же не заставил меня изменить доброе мнение о моей собаке.
После долгих споров за и против я в конце концов объявил капитану, что больше доверяю носу моего Трея, чем глазам всех моряков на борту, и смело заявил ему, что бьюсь об заклад на сто гиней (сумма, которую я ассигновал на это путешествие), что мы в ближайшие полчаса наткнемся на дичь.
Капитан — добрейший человек — снова расхохотался и попросил нашего корабельного врача, господина Крауфорда, пощупать мой пульс. Врач исполнил эту просьбу и объявил, что я совершенно здоров. Вслед за этим оба стали о чем-то шептаться, причем я разобрал большую часть их разговора.
— Он не совсем в своем уме, — говорил капитан. — Я не могу по чести принять такое пари.
— Я придерживаюсь совершенно противоположного мнения, — возразил врач. — Он вполне здоров. Просто он больше доверяет обонянию своей собаки, чем здравому смыслу всех офицеров на борту… Он, разумеется, проиграет. Ну, и поделом ему!
— И все-таки, — стоял на своем капитан, — держать такое пари будет с моей стороны не вполне честно. Впрочем, тем похвальнее будет, если я потом верну ему деньги.
Пока шли все эти переговоры, Трей, не меняя позы, продолжал делать стойку и тем самым еще больше укрепил меня в моем мнении. Я вторично предложил пари, и на этот раз мое предложение было принято.
Едва мы успели ударить по рукам, как несколько матросов, которые, сидя в шлюпке, привязанной к корме корабля, занимались рыбной ловлей, убили необыкновенно крупную акулу. Они тут же втащили ее на борт и принялись потрошить. И — подумайте только! — в ее желудке мы нашли не более и не менее как шесть пар живых рябчиков.
Несчастные птицы так долго находились в заключении, что одна из самок уже сидела на яйцах, из которых одно вскрылось как раз в ту самую минуту, когда акуле взрезали брюхо.
Птенцов мы вырастили вместе с котятами, появившимися на свет несколькими минутами раньше. Старая кошка так любила этих птенцов, словно это были ее четвероногие детеныши, и невероятно волновалась, если наседка улетала слишком далеко и долго не возвращалась. В числе рябчиков было четыре самки, из которых постоянно то одна, то другая высиживала птенцов, так что в течение всего пути стол капитана в избытке был обеспечен свежей дичью. Бедняге Трею, в награду за сто гиней, выигранных мною, отдавали по моему приказу все косточки, а иногда ему доставалась и целая птица.
Десятое морское приключение
(Второе путешествие на Луну)
Я когда-то уже рассказывал вам, милостивые государи, о небольшом путешествии на Луну, предпринятом мною с целью достать оттуда мой серебряный топорик. Мне пришлось вторично, и гораздо более приятным способом, попасть туда, и я пробыл там достаточно долго, чтобы познакомиться с рядом вещей, о которых расскажу вам настолько подробно, насколько позволит мне память.
Один мой дальний родственник вбил себе в голову, что где-то должны существовать люди такого роста, как жители королевства Бробдингнег, якобы открытого Гулливером. Мой родственник предпринял путешествие с целью разыскать это королевство и попросил меня сопутствовать ему. Я всегда считал эти рассказы просто выдумкой и так же мало верил в существование какого-то Бробдингнега, как и в существование Эльдорадо [51]. Но родственник мой назначил меня своим наследником, а это обязывало меня к предупредительности.
Мы благополучно добрались до Южного океана, не испытав и не увидев ничего достойного упоминания, если не считать летающих мужчин и женщин, танцевавших в воздухе менуэт или совершавших диковинные прыжки, и тому подобных пустяков.
На восемнадцатый день, когда мы миновали остров Отахеити [52], налетевший ураган поднял наш корабль по меньшей мере на тысячу миль над поверхностью воды и довольно долго продержал его на этой высоте. Наконец свежий ветер надул наши паруса, и мы с невероятной скоростью понеслись вперед.
Шесть недель мы носились над облаками, когда вдруг увидели большой круглый и сверкающий остров. Мы вошли в удобную гавань, спустились на берег и увидели, что страна эта населена. Внизу под нами виднелась другая земля с городами, деревьями, горами, реками, озерами и так далее. Это был, как мы предположили, мир, покинутый нами.
На Луне, — ибо сверкающий остров, к которому мы пристали, был Луной, — мы увидели какие-то существа, летающие на трехглавых орлах. Чтобы дать вам представление о величине этих птиц, достаточно будет сказать, что расстояние от кончика одного крыла до другого в шесть раз превышало длину самого длинного корабельного каната на нашем судне. Так же как мы в нашем мире ездим верхом на лошадях, жители Луны летают на таких птицах.
Тамошний король как раз вел войну с солнцем. Он предложил мне пост офицера. Но я отказался от чести, предложенной мне его величеством.
Все в этом лунном мире отличается необыкновенной величиной. Простая муха, например, немногим меньше нашей овцы.
Излюбленное оружие, которым пользуются жители Луны на войне, — это редьки, заменяющие им копья. Раненный таким копьем мгновенно умирает. Щитами им служат грибы, а когда кончается сезон редьки, вместо нее пользуются спаржей.
Пришлось мне увидеть здесь и уроженцев Сириуса из созвездия Большого Пса, которых бурная жажда деятельности склоняет к таким путешествиям. Лица у них напоминают бульдожьи морды. Глаза помещаются по бокам кончика, или, вернее, нижней части их носа. У них отсутствуют веки, и, укладываясь спать, они прикрывают глаза языком. Обычный рост их двадцать футов. Что же касается жителей Луны, то все они не ниже тридцати шести футов. Название у жителей Луны очень странное: они зовутся не людьми, а «варящими существами», потому что они, как и мы, готовят себе пищу на огне. Еда, впрочем, отнимает у них очень мало времени: они просто раскрывают левый бок и засовывают всю порцию разом в желудок. Затем они запирают бок, пока по прошествии месяца не наступает соответствующий день. Обедают они, таким образом, не более двенадцати раз в году. Такой обычай должен быть по душе любому (за исключением разве обжор или пьянчуг), и каждый, безусловно, предпочтет его тому порядку, который принят у нас.
Радости любви на Луне совершенно неведомы, ибо там как «варящие существа», так и все остальные животные, — одного пола. Все растет на деревьях, которые, однако, в зависимости от растущих на них плодов, значительно отличаются друг от друга как величиной, так и формой своих листьев. Те,
