состоит из девяти разрозненных эпизодов и умещается в 1370 стихов «Романа о Трое» из общего их количества 30316. На этом материале Боккаччо создаст свой первый роман. Остальные источники практически не давали ему никакого дополнительного материала. В 1287 году сицилийским писателем Гвидо делле Колонне была составлена латинская «История разрушения Трои». Никаких новых трактовок событий этим автором не давалось. Как добросовестный компилятор, в изложении он верен Дарету и Диктису, но в большей степени зависит от Бенуа де Сент-Мора, у которого без изменений заимствует фабулу истории Троила и Брисеиды. Неизвестно, насколько хорошо Боккаччо знал французский роман, но, безусловно, он был обстоятельно знаком с его итальянской версией Бендуччо делло Шельто и книгой Гвидо делле Колонне.
III
Роман Бенуа де Сент-Мора в ту эпоху был еще популярен. Он входил в круг досужего чтения неаполитанского общества, тяготевшего ко всему французскому, и считался развлекательной литературой, а не серьезным источником. В качестве последнего прекрасно подходила книга Гвидо делле Колонне, которую не связывали тогда с «Романом о Трое», ошибочно считая написанной ранее. Выбирая чужой сюжет для себя, Боккаччо остановился на этом достаточно сыром материале, вероятно, видя в нем большой потенциал для себя. И не прогадал. Ему удалось создать цельное, до мелочей продуманное повествование, сделав протагониста своим alter ego. «Поэма имеет важное автобиографическое значение, потому что автор любовь своего героя к героине изображает параллельно своей собственной любви к той даме, которую намерен почтить этим сочинением», – пишет английский переводчик «Филострато» Натаниэль Э. Гриффин [14].
Как мы уже говорили, роман открывается прологом-посвящением даме, написанным уже после его завершения. Прологу предшествует эпиграф, объясняющий значение названия, а сразу затем Боккаччо себя называет Филострато, адресуя произведение некоей Филомене. Конечно, имя фиктивное. Как предположил Пьер Джорджо Риччи [15], оно было выбрано в качестве аллюзии на мифологическую Филомелу, которая превратилась в соловья, следовательно, намек на певческий дар адресата. То, что Фьямметта хорошо пела, подтверждает сам Боккаччо в ряде сонетов.
Пролог, важный для понимания замысла, начинается с упоминания «двора любви». Это один из главных элементов куртуазной культуры позднего Средневековья. Знатные юноши и молодые дамы собирались для своеобразной интеллектуальной игры в вопросы и ответы относительно различных любовных казусов. Во Франции наиболее известные «суды любви» практиковались при дворах Алиеноры Аквитанской и Марии Шампанской и были описаны в знаменитом латинском трактате XII века «О любви» Андрея Капеллана. Аналогичные проводились и в Неаполе при дворе просвещенного короля Роберта Анжуйского. Непременный участник «судов», Боккаччо оставил яркое описание их в четвертой книге своего «Филоколо». Но в «Филострато» эта тема служит лишь для экспозиции. Автор обсуждает на диспуте, что предпочтительней: увидеть даму, беседовать с ней или только воображать себе ее. Через осознание своего заблуждения он приходит к истинным страданиям из-за отъезда дамы. Он понимает, что образ, создаваемый поэтическим воображением, не способен заменить реальный, зримый. Уже здесь, может быть невольно, Боккаччо противостоит концепции любви стильновистов и Данте. Его Фьямметта не отстраненная аллегория, не идеал, а женщина из плоти и крови. Ее поэтическое воплощение, Крисеида, по словам Франческо де Санктиса, «сменила Беатриче и Лауру, любовь чувственная любовь платоническую, раньше главным было стремление души улететь на свою родину, на небо, теперь – это радости плоти. Переворот совершился. На смену Данте пришел Боккаччо» [16].
Во второй части пролога сообщается содержание книги и причина, побудившая к ее сочинению.
После второго, стихотворного, посвящения даме автор приступает к рассказу. Мы узнаем, что прорицателю Калхасу, жившему в Трое, открылось пророчество о скором падении города и гибели его жителей. Поступив малодушно, он тайно бежит к врагам, бросив свою дочь на произвол судьбы. Первоначально Крисеида показана в отчаянном положении: как отнесутся соотечественники к ней, дочери предателя? Великодушие Гектора избавляет ее от тревог, она живет тихо и скромно в собственном доме. Она бездетна и вдова, значит, опытна в любви и одновременно свободна. Мужа она потеряла недавно, поскольку носит траурное облачение. В храме на празднике Афины Паллады Крисеиду замечает юноша Троил, один из сыновей царя Приама, и моментально влюбляется. Возможно, Боккаччо здесь вдохновился описанной у Стация сценой первой встречи Ахилла с Деидамией, как раз на празднике в честь Афины (Ахиллеида, I, 285–306). Как и в античной поэме, героя привлекает сперва внешний облик дамы, ее одежда, поза, поведение в толпе празднично одетых красавиц. И лишь затем пламя проникает глубоко ему в сердце. По такому же сценарию создавался миф о зарождении любви Боккаччо к Фьямметте: в храме в Страстную субботу при большом стечении народа поэт видит прекрасную даму в темном облачении, с белым платком. Для Троила, который, напомним, alter ego самого Боккаччо, это месть бога любви Амора, чьим противником он был еще недавно, когда насмехался над влюбленными, играя роль разочаровавшегося знатока женщин. Отныне у Троила одна забота: скрыть любовное чувство от своих же товарищей, а, главное, от тех, над кем еще недавно он потешался. В следующем веке этот сюжет с блеском использует Полициано в начале «Стансов на турнир». Во второй части в повествование введен выдуманный самим Боккаччо персонаж, Пандар, двоюродный брат Крисеиды. Характер Пандара раскрывается почти сразу, в диалоге с Троилом. Это жизнерадостный, добрый человек, готовый поступиться любыми принципами во благо ближнему. Он действует решительно, обладает остроумием и житейской рассудительностью. Образ, близкий Дионео из «Декамерона». Пандаром движет не столько возможная выгода от союза царского сына с его родственницей, сколько искреннее желание помочь в беде другу, чье отчаянное положение он не может не заметить. Троил раскрывается перед ним не сразу, лишь благодаря доброжелательности и логике проницательного друга.
Все диалоги, которыми изобилует эта часть, построены Боккаччо с необыкновенным мастерством, позволившим представить героев выпукло и психологически убедительно. Выяснив обстоятельства, Пандар действует незамедлительно, и можно лишь восторгаться тем, как ловок он в обращении с Крисеидой, которая «строга в вопросах чести», безошибочно находит к ней подход. Свою речь он предваряет молчаливой паузой, возбуждая тем самым в кузине интерес, и затем, играя на женском любопытстве, в непринужденной беседе начинает расхваливать Троила, как опытный купец дорогой товар. Один из самых веских его доводов: «Лови момент, покуда не стара / Красу утратишь как придет пора» (I, 58, 7–8). Наконец, не без труда, он вызывает в собеседнице жалость к Троилу и сомнения насчет обета целомудрия, который она должна соблюдать как подобает недавней вдове. Пандар возвращается к Троилу, оставив героиню в раздумьях, колеблющуюся между долгом и заманчивой перспективой любовного приключения. Не жалость к Троилу, а забота о
