бродила всюду и его искала — и нашла в Аргосе, городе на Кипре, в святилище Аполлона Эрифия, и забрала его с собой, но при этом призналась Аполлону в своей любви к Адонису. Аполлон же отвел ее на Левкадскую скалу и велел броситься со скалы; и вот она бросилась — и от любви своей избавилась. Когда же она стала выяснять причину такой перемены, Аполлон отвечал ей, что как прорицатель он знал, что и Зевс, всегда любивший Геру, приходил и садился на эту скалу — и от любви своей передыхал [719].
Но и многие другие, мужчины и женщины, болевшие любовью, от любви исцелялись, спрыгнув с этой скалы. Артемисия, дочь Лигдамида, принявшая участие в войне с Персом, была влюблена в Дардана из Абидоса; отвергнутая, она выцарапала тому глаза, пока он спал; но вожделение ее только росло вследствие гнева богов, и тогда она отправилась на Левкаду и, спрыгнув с той скалы, нашла свою смерть и могилу. А еще Гиппомедонт из Эпидамна, влюбленный в местного мальчика, ничего от него не добившись, поскольку тот испытывал склонность к другому, убил его, а потом отправился на Левкаду, спрыгнул и убил себя. И Никострат, комический поэт, влюбленный в Теттигидаю из Мирины, бросился с той скалы и от любви своей избавился. Буфротиец Макета, говорят, сам был прозван «Белой скалой» — за то, что прыгал четырежды, чтобы отделаться от любовных мучений [720].
И еще множество людей исцелялись подобным образом. Фанагорит Булагор, влюбленный (153b) во флейтиста Диодора, сбросился с той скалы и убился, когда был уже в преклонном возрасте. Убила себя и Родопа из Амиса, прыгнув из-за любви к двум юношам-близнецам из телохранителей царя Антиоха, по имени Антифонт и Кир. Ямбограф Харин, влюбленный в евнуха Эрота, виночерпия Евпатора, доверившись рассказу о той скале, бросился с нее, сломал ногу и умер от боли, обронив перед смертью такие ямбы:
Левкадская скала, обман и зло, гори! Увы, Харин, ямбическую Музу Пустых надежд посулом ты спалила в прах. Страдай же за Эрота так, Евпатор!
Вот и Нирей из Катаны, влюбленный в Афину из Аттики, пришел и бросился с той скалы, и от докуки своей избавился; спрыгнув, он попал в сети какого-то рыбака, и когда их вытащили, вместе с ним там оказался и ларец с золотом; он собирался судиться с рыбаком из-за золота, однако ночью во сне ему предстал Аполлон и отвратил от желания судиться, пригрозив и сказав, что он должен быть благодарен за свое избавление, а не зариться на чужое золото [721].
Еще говорится, что пан — это морская рыбина из породы китовых, обликом похожая на Пана; внутри нее находят камень астерит, который загорается, оказавшись на солнце; используют его и для любовных чар. Такой камень, с резным изображением рыбы пана, был у Елены, и она использовала его как печать. Таково содержание и седьмой книги «Новой истории на потребу многознанию» Птолемея, сына Гефестиона [722].
БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES
Bekker, I., ed. (1824) Photii Bibliotheca. Vol 1. Berolini: typis et impensis Ge. Reimeri. Bowersock, G.W. (1994) Fiction as History: Nero to Julian. University of California Press. Chatzís, A. (1914) Der Philosoph und Grammatiker Ptolemaios Chennos: Leben, Schriftstel-lerei und Fragmente (mit Ausschluss der Aristotelesbiographie). 1. Teil: Einleitung und Text. Paderborn: Ferdinand Schöningh.
Decloquement, V. (2021) “Fallacious Etymology and Puns: Ptolemy Chennus’ Sham Homeric Questions”, in A. Zucker and C. Le Feuvre (eds.), Ancient and Medieval Greek Etymology: Theory and Practice I, 281–304. Berlin; Boston: Walter de Gruyter.
Hartley, B. (2014) Novel Research: Fiction and Authority in Ptolemy Chennus. Doctoral dissertation. University of Exeter.
Henry, R., ed. (1962) “Codex 190 (Ptolémée Héphestion)”, in Id. (ed.), Photius. Bibliothèque. Tome 3: 51–72. Paris: Les Belles Lettres.
Hercher, R. (1856) “Über die Glaubwürdigkeit der Neuen Geschichte des Ptolemaeus Chennus”, Jahrbücher für classische Philologie. Supplementband 1.3: 269–293.
Nikolaev, A. (2011), “†ἀκεσταλίων† ὀρνίθων (Stesich. PMGF 247)”, Mnemosyne 64: 625–628. Peirano, I. (2012) The Rhetoric of the Roman Fake: Latin Pseudepigrapha in Context. Cam-bridge University Press.
Roulez, J.-E.-G., ed. (1834) Ptolemaei Hephaestionis Novarum historiarum ad variam eruditionem pertinentium excerpta. Lipsiae; Aquisgrani; Bruxellis: apud Mayer et Somerhausen.
Stallbaum, J.G., ed. (1825–1826) Eustathii archiepiscopi Thessalonicensis Commentarii ad Homeri Odysseam. 2 voll. Lipsiae: sumptibus Joann. Aug. Gottl. Weigel.
SupHel = Lloyd-Jones, H.; Parsons, P., eds. (1983) Supplementum Hellenisticum. Berolini et Novi Eboraci: Walter de Gruyter.
Tomberg, K.-H. (1968) Die Kaine historia des Ptolemaios Chennos. Eine literarhistorische und quellenkritische Untersuchung. Bonn: R. Habelt.
Valk, M. van der, ed. (1971–1987) Eustathii archiepiscopi Thessalonicensis commentarii ad Homeri Iliadem pertinentes ad fidem codicis Laurentiani. 4 voll. Leiden; New York; Köln: E.J. Brill.
Westermann, G., ed. (1843) ΜΥΘΟΓΡΑΦΟΙ. Scriptores poeticae historiae Graeci. Brunsvigae: sumptum fecit Georgius Westermann.
Cod. 213. Агатархид. О Красном море
Прочитал труды по истории Агатархида, некоторые также называют его Агатаркий. Его родина Книд, он по профессии грамматик, был писцом и занимал должность секретаря Гераклида Лембросского. Он был учеником Киннея.
Агатархид написал Историю Азии в десяти книгах, Европы в сорока девяти книгах, затем описание всего Красного моря и его окрестностей в пяти книгах. Он, кажется, упоминает в последней из своих книг, где, среди прочих причин почему он больше не писал, он говорит, что он стар.
Некоторые говорят, что он написал другие труды, но я не смог на них взглянуть. Он упоминает краткое изложение того, что он написал о Красном море, пять книг о троглодитах, выдержки из поэмы «Лида» Антимаха из Колофона, другое извлечение из собрания о необычных ветрах, выдержки из истории и трактат по искусству жить хорошо с друзьями.
Этот автор, как я смог в этом убедиться при чтении его книг, серьезен и богат изречениями; его речь несомненно великолепнее и достойнее, чем у других. Этот автор не гоняется за необычными словами, хотя вполне овладел искусством блеснуть новым оборотом в предложении, составленном из употребительных слов; кого-нибудь, кто пользуется таким приемом, не видит новизны в его стиле; его речь не менее ясна, чем у того, кто использует обычные слова.
Своим выбором предложений он показывает такую же тщательностью, как и талант; что касается перестановки слов, понятно, что он талантливейший из писателей, особенно в совокупности его трудов, которые были рассмотрены.
Когда он использует риторические фигуры с умерением, их
