о деяниях Жанны Девы. Он рассказал, будто она была дочерью нищих родителей, и в возрасте около XIIII лет она стала одеваться и вести себя по-мужски, посему ее отец и мать готовы были наказать ее смертью, если бы могли сделать это без ущерба для своей совести, по каковой причине, одержимая адским духом, она их оставила, и с того самого времени кровью и огнем вершила злодеяния против христианской веры, до тех пор, пока не была казнена на костре; также он говорил, что случись ей раскаяться, ей сохранили бы жизнь и обрекли на покаяние, иными словами назначили IIII года тюрьмы на хлебе и воде, из которых она ни дня ни отбывала бы наказания, но в тюрьме с ней обращались бы как с дамой, и враг рода человеческого являлся ей в III-х ипостасях, иными словами под видом св. Михаила, св. Катерины и св. Маргариты, как она то и говорила, и [так] боялся ее лишиться, что указанный враг принимал вид этих III святых и говорил ей: «Злобная тварь, из страха перед смертью ты отказалась от своей одежды, не бойся, мы сумеем тебя спасти от любой беды.» По каковой причине, она без колебаний совлекла с себя все, что на ней было надето и вновь облачилась в костюм, в котором воевала, каковую одежду прятала в соломе, бывшей ей постелью, и доверилась врагу, настолько что заявила во всеуслышание, будто кается в том, что рассталась со своей прежней одеждой. Когда же Университет и все, кто был с ней, увидели, что она закостенела в своем упрямстве, ее передали в руки светской власти и обрекли на смерть. Увидев, что произошла, она взывала к демонам, каковые ей являлись ранее под видом святых, но после осуждения, ни один из них уже не являлся ей несмотря на все призывы, и наконец она решилась заявить о своем раскаянии, но было уже слишком поздно. Также он говорил в своей проповеди, что у арманьяков было IIII женщины, из которых III удалось пленить, ими были указанная Дева, и Перонна, и бывшая с ней, и еще одна доныне бывшая у арманьяков, женщина по имени Катерина де Ла Рошель [1677], которая заявляла, будто бы во время преосвящения драгоценного тела господня, имела видения, в которых получала откровения от Господа Нашего; также он сказал, что все четверо несчастных служили брату Ришару, кордельеру, который сумел соблазнить и увлечь за собой многих в бытность свою в Париже, при храме на кладбище Невинноубиенных а также в других местах, и все четверо женщин полагали его своим добрым Отцом, и в день Рождества Христова в городе Жаржо он трижды причастил названную даму Жанну святым телом господним, за что подвергся суровому порицанию, и также в указанный день дважды причастил Перонну, как свидетельствовали они сами [1678], и те, кто присутствовал во время принятия ими святого причастия.
581. Далее, в сказанном же году праздник Св. Доминика пришелся на воскресенье [1679], и в таковой же день в Париж вернулся регент, за каковым арманьяки следили неотлучно [1680]. Когда же он желал проехать через Мант, они пожелали его захватить, он же, благополучно о том предупрежденный, пересек реку и скакал день и ночь, пока не оказался в Париже, и прибыл через ворота Сен-Жак в день Св. Доминика, тогда как отряд его сдерживал натиск своих врагов вплоть до того, как с той и с другой стороны полегло их больше чем было необходимо. Новость же о том достигла войска, обретавшегося под Лувье [1681], они же, оставив на месте II или же III капитанов, дабы продолжать осаду, вместе со всеми своими людьми [поспешили на помощь], ибо полагали, что регент захвачен в плен, и когда узнали, что это не так, преисполнились решимости, и двигались вплоть до Бове, где всей мощью своей обрушились самым доблестным образом, на бывших в городе, когда те решились на вылазку. Люди же регента через посредство своих шпионов о том прознали, и когда вышли наружу из города, то частью своей встали между городом и арманьяками, в то время как иные двинулись им навстречу, и атаковали их весьма доблестно. Те же защищались также весьма хорошо, но когда завидели других, движущихся на них с тыла, им показалось, что таковых более, чем их было на самом деле. Посему же они сами себя обрекли на поражение, и высшие их капитаны частью были захвачены в плен, частью же убиты, и среди прочих там обретался некий злодей по имени Гильом Пастушок [1682], каковой склонял к прочих к поклонению своей персоне, и двигался сбоку от прочих, и порой показывал им кисти рук своих и также свои ступни, а также свой бок, каковые были запятнаны кровью как св. Франциска [1683]. И также оказался в плену капитан по имени Потон де Сентрайль [1684], воин весьма прославленный, и прочие с ним, и все они доставлены были в Руан [1685].
582. Далее, в день, пришедшийся на середину августа, тысяча IIIIc XXXI года, некий булочник на улице Сент-Оноре [1686], испек хлебный каравай весьма крупный из самой лучшей муки, когда же тот был испечен как тому и следовало быть, он же оказался цветом своим будто пепел [1687], о чем в Париже было множество пересудов, при том, что большинство утверждало, будто это есть знак величайшей беды, каковую следует ждать, другие же утверждали, будто это есть чудо, ибо таковой испечен был в день Вознесения Св. Девы [1688], коротко говоря, Париж весь был взбудоражен таковым дивным событием, и не было человека, каковой не судил бы о нем тем или же иным образом. Таковой же булочник был схвачен и доставлен к парижскому прево [1689] вкупе со своей мукой, засим же парижский прево обязал его испечь [другой каравай], и когда тот исполнил приказание, прилагая к тому все возможное старание, оказалось, что новый хлеб вышел еще уродливей прежнего. Тогда как судьи, посовещавшись между собой, пожелали видеть зерно, и в том зерне не нашли никакого изъяна, и таковое же приказали смолоть и выпечь из него [еще один каравай], однако он оказался ничем не лучше прежних. Тогда же нашлись некие купцы, каковые стали утверждать, будто им множество раз случалось отведать подобного хлеба, и это же происходило в бургундских пределах, и таковой же хлеб весьма хорош и приятен на вкус, цветом же своим он
