Что до этого преступления (если правда, то, что открыто написано и обнародовано), то натолкнуло их на него одного только настойчивое, никому из смертных не понятное мнение, будто святая Дева зачата во грехе,— что они вопреки воле божьей и старались утвердить и доказать, вымышленными и странными чудесами.
77. О ДРУГИХ МОНАХАХ
Когда недавно говорили, порицая строгости монашеского устава, о том, что под грубой одеждой скрывается высокомерие и стяжательство, я сказал, что меня не удивляет, если волк под своей грубой шкурой грязно-серого цвета скрывает кровожадность и разбой.
78. О КРЕСТЬЯНИНЕ И ВРАЧЕ
Один глупый крестьянин пришел к врачу с мочой.
Когда тот спросил крестьянина, откуда он, крестьянин ответил: «Ты, доктор, прекрасно узнаешь все по моче» [211].
79. О БОЛЬНОМ КРЕСТЬЯНИНЕ
Крестьянин, у которого жена и все дети умерли от чумы, заболел, наконец, и сам. Когда его стали уговаривать, чтобы он принял святое причастие, он отказался, потому что (как он сам сказал) из-за этого его жена и дети вкусили смерть. Он заверял, что еще пожалуется на это богу.
80. О ГЛУПОМ КЛИРИКЕ
Одного неученого клирика из Констанца спросили те, кого называют экзаменаторами, законного ли он рождения. Он же понял, что они спрашивают о месте его рождения, и ответил, что он не из Законного Рождения, а из Шмиха (так называется его родное село, которое находится недалеко от моего).
81. ОБ ОСЛЕ И НЕВЕЖЕСТВЕННОМ СУДЕ
Так как никто, кроме самих мастеров, не может удачно и верно судить об искусстве, то ни у кого не возникает сомнения, что суждение тех, кто собирается судить о поэзии, музыке и других искусствах, в которых они вообще ничего не понимают и не смыслят, надо вообще отвергнуть как неуместное, грубое и ложное.
Так вышло с ослом, который взял на себя обязанность судить в споре соловья и кукушки о том, кто кого превосходит в пении. Вынося решение, он сказал: «Мне кажется, что кукушка поет гораздо лучше: песня ее ровная, понятная, все время в одном тоне. А ты, соловей, я не знаю, что поешь: то возвышаешь голос и поешь звонко, то низко и громко, то средне — так что слушателям нелегко разобраться, к чему ты клонишь» [212].
82. О ЖАЛОБЕ ВОЛКА НА СВОИ НЕСЧАСТЬЯ
Недавно один человек сочинил немецкое стихотворение, в котором удивительно ловко вывел волка, жалующегося императору Максимилиану, справедливейшему из всех государей, на свои несчастья, на крестьянскую злобу и обиды. Он грозил, что вызовет к нему на суд все крестьянство, говоря следующее: «О, сколь неправедны дела человеческие! О, позорные деяния, достойные кары богов! Да сгинет яростно меня преследующий крестьянский род, самый злобный из всех! Законы, известные всем смертным, позволяют любому, ес-
7 Генрих Бебель ли это нужно для сохранения жизни, свободно добывать себе еду и питье, а эти злобные люди не хотят позволить мне дело, может быть, не столь милосердное, сколь естественное и богом положенное. Если я, страшно голодный, украду у кого-нибудь из них самую ничтожную курицу, гуся или теленка, или же, что должно казаться ужаснее всего, попробую обглодать лошадиный труп, то они ополчаются против меня с такой сворой собак, с таким криком, с оружием, чтоб замучить и убить меня, как никто и никогда не должен поступать и не поступал со своими врагами. О крестьяне! Как же вы слепы! Доколе вы будете так глупы, что станете запрещать мне то, что позволяют законы природы и человеческие законы? Если я для сохранения жизни иной раз украду у кого-нибудь из вас — и это бывает редко — овцу или быка, чтобы утолить свой голод, а не ярость, то я не отбираю у вас силой серебро, золото или железо, муку, овес или пшеницу, или что-нибудь еще, что имеет какую-то цену у людей. Я не беру ничего, кроме еды. Отвергаю даже вино, какое бы оно ни было дорогое. Мне нужны только овцы, быки и вообще скот. Я так благосклонен и милостив к крестьянам, что редко беру у них, только разве в зимнюю пору, совсем голодный, возьму у кого-нибудь из крестьян что-нибудь в счет десятины, положенной мне по праву от бога. А так — я ограничиваю себя лесной добычей. Но послушай, как глупы они еще вдобавок к своей злобе — и пусть бог по справедливости отомстит за меня: дворян и господ своих, праздных священников и толстых монахов, заядлых и главных своих врагов они молят, преклонив колени, и относятся к ним с превеликим почтением — к тем, кто живет их трудом, кровью и мозгом. О, достойное наказанье! О, заслуженные крестьянские беды! Они яростно преследуют меня — невинного, их наставника! Почитают тех, кто у них отнимает не только еду, вино, коней, быков, серебро и золото, но и жен, и целомудренных дочерей, а к тому же часто отбирают и самую жизнь! Чтут тех, вся жизнь которых и неслыханная их роскошь питаются только потом и кровью крестьян! О, божья кара! Вас так много, а вы кормите тех немногих, которые покоятся на груди и лоне ваших дочерей, меня же, ни о чем таком не помышляющего, вы так преследуете! Поэтому я, если только император не прикажет вам жить со мною в мире, объявлю вам вечную войну, которую даже мои внуки будут вести с вашими потомками».
83. О РАСПУТНИЦЕ
Однажды я слышал, как ссорились две бабенки. Когда одна сказала другой: «Ты — распутница»,— другая ответила: «Верно, но ты с радостью была бы на моем месте, однако так безобразна, что никто на тебя не польстится».
84. ОБ ОДНОМ ПРОПОВЕДНИКЕ
Один священник, читая проповедь своим крестьянам, начал так: «Приветствует вас врач Лука...» [213] (как стоит в священном писании). Сказав это, он умолк и не смог больше произнести ни одного слова. Один из стариков, поднявшись, сказал ему: «Поблагодари его и, если когда-нибудь опять пойдешь к нему, передай и ему от всех нас большой привет».
85. О ПРЕИМУЩЕСТВАХ КНЯЗЕЙ
Когда князья пьяны, слуги говорят, что они веселы; когда черны, говорят, что они смуглы; когда глупы, говорят, что честны, простодушны и невинны [214].
86. О ПРОПОВЕДНИКЕ ИЗ МАИНЦА
Говорят, что в Майнце был один проповедник, который часто сурово обличал тех, у кого имелось много бенефициев. Каноники, так сказать, «обенефиченные», едва сносили это и, чтобы обуздать его непомерную болтливость, дали ему самому еще один доходный бенефиций вдобавок к тому, какой у него был. Он его принял и взял обратно свои прежние слова, говоря, что прежде он недостаточно был обучен этому делу и не изведал его сладости.
87. ПОЧЕМУ ИДЕТ ДОЖДЬ, КОГДА
