— Я не хочу, чтобы ты здесь ложилась ни этой ночью, ни потом.
Асгерд сказала:
— С чего это ты вдруг так переменился? Или что-нибудь случилось?
Торкель сказал:
— Мы оба знаем причину, хоть от меня и долго скрывали. И мало будет тебе чести, если я выражусь яснее.
Она отвечает:
— Можешь думать об этом, как тебе заблагорассудится. И я не собираюсь долго спорить с тобой из-за того, где мне спать. Но выбирай: либо ты меня пустишь и будешь вести себя, как если бы ничего не случилось, либо я тут же назову свидетелей и объявлю о разводе с тобою, и пусть мой отец забирает обратно все мое приданое. И в этом случае я уж больше никогда не стесню тебя в постели.
Торкель помолчал и немного погодя сказал:
— Я рассудил так: поступай, как тебе нравится, я же не стану отказывать тебе этой ночью в постели.
Она без промедления показала, чего ей больше хотелось, и сразу легла. Они недолго пролежали вместе, как все между ними уладилось, словно бы ничего и не было.
Вот и Ауд ложится рядом с Гисли, и рассказывает ему о своем разговоре с Асгерд, и просит его не сердиться, но принять какое-нибудь разумное решение, если он может найти его.
— Я не вижу такого решения, — сказал он, — от которого был бы толк. Все же не стану на тебя сердиться, ибо устами людей гласит судьба и чему быть, того не миновать.
X
Вот прошла зима, и наступают дни переезда. Торкель вызвал своего брата Гисли на разговор и сказал:
— Дело обстоит так, брат, что пришло мне на ум переменить жилье. Короче говоря, я хочу, чтобы мы разделились: хочу вести хозяйство с моим зятем Торгримом.
Гисли отвечает:
— Братьям сподручнее вместе смотреть за своим добром. И, право, я был бы рад, если бы все оставалось по-старому и мы не делились.
— Так не может долее продолжаться, — говорит Торкель, — чтобы мы сообща вели хозяйство. Потому что от этого происходит большой убыток: ведь тебе одному достаются весь труд и все заботы по хозяйству. Я же не прилагаю рук ни к чему, что сулило бы выгоду.
— Не ставь себе этого в вину, — говорит Гисли, — раз уж я тебя не упрекаю. Всяко бывало между нами: случалось, и сходились и расходились.
Торкель сказал:
— Бесполезно говорить об этом. Надо делить имущество. И раз уж я настаиваю на дележе, ты бери себе и дом, и отцову землю, я же возьму движимое имущество.
— Если не остается ничего другого, как делиться, делай что хочешь. Мне же все равно, что делать: делить или выбирать.
Кончили тем, что Гисли делил. Торкель выбрал движимое имущество, а Гисли получает землю. Они поделили и двоих детей, бывших у них на попеченье: мальчика звали Гейрмунд, а девочку — Гудрид, они были детьми их родича Ингьяльда. Девочка осталась с Гисли, а Гейрмунд — с Торкелем. Вот уходит Торкель к своему зятю Торгриму и живет с ним. Хозяйство же переходит к Гисли, и он не может пожаловаться, чтобы оно стало хуже против прежнего.
Вот проходит лето, и настают предзимние дни{14}. В те времена у многих людей было в обычае справлять приход зимы пирами и жертвоприношениями. Гисли не приносил больше жертв с тех пор, как побывал в Вэбьёрге в Дании, все же он, как и прежде, устраивал пиры, и притом со всею пышностью. И вот, когда подходят те дни, о которых шла речь, он делает приготовления к большому пиру. Он зовет на пир обоих Торкелей, сына Эйрика и Богача, своих зятьев, сыновей Бьяртмараи многих других друзей и товарищей. И в тот день, когда гости съезжаются, Ауд заводит такой разговор:
— Правду сказать, недостает здесь, по-моему, одного человека, которого я желала бы видеть.
— Кто же это? — спросил Гисли.
— Это мой брат Вестейн. С ним изо всех людей хотела бы я разделить здесь веселье.
Гисли сказал:
— Я смотрю на это иначе. Я бы дорого дал, чтобы он здесь не появлялся.
XI
Жил человек по имени Торгрим, по прозванию Нос. Он жил во Дворе Носа на восточном берегу Реки Ястребиной Долины. Он был силен в ворожбе и волшбе и был колдун, каких мало. Его-то и приглашают Торгрим с Торкелем к себе, потому что у них тоже шел пир. Торгрим был искусным кузнецом, и рассказывается, что оба Торгрима и Торкель идут в кузницу и там запираются. Вот достают они обломки Серого Клинка, который при разделе выпал Торкелю, и Торгрим делает из него копье. К вечеру копье было готово. На нем были насечены тайные знаки, и древко входило в наконечник на целую пядь.
Рассказывают, что Энунд из Средней Долины пришел на пир к Гисли и, отозвав его в сторону, сказал, что вернулся Вестейн «и можно ждать его сюда».
Гисли немедля зовет своих работников, Халльварда и Хаварда, и велит им ехать на север к Фьорду Энунда и прямо к Вестейну.
— Передайте ему от меня поклон да прибавьте: пусть сидит дома, пока я к нему не приеду, и пусть не появляется на пиру в Ястребиной Долине.
Он дает им узелок, а в нем условленный знак, половинка монеты, на случай, если он им не поверит.
Тогда идут они и берут в Ястребиной Долине лодку, и гребут к Устью Ручья, и, выйдя там на берег, идут к человеку, который жил там во Дворе Берси. Его тоже звали Берси. Они передают ему просьбу Гисли одолжить им двух своих лошадей — их звали Рукавицы, — самых резвых лошадей на всех Западных Фьордах. Тот дает им лошадей, и они скачут до самых Мшистых Полей, а оттуда к хутору Под Конем. А Вестейн уже выехал из дому, и случается так, что он проезжает Мшистые Поля под холмом, братья же едут поверху. Так они разминулись.
XII
Был человек по имени Торвард. Он жил на хуторе Бугор. Двое его людей повздорили из-за какой-то работы, пустили в ход косы и поранили друг друга. Вестейн подъезжает и мирит их так что оба остаются довольны. Потом он пускается к Фьорду Дюри и с ним два норвежца.
Между тем, приехав на хутор Под Конем, Халльвард и Хавард узнают, что Вестейн, оказывается, уже уехал. Скачут они что есть мочи обратно. И, подъехав к Мшистым Полям, видят: скачут люди посреди долины, но их разделяет бугор. Вот скачут они в Медвежью Долину — и только подъезжают к Откосу Арнкеля, как пали обе их лошади. Тогда, оставив лошадей, они бегут и кричат. Тут Вестейн с людьми слышит их, — а они уже выехали на Ягнячий Перевал, — и дожидается, пока те не прибежали со своею вестью. Достали они и монету, которую Гисли послал Вестейну. Вестейн вынимает из кошеля другую половинку и при взгляде на нее сильно краснеет.
— Вы говорите чистую правду, — говорит он, — и я бы повернул обратно, если бы вы нагнали меня чуть раньше. Но теперь текут все воды к Фьорду Дюри, и я поскачу туда же, да и тянет меня туда. Норвежцы пусть поворачивают назад, вы же садитесь в лодку и известите Гисли и мою сестру, что я еду к ним.
Они возвращаются домой и все рассказывают Гисли. Он отвечает:
— Значит, так тому и быть.
Вестейн едет в Ягнячью Долину к родственнице своей Луте. Она перевозит его через фьорд и говорит ему:
— Вестейн, будь осторожен. Это тебе понадобится.
Она перевезла его к Пескам Тинга. Там жил человек по имени Торвальд Искра. Вестейн идет к нему, и Торвальд разрешил ему взять своего коня. Вот скачет он дальше, звеня уздечкой Торвальда, а седло и подпруга у него свои. Торвальд провожает Вестейна до Песчаного Устья и вызывается ехать с ним хоть до самого хутора Гисли. Но тот сказал, что это ни к чему.
— Многое переменилось в Ястребиной Долине, — сказал Торвальд, — и будь осторожен.
На этом они расстаются. Вот скачет Вестейн до самой Ястребиной Долины. Погода была ясная, и светила луна. У Торгримова двора двое загоняли скот, Гейрмунд и женщина по имени Раннвейг. Она привязывает коров в хлеву, а он гонит их к ней. И вот, проезжая через луг, Вестейн встретил Гейрмунда. Гейрмунд сказал:
— Не заезжай сюда в Морское Жилье, а отправляйся прямо к Гисли да смотри будь осторожен.
А Раннвейг вышла из хлева, и человек показался ей как будто знакомым. И, загнав скот, они заспорили, кто бы это мог быть, и идут, переговариваясь, домой. Торгрим со своими людьми сидел у огня, и спрашивает Торгрим, не попадался ли им на глаза какой человек, и еще спрашивает, о чем у них спор.
— Сдается мне, что я узнала Вестейна, который сюда вернулся, — сказала Раннвейг. — На нем был синий плащ, в руке копье, и он скакал, звеня уздечкой.
— А что ты скажешь на это, Гейрмунд?
— Да я плохо разглядел. Но я подумал, что это работник Энунда из Средней Долины, у него был плащ Гисли, а сбруя Энунда и в руках острога.
— Кто-то из вас лжет, — сказал Торгрим. — Ступай-ка в Холм, Раннвейг, и разузнай, что там происходит.
Вот отправилась она и подошла к дверям как раз, когда гости сошлись пировать. Гисли стоял в дверях и, поздоровавшись с ней, пригласил ее войти. Она сказала, что ой надо домой, — «но я хотела бы повидать девочку Гудрид».
Гисли зовет Гудрид, но ее не было.
— Где Ауд, твоя жена? — спросила Раннвейг.
