побледнел как смерть,
А гномы в воздухе — круть-верть!
У них плясать — одно занятье
И выкликать свое заклятье:
«Понедельник, вторник,
среда, четверг и пятница!»
«Как ты храпишь, Паску, бедняжка!
Хоть нос бы высунул, портняжка.
Дружище наш, Паску-портной!
Ты плут, мошенник записной.
К нам приходи плясать в пещеру.
Тебе покажем лад и меру!
Понедельник, вторник,
среда, четверг и пятница!
Когда придет охота красть —
У нас напляшешься ты всласть.
Себе хребет сломаешь, вор!»
— Вдобавок, деньги гномов — сор!
