К подобной же хитрости прибег вождь самнитов Понтий, дабы замкнуть римское войско в Кавдинском овраге. Поставив свое войско за холмами, он переодел нескольких солдат в пастушье платье и, снабдив каждого из них стадом, расставил по равнине. Когда они попадали в руки к римлянам и отвечали на их расспросы о самнитском войске, то все в согласии между собой показывали, как им велел Понтий, что самниты осаждают Ночеру. Консулы, поверив в это, оказались в ловушке в Кавдинском овраге, где были окружены самнитами. Этот успех, одержанный благодаря хитрости, принес бы Понтию великую славу, если бы он послушался советов отца, предлагавшего либо отпустить всех римлян на свободу, либо перебить их всех, но только не останавливаться на среднем пути, «quae neque amicos parat, neque inimicos tollit» [97] . Этот путь в государственных делах всегда пагубен, как было уже показано в своем месте.
Глава XLI
О том, что, защищая отчизну, должно искать славы, но не бояться позора; в этом случае и те, и другие способы хороши
Как было сказано выше, консул и римское войско попали в засаду, устроенную самнитами, которые предъявили им постыднейшие условия сдачи (они должны были пройти под игом и безоружными вернуться в Рим). Консулы были поражены этим требованием, а все войско пришло в отчаяние, но римский легат Люций Лентул сказал, что, по его мнению, ни от чего не следует отказываться ради спасения родины, и так как жизнь Рима зависит от жизнеспособности его войска, необходимо сохранить его любой ценой; и что для защиты отечества хорош всякий способ, ведет ли он ко славе или к позору, ибо, сохранив свое войско, римляне могли впоследствии смыть с себя позор, а обрекая его на гибель, даже со славой, они утрачивали свободу и подписывали себе приговор. Совет легата был принят, и он заслуживает внимания и подражания со стороны всякого гражданина, родина которого окажется в сходных обстоятельствах, ибо когда на весы положено спасение родины, его не перевесят никакие соображения справедливости или несправедливости, милосердия или жестокости, похвального или позорного. Наоборот, предпочтение во всем надо отдать тому образу действий, который спасет ее жизнь и сохранит свободу. Именно так поступают и рассуждают французы, защищая величие своего короля и мощь королевства, и ничто их так не раздражает, как слышать от кого-нибудь: «Совершить то-то и то-то для короля позорно», потому что, как они говорят, их король не может испытывать стыда, какое бы решение он ни принимал, в благоприятных или неблагоприятных обстоятельствах – побеждает он или терпит поражение, – это все, по их мнению, не роняет королевского достоинства.
Глава XLII
О том, что не следует соблюдать обещания, вырванные силой
Когда консулы разоружили свое войско и после перенесенного позора вернулись в Рим, первым в Сенате предложил не соблюдать заключенный в Кавдии мир консул Спурий Постумий. Он сказал, что мирные обязательства взял на себя не римский народ, а он сам и другие дававшие обещание, поэтому народ, чтобы освободиться от их выполнения, должен выдать самнитам консула и всех остальных римлян, заключавших мир. Постумий так настаивал на этом решении, что Сенат удовлетворил его и отправил вместе с другими в Самниум, объявив мир с его народом недействительным. Судьба была столь благосклонна к Постумию, что самниты не стали его удерживать, и он вернулся в Рим, стяжав среди его жителей – благодаря поражению – большую славу, чем Понтий у самнитов вследствие своей победы. Тут следует сделать два замечания: во-первых, любой поступок может принести славу, потому что если победы всегда сопровождаются ею, то при поражении ты можешь доказать, что в нем не было твоей вины, или каким-нибудь доблестным поступком смыть его позор. Во-вторых, в несоблюдении обещаний, к которым ты был вынужден силой, нет бесчестья, и обещания, данные в публичных делах под давлением силы, никогда не будут соблюдаться, если это давление ослабнет, причем нарушителей нельзя будет посчитать бесчестными. Во всех историях можно прочитать о многих подобных случаях; наблюдаются они всякий день и в наше время. Государи не только не соблюдают вынужденные обещания, когда побудившие к этому силы перестают действовать, но нарушают и все прочие обещания, если у них нет больше причины соблюдать их. Похвально ли это или нет и должен ли государь придерживаться подобного образа действий, подробно обсуждено нами в трактате De Principe [98] , поэтому теперь мы об этом умолчим.
Глава XLIII
Природа людей, рожденных в одной стране, во все времена почти одна и та же
Мудрые люди очень справедливо и не зря говорят, что желающий предвидеть будущее должен обратиться к прошлому, потому что все события в мире во всякое время могут быть сопоставлены с подобными же им в старину. Происходит это оттого, что действуют в них люди, и прежде и ныне обуреваемые одними и теми же страстями, и это с необходимостью приводит к одинаковым результатам. И бесспорно, что деяния их в той или иной стране могут быть более доблестными, чем в других, в зависимости от той формы воспитания, которую внушил этим народам их образ жизни. Познание будущего через прошедшее облегчается еще и тем, что отдельные народы, как можно убедиться, на протяжении длительного времени сохраняют одни и те же нравы, проявляя постоянную скупость или постоянное коварство или выказывая другие подобные пороки или добродетели. Кто прочитает о событиях, пережитых нашей Флоренцией, и рассмотрит также происшествия, случившиеся в недавнее время, тот обнаружит, что немцам и французам присущи жадность, высокомерие, жестокость и вероломство, ибо эти четыре качества в разное время принесли большой вред нашему городу. Что касается исполнения обещаний, всякий знает, сколько раз король Карл VIII получал деньги, обещая вернуть пизанские укрепления, чего он так и не сделал. В этом проявились его вероломство и великая алчность. Но оставим эти свежие события. Всякий может удостовериться в том, что произошло во время войны флорентийского народа против миланских герцогов Висконти. Лишенная других средств, Флоренция помышляла призвать в Италию императора, дабы он употребил весь свой вес и все свои силы против Ломбардии. Император пообещал выступить с большим войском для подавления Висконти и защитить Флоренцию от этой угрозы, если флорентийцы уплатят ему сто тысяч дукатов на сборы и еще сто тысяч в Италии. Те согласились на его условия и выплатили обе суммы, но император, дойдя до Вероны, обратился вспять, ничего не добившись и оправдывая свое бездействие тем, что уговор не был исполнен. Так что если бы Флоренция не уступила велению нужды или своему влечению, а ознакомилась бы с повадками варваров и прочла о них в старинных книгах, то ей не пришлось бы на этот раз, как и много раз раньше, в них обмануться, ибо они всегда действовали одинаковым образом и во всех случаях со всеми партнерами применяли одни и те же приемы. Так же они поступили в старину с тосканцами, которых притесняли римляне и которые были несколько раз разгромлены и принуждены к бегству. Не в силах больше сопротивляться римлянам, тосканцы предложили заплатить французам, обитавшим по эту сторону Альп в Италии, определенную сумму денег за то, что они присоединятся к ним со своим войском для борьбы с римлянами. Французы, взяв деньги, не пожелали потом вступать в войну, утверждая, что это была плата не за помощь в военных действиях против Рима, а за то, чтобы они воздержались от нападения на земли тосканцев. Таким образом, тосканцы из-за жадности и вероломства французов лишились одновременно и своих денег, и ожидаемой помощи. Этот пример с древними тосканцами и современными флорентийцами показывает, что у французов всегда были одни и те же повадки, и по нему можно судить, насколько государи могут им доверять.
Глава XLIV
Отвага и натиск часто помогают добиться того, чего не удается достичь обычными способами
Когда на самнитов двинулось римское войско, которому они не могли противостоять в сражении, было решено оставить на землях Самниума небольшую охрану, а со всей армией пройти в Тоскану, замирившуюся с римлянами, и посмотреть, не удастся ли своим присутствием заставить тосканцев снова взяться за оружие, в чем они отказали самнитским послам. Обращаясь к тосканцам, самниты указали причину, заставившую их прибегнуть к оружию, причем употребили примечательное выражение: «Rebellasse, quod pax servientibus gravior, quam liberis bellum esset» [99] . Так отчасти уговорами, отчасти благодаря присутствию своего войска они побудили тосканцев вооружиться. Здесь следует заметить, что если один государь хочет добиться чего-либо от другого, он должен, если это позволяют сделать обстоятельства, не оставлять ему времени для раздумий и поставить его перед необходимостью скорого решения, а для этого нужно, чтобы просимый убедился, что отказ или промедление обернутся для него тотчас же опасным недовольством просящего государя.
